— Что ж, судьбе было угодно поручить вас моим заботам, — сказал он. — Боюсь, ваш родственник сильно захворал. У него приступы лихорадки. Я распорядился устроить его как можно удобнее и послал к нему сиделку, но какое-то время он не сможет продолжать путь.

Она расстроенно понурила голову.

— Вам эти покои кажутся столь неудобными, что вы хотите поскорее их покинуть? — Он, конечно, шутил, но в его голосе слышалось любопытство.

— Что вы, ваше сиятельство, вовсе нет. Просто…

Она замолчала, не найдя ответа, кроме того, что ей хотелось, чтобы это путешествие закончилось, а не прервалось на середине. Она не знала женщину, к которой ехала, женщину, с которой у нее даже не было кровного родства, ибо та была родственницей ее дяди; женщину, наделенную властью и богатством, которую провидение после недавней смерти этого дяди каким-то образом подтолкнуло написать письмо с предложением взять в свой дом Софию.

Дом. Слово это манило ее тогда так же сильно, как сейчас.

— Просто, — продолжила она неуверенно, — меня будут ждать на севере.

Герцог минуту смотрел на нее, потом сказал:

— Прошу вас, садитесь.

Она кое-как опустилась на узкий диванчик у окна, он же занял бархатное кресло напротив, продолжая с любопытством рассматривать ее.

— Мне сказали, вы едете к графине Эрролл. В замок Слэйнс.

— Да, сэр.

— И какое отношение вы имеете к этой удивительной женщине?

— Она состояла в родстве с моим дядей Джоном Драммондом.

Он кивнул.

— Но вы не Драммонд.

— Нет, сэр. Моя фамилия Патерсон. Моя тетя вышла замуж за Драммонда. Я живу у них с восьми лет, после того как умерли мои родители.

— Как они умерли?

— Их обоих забрала дизентерия, ваше сиятельство, по дороге в Дарьен.

— В Дарьен! — Голос его прогремел, как удар молота по наковальне.

Ей было известно, что он был яростным поборником шотландской мечты основать колонию в Новом Свете на вытянутом клочке суши между Северной и Южной Америкой. Многие поверили в то, что это предприятие осуществимо, вложили в него все свои средства, полагая, что это даст шотландцам контроль над обоими морями, откроет самый выгодный путь в Индию. Если грузы перевозить через перешеек по суше от одного моря к другому, это принесет неисчислимые богатства и страна обретет неслыханное доселе могущество.

Отец ее, поверив в мечту, продал все, что у него было, и отправился с первой экспедицией. Но золотые мечты обернулись ночным кошмаром. И Англия, и Испания воспротивились шотландскому прожекту, и теперь в Дарьене не осталось ничего, кроме туземцев и опустевших хижин тех, кто должен был создать империю.

Герцог Гамильтон был известен своей неприязнью к тем, кто приложил руку к краху Дарьена.

— Благодарите Господа, что не отправились с ними, иначе тоже расстались бы с жизнью, — сочувствующим тоном произнес он и, немного подумав, спросил: — Быть может, вы состоите в родстве с Уильямом Патерсоном?

Этот купец был известным искателем приключений. Он первый подумал о Дарьене и заварил эту кашу.

Она сказала:

— Кажется, он мой дальний родственник, но мы никогда не встречались.

— Что вам, возможно, только на пользу. — Он улыбнулся, откинулся на спинку кресла и на минуту задумался. — Так вы намерены продолжить путь на север, в Слэйнс?

Она взглянула на него, не смея надеяться…

— Вам понадобится проводник, способный защитить вас от опасностей, которые подстерегают путешественника в дороге, — продолжил он в задумчивости. — У меня есть на примете один человек, который подойдет для этого, если вы доверитесь моему суждению.

— Кто этот человек, ваше сиятельство?

— Священник по имени мистер Холл. Он знает дорогу в Слэйнс — бывал там по моим поручениям. С ним вам нечего бояться.

Нечего бояться. Нечего бояться.

Она снова начала сползать с лошади, и мистер Холл протянул руку, чтобы поддержать ее.

— Добрались, — ободряюще произнес он. — Я уже вижу огни Слэйнса впереди.

София встряхнулась, прогоняя сон, и всмотрелась в вечерний туман, клубившийся на бесплодной равнине вокруг них. Она тоже увидела свет: маленькие желтые точки, горящие в черных башнях и неприступных стенах. Внизу шумело невидимое Северное море, а чуть ближе неожиданно громко и неприветливо залаяла собака.

Когда она в нерешительности остановила лошадь, дверь распахнулась и по пропитанной влагой земле пробежала полоса теплого света. К ним вышла женщина в траурном платье вдовы. Она была немолода, но красива. Голова ее была не покрыта, плечи не защищали ни шаль, ни плащ, и шла она, не разбирая дороги.

— Вы очень вовремя, — произнесла она. — Мы как раз садимся ужинать. Отведите лошадей в конюшню. Там найдете конюха, он вам поможет, — сказала она мистеру Холлу. — А девушка может идти со мной. Наверняка она захочет помыться с дороги и переодеться. — Она протянула руку, помогая Софии спешиться, и представилась: — Я — Анна, графиня Эрролл и до женитьбы моего сына хозяйка Слэйнса. Но, боюсь, что твое имя я запамятовала.

После долгого молчания голос не послушался девушку, и ей пришлось прочистить горло, прежде чем она смогла говорить.

— София Патерсон.

— Что же, — произнесла графиня с улыбкой, выглядевшей довольно неуместно на фоне безрадостного пейзажа у нее за спиной, — добро пожаловать домой, София.

Кто-то стучал в дверь коттеджа.

Осознать, что раздался какой-то посторонний звук, мне удалось не сразу. Я с трудом оторвала голову от руки, растянутой на твердом деревянном столе, где она пролежала уже несколько часов. Мой ноутбук устал меня ждать и переключился на экранную заставку — мириады звезд, летящие мне навстречу, словно я на неимоверной скорости несусь сквозь вселенную.

Я поморгала, пытаясь вспомнить, как заснула, потом нажала клавишу и стала смотреть на побежавшие по экрану слова. Я не верила, что они там окажутся. Не верила, что действительно написала их. Я не умела писать быстро, и пятьсот слов за день было для меня настоящим достижением. Ну а если мне удавалось написать тысячу слов, это уже становилось поводом для праздника. Вчера вечером я написала в два раза больше, да с такой легкостью, что наутро решила, будто это мне приснилось.

Но это был не сон. Передо мной были доказательства: четкие черные буквы на белом экране. Я почувствовала себя так, как если бы открыла глаза и увидела за окном пасущегося динозавра. Неуверенной рукой я еще раз сохранила документ и послала его на печать.

В дверь снова постучали. Я потянулась, встала и пошла открывать.

— Не хотел вас будить, — извиняющимся тоном произнес Джимми Кит, хотя извиняться ему было не за что, потому что, насколько я могла судить, уже почти наступил полдень.

— Вы меня не разбудили, — солгала я и сжала зубы, чтобы подавить предательский зевок. — Прошу, входите.

— Я тут подумал, может, вам помощь понадобится. С «Агой», к примеру.

С собой он принес холод, впитавшийся в его куртку вместе с соленым морским ветром. Что творилось у него за спиной, я не могла видеть из-за тумана, который завис над волнами, как облако, слишком тяжелое, чтобы его унес ветер. Оставив облепленные грязью ботинки у двери, он прошел мимо меня на кухню и открыл дверцу печи, чтобы посмотреть на огонь.

— Погас! Так я и знал. Нужно было меня позвать.

Он выгреб золу и бросил в печь новую порцию угля. Движения его были такими быстрыми и аккуратными, что я вдруг снова подумала: чем он зарабатывает на жизнь? Или чем зарабатывал? Я спросила его об этом.

Он посмотрел на меня.

— Я был кровельщиком.

Делал и чинил крыши. «Что ж, понятно, почему он выглядит так, будто всю жизнь провел на открытом воздухе», — подумала я.

Он спросил, чем занимаюсь я, и снова вместо «в» прозвучало «ф».

— А о себе что пофедаете? — Он кивнул на компьютер и принтер, все еще гудевший на длинном деревянном столе у дальней стены. — Это фам для чего?