К всеобщему удивлению, полковник Михалакиев не отклонил и не отсрочил этой встречи. Он как будто стремился к ней больше нас. В его кабинет мы вошли вчетвером.

- Ну, кто будет говорить? - спросил полковник, равнодушно взглянув на нас. Мы заметили, что у сидящего перед нами пышущего здоровьем и силой человека на редкость отталкивающий взгляд зверя, как будто бы обдумывающего, продемонстрировать свое безразличие к жертве или с остервенением наброситься на нее.

- Я буду говорить, господин полковник, - вышел вперед Валентин.

- Хорошо, - согласился Михалакиев и пристально посмотрел на него. Холодная маска на лице полковника не выдавала никаких чувств. - Хочу знать: чего вы требуете?

- Мы пришли протестовать против условий, введенных с вашего согласия и превративших военное училище в концентрационный лагерь. [28]

- Только из-за этого вы и явились?

- Не только из-за этого, господин Михалакиев! - взорвался Стефан. - Мы пришли научить вас, как нужно вести себя с партизанами. Нам кажется, что вы меньше всего имеете оснований забывать о том, что произошло в Болгарии.

- Этот упрек вы адресуете лично мне или вообще офицерам? - спросил раздраженно Михалакиев и приподнялся с кресла.

- Понимайте как вам угодно.

- Ну хорошо, тогда вы принуждаете меня к откровенности. Не вам решать, останемся ли мы служить в армии, и не нам, сможете ли вы нас заменить. А раз так, я не интересуюсь, кем вы были прежде: для меня вы солдаты, и я имею полное право поступать так, как сочту целесообразным.

- Это и есть ваш ответ? - ощетинился Илия Тотев. - Значит, вы берете на себя всю ответственность за создавшееся положение? Кажется мне, господин полковник, что вы не отдаете себе отчета в том, что победителями являемся мы, а вы - побежденными.

Эти слова очень задели Михалакиева, и он не смог сдержаться:

- Господа курсанты, если вам здесь не нравится, можете отправиться на фронт. Там условия куда лучше. Я своих приказов не отменю. Вы свободны.

Мы, четверо курсантов, вышли в коридор и стали совещаться.

- А теперь что мы будем делать? - спросил Валентин, встревоженный и растерянный. - Наши переговоры провалились.

- Мы еще повоюем! - Мой голос прозвучал твердо и бескомпромиссно. Трое моих товарищей недоуменно посмотрели на меня:

- Как же мы будем воевать?

- Друзья, Михалакиев сейчас над нами смеется. Давайте же признаемся, что он сумел поставить нас в унизительное положение и мы позорнейшим образом покинули его кабинет, - целиком отдавшись своим чувствам, вслух рассуждал я. - Будет обидно, если мы не добьемся своего.

- Ну хорошо, всем ясно, что тебя это задело, - [29] прервал меня Илия Тотев. - Скажи, что же ты предлагаешь?

- Предлагаю объявить забастовку.

- Забастовку? Вот это можно обсудить! Будем бастовать до тех пор, пока они не прекратят свои безобразия, - согласился Стефан Ангелов.

- Нужно все хорошо обдумать, - одобрительно произнес Илия Тотев и негромко, но весело стал напевать известную песню «Партизан к бою готовится».

- Товарищи, не спешите, - остановил нас Валентин.-Мы можем или выиграть, или потерять все, и тогда раз и навсегда придется проститься с небом. Давайте трезво обдумаем создавшееся положение. Если мы предложим нашим товарищам начать забастовку, все до единого нас поддержат. Но мы не имеем права ошибиться. Не имеем! Обстановка во всей стране тяжелая, и мы не можем подливать масла в огонь. Ну, может ли кто-нибудь из вас предположить, что наш Центральный Комитет не отдает себе отчета в том, что происходит в армии? Это исключено! Именно поэтому он и направил в армию коммунистов в качестве заместителей командиров. Подумайте сами, что означает забастовка в армии. Это же равносильно бунту!

- В этом нет ничего опасного, - замахал руками Илия Тотев. - Наоборот, уверяю тебя, что нас даже похвалят за тот урок, который мы дадим господам офицерам. И мы немного разбираемся в политике, Валентин, партия нас послала учиться на летчиков, а не в концентрационный лагерь. Песенка господина Михалакиева уже спета, и, если мы ему намылим шею, никто не станет его защищать. Я - за забастовку.

- И я! - воодушевленно поддержал его Стефан.

- Вы меня не поняли, товарищи, - возразил Валентин. - В принципе и я согласен.

- Тогда о чем же мы спорим? - пожал плечами Илия Тотев.

- Не спорим, а обсуждаем.

- Вот теперь ты мне нравишься.

- Раз мы собираемся объявлять забастовку, то нужно выработать условия для переговоров. По-моему, они должны выражаться в следующем: во-первых, нас должны начать по-настоящему обучать; во-вторых, отменить этот тюремный режим; в-третьих, не принуждать нас [30] молиться. Впрочем, о молитвах, пожалуй, можно и не говорить, ибо мы их уже отменили…

- Браво, Валентин! Здорово соображаешь! Тебе предоставляется слово, чтобы сформулировать условия, а нам - остальное… - уже совсем по-деловому заговорил Стефан.

- А нам - организация забастовки!

Сколько времени понадобилось для того, чтобы нас покорила идея начать забастовку и чтобы мы отдались ей со всей невоздержанностью нашей буйной молодости? Не больше чем полчаса. Нас поддержали курсанты. Так маленький ручеек, пробившийся на поверхность где-то на горной вершине, начинает расти, бурлить, увлекая за собой все новые и новые ручьи и потоки. Офицеры, издали наблюдавшие за возбужденной и шумной ротой, наверное, подумали, что причиной оживления стало какое-то событие, происшедшее вне школы. Никто не успел узнать, что произошло, потому что мы быстро ушли в спальное помещение, которое сразу же сделалось похожим на растревоженный муравейник.

Должно быть, только полковник Михалакиев разгадал наши намерения. Он распорядился разыскать фельдфебеля и послал его к нам выяснить, что случилось. Как раз наступило время ужина. Как всегда подтянутый и надутый, Индюк приблизился к казарменному помещению, но уже у дверей его встретила вооруженная охрана.

- Сюда входить нельзя! - раздались гневные голоса, в которых звучала и угроза. - Назад! Назад!

- Вы что, сдурели? Стройтесь, пора идти на ужин! - не очень уверенно скомандовал Индюк.

- Господин фельдфебель, иди и доложи: пусть выбросят эту еду свиньям и курам.

- Эй, подождите, что это такое?

- Ну же, божий человек! Ты слышал о забастовке?

- О господи! - еще больше перепугался простоватый фельдфебель. - Этого только не хватало на мою голову! Вы будете бастовать, а я за вас отдуваться? Когда паны дерутся, у холопов чубы трещат.

Отчаявшийся и перепуганный, Индюк смешно засеменил к штабу, где в кабинете Михалакиева его уже ждали несколько офицеров. Задыхаясь, потеряв со страху разум, фельдфебель едва смог проговорить: [31]

- Забастовка! Забастовка, господин полковник!

- Вот этого я не ожидал! - нервно вздрогнул Михалакиев. - Господа офицеры, чем закончится вся эта история, одному богу известно. Но в наших интересах пресечь зло в самом зародыше. - Потом полковник вспомнил о замершем по стойке «смирно» фельдфебеле и спросил:

- Что ты видел у них там?

- Ничего не видел, господин полковник. Заперлись изнутри и у входа поставили часовых с винтовками. Они стали злыми, ну настоящие бандиты…

- Значит, так, - прикусил губы Михалакиев, - начнем переговоры. Может, нам повезет. Займитесь ими! Осведомляйте меня обо всем!

Два офицера, сжимая кулаки от злобы, поспешили к казарме. Как только мы их заметили, трое курсантов выскочили из казармы и поторопились встретить офицеров на подступах к зданию.

- Господа офицеры, дальше мы не имеем права вас пустить! - решительно и с достоинством начал один из наших часовых. - Если вы не подчинитесь, мы не отвечаем за последствия. Мы объявили забастовку, и если вы желаете, то можете сейчас поговорить с представителями роты. Уполномочены ли вы вести переговоры? Если нет, то не вмешивайтесь в это дело.

Резкий тон смутил офицеров, и они переглянулись.

- Мы-то уполномочены, - ответил русоволосый поручик. - Но с вами ли мы должны разговаривать?