Юнона, а это была она, помахала им рукой, но глаза ее неотрывно смотрели на Фила.

— Ух, как я рада тебя видеть! — Она схватила его за локоть и шепнула: — Ни о чем не спрашивай. Пойдем со мной. — И в следующий миг уже тянула его вдоль коридора, подальше от толпы.

В воплях людей послышалось разочарование и даже обида. Сквозь общий шум прорвался визгливый голос:

— Зачем тебе этот уродец? Юнона повернулась.

— Послушайте, придурки, — взревела она. Толпа мгновенно стихла. Ослепляюще мигнула фотовспышка. — Знаю, я для вас героиня и очень этому рада. Но ведь и мне хочется любви! И не смейте ее оскорблять!

Толпа захлебнулась смехом и вновь принялась выкрикивать приветствия, но Юнона уже протолкнула Фила в дверь.

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против того, что я сказала? — спросила она. — Это мои поклонники, и их надо было уважить.

Фил ошалело покачал головой. Он предполагал, что Юнона остановится, едва они скроются от взглядов толпы, но вместо этого она потащила его к узенькому холлу.

— Слушай сюда, мистер… — взволнованно начала она.

— Фил, — уточнил он. — Фил Гиш.

— Хорошо, слушай, Фил, можно пригласить тебя на обед?

— Конечно.

— Отлично, — сказала она с облегчением, продолжая однако с опаской оглядываться по сторонам и не замедляя шаг. — Я знаю отличное местечко, где подают бифштексы. Там тихо и, главное, умеют зажарить кролика. — Они добрались до узкой полутемной лестницы. Юнона подтолкнула Фила к ней. Он ступил на нижнюю ступеньку, однако женщина резко дернула его назад. — Нет, не туда, Бога ради, — предостерегла она. — Эта ведет прямиком к Биллигу и осам. То местечко, о котором я говорила, на нижнем уровне. — И они стали спускаться. — Мы могли бы воспользоваться лифтом, — извиняющимся тоном произнесла она, — но так будет лучше. — И уже совсем угрюмо добавила: — Интимнее…

Узкая дверь внизу вела в длинную темную комнату. Вдоль одной из стен тянулась стойка, вдоль другой — ряд кабинок. Отделка из коричневатого хрома свидетельствовала, что помещение возводилось в 1960-е. Посетителями были преимущественно крупные мужчины, в основном водители грузовиков, полицейские и лица неопределенных занятий. Рядом с дверью, через которую вошли Фил и Юнона, находилась дверь лифта.

Юнона приветственно махнула кому-то рукой, а еще кому-то прокричала:

— Виски и отбивные, и смотри, чтобы края были зажаристые! Ты что будешь, Фил?

Парень только сейчас вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня, и невнятно пробормотал что-то насчет дрожжевого бутерброда и соевого молока. Юнона окинула его удивленным взглядом, но заказ передала в точности, а затем вновь потянула за собой. Ей пришлось ответить на приветствия парочки знакомых, но она, видимо, спешила и облегченно вздохнула, когда втолкнула Фила в кабинку, последнюю от входной двери. Здесь более громко слышался шум проезжавших грузовиков, а сияние фар, смешавшись с натриевым сиянием, отсвечивало на пыльной исцарапанной плексигласовой поверхности столов.

К удивлению Фила, в помещении не было ни музыкальных автоматов, ни радио, ни чего-либо подобного. Еще он обнаружил, что кнопки для выдачи устаревших синтетических блюд заклеены надписью «Неисправно» Судя по виду, надписям было лет двадцать.

Он принялся через стол рассматривать свою спутницу и впервые заметил, что она смертельно устала. Взгляд его скользнул по крупной челюсти, на которой виднелся свежий синяк, частично скрытый наспех нанесенным тональным кремом. Нервно, смущаясь, как девчонка, она нырнула носом в нечто похожее на записную книжку и принялась припудривать подбородок, затем положила пуховку на место и наклонилась вперед, поставив мясистые локти на пластик.

— Никому не верь, что встречи договорные, — мрачно произнесла она. — Зубек едва не лопнул с натуги, пытаясь сегодня меня достать.

— Вы выиграли? — поинтересовался Фил.

— Да, конечно. Два падения, космическая петля и свободное падение — это когда переворачиваешь, выбрасываешь и он уже не возвращается.

По стойке, легко скользя, полетел поднос. Юнона подхватила его раньше, чем Фил сообразил, что это предназначено для них. По скорости выполнения заказа он заключил, что здесь есть микроволновая печь. Юнонины сильно зажаренные отбивные были величиной с небольшие бифштексы — должно быть, у кролика было по меньшей мере восемь лапок, — а коричневый стакан с виски был устрашающе большим.

Фил деликатно откусил бутерброд и нашел его вполне приятным на вкус, правда, ему всегда было немного неудобно кушать в ресторане; куда лучше подбирать тарелки, выскакивающие из стены.

Уничтожая отбивные и запивая их виски, Юнона отрывисто рассказала Филу о своей жизни. Оказалось, она была фермерской дочерью, приехала в город совсем молоденькой и рано испытала разочарования жизни.

— Как пробиться девчонке в наши дни? — вопрошала она Фила. — Особенно такой тупой корове, как я? Нет, я и вправду имела шикарную фигуру, но даже тогда была чересчур крупной и сильной. Я знала, что мужчины меня побаиваются, да и не встречались мне те, кому нравились бы мои формы. Так что какое-то время я была поденной мамашей, рожала деток богатым дамочкам, не желавшим девять месяцев ходить с животом. Но я знала — за этим нет будущего. Через десять лет я бы убирала за каким-нибудь роботом-подметальщиком и старалась бы растянуть на месяц выброшенные кем-то бумажные платья. И тут я вспомнила, как дома побеждала девять мальчишек из десяти, и занялась любительской борьбой. Вскоре меня уже тренировали на профессионала. — Она невесело покачала головой. — Надо было видеть мою фигуру — она была изумительной, пока меня не «посадили» на гормоны. — Юнона с отвращением принялась разглядывать свои руки, все еще в белых перчатках, но уже запачканных соусом. — Они на мне даже пиутрин пробовали, мерзавцы.

Она вздохнула и передернула плечами. К тому времени великанша уже обглодала отбивные до костей и приканчивала второй стакан виски.

— Так вот и было, Фил. Конечно, угораздило же меня влюбиться в борца и выйти за этого подонка замуж — большинство девочек в нашем деле совершает ту же ошибку, — но, по крайней мере, я кушаю кролика, даже говядину, и многие дураки меня уважают.

Фил с готовностью кивнул.

— Вы себе отвоевали место. Безопасное.

— Ты что, шутишь? — спросила она. — Через пять лет мне конец. В крайнем случае, десять, если у меня хватит характера. — Она опять покачала головой и наклонилась ближе. — На самом деле все гораздо хуже. Мужчины против женщин — всему, пожалуй, конец. Правительство скоро падет.

— Так всегда говорят, — робко уверил ее Фил, пытаясь все же придать голосу бодрость. — Но никогда не происходит.

Она безнадежно вздохнула.

— На этот раз произойдет.

— Сегодня вечером я слышал слова самого Президента об этом, — сказал Фил. — Однако мне показалось, что все это — пьяная болтовня.

Юнона пожала плечами.

— Но ведь у «Развлечений Инкорпорейтед» как будто сильные связи в правительстве, — продолжал возражать Фил.

Она загадочно улыбнулась.

— Ты прав. Лучше, чем у любого другого синдиката. Все равно им конец. Мо уже несколько недель озабочен, сильно озабочен. Я же вижу.

— Мо?

— Мо Бристайн. Ты его видел сегодня днем всего одну минутку.

— Ах да… — Фил вспомнил верзилу с черной щетиной, заполнившего собой дверной проем, и тихонько рассмеялся. — Знаете, я очень испугался, обнаружив, что его голос — точь-в-точь похож на голос Старины Резинорука. Он, кажется, слишком важная персона, чтобы быть охранником.

— Да уж конечно! — воскликнула она. — В ее голосе послышались басовые нотки. — Не подумал же ты и в самом деле, что он будет целый день подглядывать в глазок и проделывать всю эту ерунду с резиновой рукой? Да и стала бы я его называть тупым роботом? Просто он записал своим голосом вопросы и ответы Старины Резинорука. Он обожает такие штучки. — Юнона подняла кустистые брови: — А ты вообще знаешь, кто такой Мо Бримстайн?

Фил отрицательно покачал головой.