Луциус

Разумеется, я не ошибся, полагая, что и Луиза Райт, и Тим Форти будут взволнованы, когда узнают, что я снова занялся делом Эбинджера. Если говорить о Луизе, то мне потребовалось все мое красноречие, чтобы убедить ее, что я просто обязан снова приняться за это расследование. Более спокойно принял это известие мой друг Тим. Когда я рассказал ему обо всем по телефону, он согласился со мной, что действовать нужно очень быстро.

Трудно даже представить себе, что происходило в эту ночь в городе. Можете мне верить, дубинки полицейских не бездействовали. Естественно, мои цветные братья не остались в долгу. Баланс: сотня новых арестов, спущенная с цепи пресса, заявление полиции, что среди подозреваемых находится убийца Арнольда Эбинджера, быстро облетевшее город, и перспектива того, что произойдет во время похорон молодой девушки, убитой накануне.

Тим Форти не сомневался в том, что у пастора Бордена я встречался с кем-то из руководителей экстремистского движения. Из этого факта он сделал очевидный вывод: «Черные пантеры» в данный момент не заинтересованы в скандалах в Спрингвилле. А отсюда следовало, что они еще не пустили глубокие корни в нашем городе и любое проявление насилия было для них преждевременным.

Итак, следуя по ниточке к клубку, от рациональной дедукции к дедукции картезианской, Тим Форти пришел к заключению, что его гражданский долг велит ему оказывать мне помощь в этом деле. По правде говоря, я ожидал этого.

На следующее утро я отправился в центральное управление полиции. В Спрингвилле, как и во многих других американских городах, все административные службы сосредоточены в одном здании. «Гражданский центр» — так оно называется. Полицейские занимают в нем все этажи со второго по четвертый, а на пятом находится хозяйство окружного прокурора.

Меня, ясное дело, интересовало, как ведется следствие по делу о смерти Эбинджера и какие элементы его находятся в руках полиции. Я спросил об этом сержанта Мерфи, одного из весьма сведущих людей в команде шерифа, — он участвовал в проведении предварительных допросов. Обычно этот тип ведет себя нормально. Я ставлю ему выпивку, и он с большой охотой проводит время в моем обществе, несмотря на то, что он ирландец и к тому же рыжий. Но в это утро у меня создалось впечатление, что я разговариваю с устрицей, причем устрица эта старается выскользнуть из своей раковины. Ну что ж… такое зрелище само по себе стоило затраченных усилий.

Я начал уже подумывать, не получили ли мальчики О’Мэлли приказ держать язык за зубами, когда в комнату вошел лейтенант Луциус Трэнт.

При виде меня он резко остановился, а мина, появившаяся на его лице, очень подошла бы человеку, заметившему скорпиона на поручне своего любимого кресла.

— Что вы здесь делаете, Бенсон? — рявкнул он не хуже немецкой овчарки, над конурой которой написано: «Злая собака».

Я сказал ему, что пришел за информацией и что очень хотел бы узнать, как далеко он продвинулся в расследовании дела Эбинджера, потому что в том, что выдает пресса, радио и телевидение, очень уж мало конкретного.

— Послушайте, Бенсон, — сказал Трэнт бесцветным голосом. — Мы уже покончили с этой проблемой позавчера. Миссис Эбинджер сказала вам в присутствии шерифа, что ее больше ничего с вами не связывает. Она и так горько жалеет о том, что показала это проклятое анонимное письмо вам, вместо того чтобы немедленно отнести его к нам. Если бы она так поступила, ее муж, по всей вероятности, остался бы в живых.

Я приподнял брови и испытующе посмотрел на него.

— Это ваше мнение, Трэнт, — осведомился я очень спокойно, — или вы повторяете мне то, что сказал шериф вдове?

Трэнт малость сбросил обороты.

— Да, шериф сказал это миссис Эбинджер, — подтвердил он. — Однако мне кажется, что он прав, хотя лично я понимаю, почему миссис Эбинджер подалась к вам. Она могла вообразить, что перед лицом угроз со стороны черных экстремистов цветной детектив достигнет большего, чем официальная полиция.

— Вы тоже придерживаетесь такого мнения?

— Мое мнение не имеет значения, — сухо ответил Трэнт. — Эбинджер мертв, его вдове вы уже не нужны, так что вам здесь нечего делать. У вас нет ни клиента, ни договора.

Я должен объяснить вам значение последней фразы Трэнта. В этом штате мы, частные детективы, имеем определенный статус. Частные детективы, имеющие лицензию, в определенной мере аккредитованы при полиции. Это означает, что если некий полноправный гражданин, решив обратиться к нам за помощью, подписал с нами договор и уплатил аванс, полиция по мере возможности должна облегчать нашу деятельность.

И именно поэтому Трэнт онемел, когда я, глядя ему в глаза, заявил:

— Вы ошибаетесь, лейтенант. У меня есть и клиент и договор, касающийся этого дела. Речь не идет о миссис Эбинджер. Договор подписала община прихожан церкви Святых последнего дня.

У него отвисла челюсть.

— Что вы хотите этим сказать?

Я вынул из кармана ксерокопию договора, подписанного пастором Борденом, показал ее Трэнту и сказал:

— Это выражение вполне оправданной озабоченности со стороны совета этого прихода. Мы находимся перед лицом очень серьезного расового конфликта. Молодая девушка уже лишилась жизни, а число раненых перевалило за сотню. Почему? Потому, что пресса, радио и телевидение раздули пожар на основании обычного анонимного письма. Так что совершенно нормальным является то, что цветные граждане, сознающие свою ответственность, желают узнать правду.

Лейтенант Трэнт стал от злости пурпурным, как омар. Это удивило меня, потому что он всегда старался, чтобы отношения между мной и полицией складывались самым лучшим образом. Он был куда умнее своего шефа, бравого шерифа О’Мэлли. Однако в эту минуту казалось, что он вот-вот взорвется, как фугасная бомба.

— Послушайте, Бенсон! Мы с вами всегда были «о’кей». Однако клянусь, что если вы вбили себе в голову, что вам удастся выгородить «Черных пантер», то вы об этом пожалеете. Вы заварите такую кашу…

От злости он начал заикаться. Я тоже начал заводиться и в свою очередь повысил голос.

— Я попрошу вас воздержаться от подобных оскорбительных предположений, — заявил я. — Я уполномочен советом прихода раскрыть правду — вне зависимости от того, как эта правда будет выглядеть. Если виновны «Черные пантеры», я буду первым, кто заявит об этом публично. Если это преступление совершил черный, я отдам его в руки правосудия… как и любого другого американца. Если вы хотите воспрепятствовать моей деятельности, то вам придется сперва изменить статус частных детективов.

Трэнт сжал кулаки, дрожа всем телом. «Парень явно кончит апоплексическим ударом, если пойдет по этой дорожке!» — подумал я. Однако он сумел овладеть собой и решил прибегнуть к логике.

— И вам кажется, что вы сумеете узнать то, что не удалось полиции? Что дает вам право на такую самоуверенность?

— Мое прошлое, — ответил я. — Те четыре года, которые я проработал в этом городе, те дела, которые я расследовал, сотрудничая… и не сотрудничая с вами. Этого вы не можете отрицать.

Сидевший в углу сержант Мерфи, высокий, весящий за двести фунтов парень, очень старался превратиться в лилипута, который мог бы спрятаться за столом. Трэнт оперся руками о стол и набрал полную грудь воздуха.

— Вы меня знаете, Бенсон. Я всегда вас ценил и всегда вам помогал. Однако сейчас вам придется еще убедить окружного прокурора и шерифа. А это будет нелегко.

— Почему? — спросил я невинным голосом. — Я отнюдь не намерен мешать следствию. Я хочу лишь внести свой скромный вклад в выяснение истины. Уверяю вас, все, чего хочу я и чего хотят мои наниматели, — чтобы вы первыми узнали правду. Чем быстрее убийца Арнольда Эбинджера будет разоблачен, тем раньше мы обретем покой и мир.

— Вы говорите так, потому что убеждены, что это не черный убил Эбинджера?

— Ничего подобного я не говорил. Напротив, я уверяю вас, что если это совершил черный, то они окажутся перед свершившимся фактом и должны будут с этим согласиться. И тогда, может быть, мое личное ручательство будет вам полезно.

Трэнт взглянул на меня внимательно, подумал немного и сказал:

— Может быть, вы и правы. Что вы хотите узнать?