Переводя «Мэн-цзы», В. С. Колоколов не стал прибегать к столь сомнительным операциям, и в результате мы имеем полную русскую версию памятника в сложившемся традиционном виде, причем перевод выполнен одним из самых больших знатоков китайского языка, классического и нового. В тексте «Мэн-цзы» философ обильно цитирует предшествующие ему более древние тексты, подтверждая ими справедливость собственных высказываний. И первое, что обнаружил переводчик, – это неполное соответствие многих выдержек, как их привычно толкуют и переводят, тому контексту, в который они у Мэн-цзы поставлены. Во всех таких случаях В. С. Колоколов сделал новый перевод этих цитат так, чтобы они согласовались со сказанным философом. Это представляется справедливым: вряд ли Мэн-цзы понимал основополагающие для его учения тексты хуже, нежели мы понимаем их сейчас, спустя более чем два тысячелетия. Логичнее полагать, что Мэн-цзы их читал с большим знанием, чем мы. Следующее наблюдение В. С. Колоколова состояло в том, что общепринятые переводы основополагающих конфуцианских принципов (и шире – терминов всей древнекитайской философии), например, жэнь \~2 как «гуманность», и Ц как «долг» , ли Щ как «ритуал» и т. п., зачастую не вписываются или плохо вписываются в общий контекст высказываний, их включающих[15]. Поэтому при переводе для многих важнейших терминов В. С. Колоколов, как и В. М. Алексеев, выбирает иные русские эквиваленты, более точно, по его мнению, отражающие истинное содержание этих терминов. Обоих авторов не смущает, что при этом приходится идти наперекор уже сложившейся традиции, но их новые интерпретации тоже между собой нередко расходятся. Так, у Колоколова жэнь «беспристрастность», у Алексеева «истинно-человеческое», у Колоколова ли «благопристойность», «благолепие», у Алексеева «чинное поведение» и т. п.
Переводы В. С. Колоколова первоначально взялся курировать акад. Н. И. Конрад в качестве ответственного редактора. Однако поеле ознакомления с уже сделанным ответственный редактор остался недоволен новшествами переводчика и предложил ему вернуться-к старым терминологическим интерпретациям, которые Н. И. Конраду представлялись вполне удовлетворительными. В. С. Колоколов, уже избравший для себя иной путь, понятно, к исходным терминам вернуться не мог, о чем – в выражениях достаточно определенных – и сообщил Н. И. Конраду. Кончилось это тем, что Н. И. Конрад отказался быть ответственным редактором издания и, более того, лишил работу В. С. Колоколова своей авторитетной поддержки[16]. В этом одна из основных причин того, что издание перевода задержалось на столь долгий срок.
Но была и другая причина. Когда перевод был готов, В. С. Колоколов ознакомил с ним автора этих строк (и даже подарил мне третий экземпляр машинописной копии). Я тогда обратил внимание переводчика на то, что среди китайских эстампажей, снятых с каменных стел с текстами различных сочинений и собранных В. М. Алексеевым во время его посещений Китая в 1906–1909, 1912 и 1 9 2 6 годах, есть и эстампаж со стелы, на которой выбит в . полный текст «Мэн-цзы» в ряду других восьми конфуцианских классиков[17]. Сейчас эти стелы хранятся в эпиграфическом музее Бэйлинь («Лес стел») в г. Сиани, центре пров. Шэньси, а в первом тысячелетии новой эры – одной из столиц Китая, тогда именовавшейся Чанъань. Этот «каменный текст» был самой ранней надежной фиксацией трактата «Мэн-цзы» – до этого времени строгие ортодоксы находили в нем слишком много неприемлемого с точки зрения государственной идеологии. Например, Мэн-цзы утверждал, что если государь ведет себя не так, как положено государю, если он по своим нравственным качествам напрасно носит титул государя, то люди достойные, образцовые во всех отношениях (не «народ», конечно) могут исправить это положение, сменив государя на другого, который будет соответствовать тому слову, которым его называют. Поэтому «Мэн-цзы» в число конфуцианских классиков долго не входил, и в китайских библиографиях помещался не в отделе «Классики (конфуцианского канона)», а в отделе «Философы».
В.С. Колоколов с жаром принялся за подготовку эстампажей «Мэн-цзы», думая напечатать их в качестве приложения к переводу и надеясь снабдить публикацию индексом, соотносящим друг с другом текст эстампажа и текст перевода. Эту работу В. С. Колоколов только начал, выяснив порядок расположения текста «Мэн-цзы» на эстампажах, но продолжить уже не смог.
Перевод, который автор его считал вполне законченным, снабженный аннотированным индексом встречающихся в «Мэн-цзы» имен, после смерти В. С. Колоколова много лет пролежал без движения. За это время положение с переводом на русский язык конфуцианской классики практически никак не изменилось. Поэтому предлагаемый перевод сохраняет свою актуальность как в общем плане, так и для образовательных целей – у нас до сих пор все еще нет удовлетворительных пособий для изучения конфуцианской классики и конфуцианской мысли. Все сказанное позволяет нам взять на себя смелость предложить русскому читателю полный перевод «Мэн-цзы», выполненный В. С. Колоколовым двадцать лет назад[18].
Здесь необходимо сделать оговорку. Мы издаем перевод В. С. Колоколова без всяких изменений и поправок за исключением одной детали. Автор перевода придерживался несколько иной транскрипции китайских слогов, чем это принято ныне: он писал мын, пын, фын и т. п. вместо современных мэн, пэн, фэн. Поскольку издание предназначено для широкого круга читателей не менее, чем для специалистов, мы сочли возможным во избежание разнобоя заменить указанные устаревшие транскрипции на современные общепринятые, предупредив об этом читателя.
Л. Н. Меньшиков