Между тем Уайт не спешил начинать разговор.

Когда же он заговорил, многоопытный Голдинг вдруг позабыл о ярости. Голос странного человечка заворожил его. Судя по всему, Виктору Уайту было глубоко наплевать не только на свою внешность, но и на то, с кем именно он беседует. Взгляд маленьких тускловатых глаз был устремлен куда-то мимо Голдинга, мимо тяжелых дождевых облаков за окном кабинета, и в этом взгляде читалось такое глубочайшее равнодушие к окружающему миру, словно он был не более чем картонной декорацией.

И одновременно во взгляде была обжигающая, почти гипнотическая сила недюжинного ума.

Странное, поразившее Голдинга ощущение не сразу позволило ему вникнуть в смысл того, о чем говорил этот человечек. А говорил он о вещах удивительных.

— …моя формула давала возможность заглянуть в иное измерение, — наконец обрел способность внимать Голдинг. — Как бы завернуть краешек знакомого нам пространства и посмотреть, что творится за ним, в глубине… Но пока теоретическая возможность превратилась в практическую, понадобились тысячи экспериментов. На них ушел не один десяток лет. Я постарел за это время, расстался со всеми своими сбережениями. Наконец наступил миг торжества. Впрочем, триумфатором я себя чувствовал не долго.

Неприятное воспоминание затуманило глаза Уайта. Перехватив недоуменный взгляд Голдинга, он усмехнулся с горькой иронией:

— В это, наверное, трудно поверить. Человек, совершивший величайшее открытие, готов был выть от бессилия. Но все было именно так. О, я помню жестокий, как удар, миг прозрения. Когда стало до боли ясно: мне ни за что не осмыслить того, что я открыл. И никому этого не осмыслить. У человечества слишком мало знаний, чтобы понять такое. Я оказался в положении дикаря, заглянувшего в окуляр телескопа. Перед ним бездны, но он всего-навсего дикарь. Эта коробка, — он постучал согнутым пальцем по лбу, — сделала все, что могла, и большего от нее требовать бесполезно. Я распрощался с иллюзиями, а теперь прощаюсь с наукой. Что касается моей чудодейственной формулы, она останется тайной. Я не тщеславен. Всемирная слава, чествования, пресс-конференции, весь этот шум, который поднимется, если я обнародую хотя бы часть своих работ, попросту убьет меня. Нет, теперь я хочу одного — покоя.

Уайт вновь с тоской глянул в окно. Шел дождь, крупные капли с глухим шумом бомбардировали стекло. Голдинг вдруг ощутил с какой-то отчаянной, пронзительной ясностью, что все, рассказанное взъерошенным человечком, — правда. Все до последнего слова.

— Собственно, дело не в этом, — продолжал Уайт своим скрипучим, монотонным голосом. — Очевидно, вы знаете, всякое большое открытие дает побочные результаты. Пока я возился с пространством, выяснились некоторые любопытные эффекты, касающиеся времени. Время, время, — протянул он. — Как это просто и как сложно… Вы когда-нибудь бродили за кулисами театра? — неожиданно спросил Уайт.

Не в силах освободиться от магнетизма, который буквально излучал его странный собеседник, Голдинг лишь качнул головой.

— Жаль, — сказал Уайт. — Тогда бы вы могли хоть немного меня понять. Башни средневекового замка, пылящиеся рыцарские доспехи, а рядом громко орущий, забытый кем-то из рабочих сцены транзистор… Пластмассовый череп в ожидании знаменитого монолога Гамлета мирно почивает по соседству с миникомпьютером на столике режиссера… Прошлое и будущее, искусственное и настоящее — все смешано в кучу там, за кулисами.

Когда-то много лет назад я, зеленый мальчишка, впервые пошел в театр. Спектакль был изумителен. А в перерыве я пробрался за кулисы — и оказался словно в ином измерении. Стоило чуть отодвинуть краешек занавеса, и мир чудес исчезал… Знаете, — рассеянно вымолвил Уайт, — о чем я часто думаю? Если бы тогда, в детстве, я не попал в театр, мне никогда бы не пришло в голову отогнуть край совсем иного занавеса. За который еще никто не заглядывал… Впрочем, я отвлекся, — продолжал после паузы человечек. — В ходе экспериментов выяснилось, что пространство, при определенных условиях, разумеется, способно сжиматься, как пружина, бросая тебя, будто пылинку, сквозь века…

Уайт поглядел на застывшее лицо главы концерна «Зодиак», и снова задумчивая усмешка, словно он припоминал о чем-то совершенно недоступном для сознания собеседника, тронула его губы.

— У меня есть к вам предложение, — погасив усмешку, продолжал Уайт. — Как вы посмотрите на то, чтобы воспользоваться моим открытием и побывать в будущем?

Голдинг откинулся в кресле. Он был опытным бизнесменом и неплохо разбирался в людях. Но все же и он не застрахован от ошибок. Виктор Уайт с одинаковым успехом мог оказаться гениальным ученым и самым банальным шизофреником.

— Я не сумасшедший, — словно угадав его мысли, быстро произнес Уайт. — Я все могу доказать. Если хотите, завтра же отправимся в XXII век. Или стоит забраться подальше, в ХХV?

На столе Голдинга мелодично звякнул аппарат.

— К вам представители японской корпорации, патрон, — донесся до них голос секретарши. Нотки недоумения проступили в нем, когда она произнесла: — Японцы ожидают уже десять минут. Вы сами назначили время, патрон.

— А ну их к черту, этих желтонузых! — пробормотал Голдинг. Секретарша издала приглушенное восклицание, и это вернуло босса на землю.

— Придумай, придумай что-нибудь, детка, — раздраженно закричал он. — Я занят. Я очень занят! — и отключил аппарат.

Босс взглянул на Уайта, безмятежно ожидавшего ответа. «Не похож он на сумасшедшего», — подумал Голдинг.

Уайт улыбнулся, словно и на сей раз прочел его мысли, и Голдинг неожиданно для самого себя покраснел.

— Я могу устроить пробное путешествие в любое время, — повторил Уайт. — Вы вправе взять с собой сколько угодно экспертов, чтобы убедиться наверняка, в каком именно веке мы оказались. Кстати, это не так-то легко, если, разумеется, не хочешь привлекать к себе внимание.

— Все, что вы говорите, просто поражает, — не сразу отозвался Голдинг. — Но почему со своим предложением вы обратились именно ко мне?

— Я искал компанию с внушительным оборотом капитала, — сказал Уайт. — А у вас солидный концерн, мистер Голдинг. Но попытайтесь представить, каким он мог бы стать, если бы большинство из тех, кого мы привыкли именовать сильными мира сего, вложило свои деньги в ваш бизнес. А они бы пошли на это, пошли непременно, сумей вы доказать, что «Зодиак», в отличие от других компаний, будет процветать и в будущем. Даже в том будущем, которое называют отдаленным.

Уайт с бесцеремонной уверенностью протянул руку стоящему на столе ящичку с сигарами и закурил.

— Естественно, эти экскурсии в будущее будут носить совершенно конфиденциальный характер и совершаться людьми, чье мнение действительно многое решает. Воистину, лучше раз увидеть…

— Итак, если я вас понял правильно, — проговорил Голдинг, — мы будем запускать наших клиентов в XXI или там XXII век поглядеть, как распрекрасно идут дела у «Зодиака»?

— Совершенно верно! — отозвался Уайт. — И за это удовольствие я возьму не так много — миллионов двадцать.

Голдинг, глядя нa него в упор, вдруг начал багроветь и трястись. Глаза его закатились, и неожиданно босс концерна «Зодиак» разразился столь чудовищным хохотом, что на подносе в отдалении тонко зазвенели стаканы. Голдинг смеялся долго, не успевая вытирать проступающие на лбу капли пота. Уайт поглядывал на него обеспокоенно. Наконец босс успокоился и произнес:

— Я не сомневаюсь, что вы — незаурядный ученый, Уайт. Иначе вы бы избрали менее сложный способ надувательства. Да, менее сложный. Двадцать миллионов за путешествие в ХХII век — это недурно. Но объясните, какого лешего выбрасывать эти деньги, если «Зодиак» будет процветать и в будущем? Вы же сами утверждали это.

Вслед за этим челюсть босса «Зодиака» отвисла. Он просто не мог подумать, что на свете существуют столь обидные слова, которые со скоростью пулеметной очереди слетали с губ рассерженного человечка. «Старый павиан, безмозглая дохлая скотина…» — эти сочетания звучали благостной музыкой по сравнению со всем остальным. Остывая, Уайт выпалил:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: