Ничего не зная о занятиях сына, его родители были шокированы, когда увидели, что он отвернулся от Бога, но их надоедливые нравоучения вызывали у него только неповиновение, доводя отношения в семье до критической точки. В конце концов родители сдались, признав, что не смогли спасти Тони от наказания, которое ожидает его за то, что он отвернулся от Всевышнего.

Но Тони было все больше наплевать на это, он начал составлять план. Он понимал, что, когда станет немного постарше, секс у него будет, что мужчина всегда может получить от женщины все, что ему нужно, были бы деньги. Но этого не достаточно. Тони хотел прекрасных женщин, таких, которые заставляли бы других мужчин сходить с ума от зависти; как те женщины из «Плейбоя», номера которого он тайком приносил к себе в комнату, такие «классные» в одежде и без, прижимающиеся своими сладостными телами, постоянно желающие секса и требующие еще, когда ими овладевали. Это то, что у него будет, и он готовился стать преуспевающим, всеми любимым, которому все дается без особого труда. Пусть он сейчас просто несчастный Энтони Келлнер с какой-то помойки Вестерфилда, он будет иметь все самое лучшее. На самом деле, чем больше он об этом думал, тем сильнее привлекала его хорошая жизнь в широком смысле слова. Имея деньги, он мог бы наслаждаться всем — и вещами, и людьми, — чего бы ни пожелал. Наконец-то Тони понял, к чему стремился, чего ему хотелось — всего самого наилучшего.

Тони решил, что он на правильном пути, когда в прошлом году выбрал для себя Лизу Зорк. Хрупкая блондинка, учившаяся в его классе, обладала всеми достоинствами, которые он искал. Полупрозрачная кожа, светло-голубые глаза, легкое вращение узкими бедрами при ходьбе — он внимательно присматривался к ней в течение многих недель, прежде чем решил, что она и есть то, что ему нужно. Воспитанная, тихая, но что-то наводило на мысль, что она будет неистовой в постели. Пока Тони изучал ее, ему постепенно становилось ясно, что это больше, чем просто выбор подружки; им суждено быть вместе. Вскоре она вытеснила всех других девочек из его видений. Неделями он представлял себе их двоих голыми то в постели, то на полу, то на обеденном столе, он ласкал ее, а она громко стонала от непреодолимого влечения к нему. Иногда картины были несколько грубее, когда, например, она просила связать ее. В уме он разыгрывал сцену во всех подробностях: она лежала ничком, ее руки и ноги привязаны к спинкам кровати, и она молит его взять ее. Тогда Тони не нужно было даже притрагиваться к себе, он при одной только мысли весь содрогался в мощном завершающем акте. Тони выключил душ и вытерся. Но в конце концов оказалось, что он совершил большую ошибку, она вовсе не была той, которую он искал. Как он мог быть настолько слепым? Тупая самка, и ничего больше. Как только он не ухаживая за ней: ожидал в коридоре после уроков, постоянно приглашал погулять, даже стоял напротив ее дома по уик-эндам — словом, делал все, чтобы доказать ей свою преданность, но она лишь с презрением отвергала его, не хотела встречаться с ним и заявила, что и близко его не подпустит. Тони пришел в бешенство от ее неспособности понять, что им суждено быть вместе, он накричал на нее — это правда, — но он должен был заставить ее понять, как она не права. Это не помогло. Затем отец девочки пригрозил ему ордером на задержание, если он когда-нибудь еще подойдет к Лизе.

«Ну и слава Богу, — подумал Тони, натягивая брюки. — Еще связываться с ее безумным папашей!» Итак, он поставил крест на Лизе и понял, что в следующий раз следует выбирать более осмотрительно. Он так и сделал. Причесываясь, Тони улыбнулся и вспомнил Наташины рыжие волосы цвета пылающих в костре осенних листьев, ее прелестный ротик, который будет целовать его повсюду, и пышную грудь под свитером, которую он будет мять и сосать пока не насытится. На этот раз ошибки быть не могло, это была она. И добился ее он совсем просто: медленно завлекая в свои сети, он представил все так, будто с самого начала это была ее идея. Боже, ему хотелось спрятаться с ней, бросить ее на землю, сорвать одежду и втискиваться в нее, пока она не закричит от восторга. Заправив рубашку, Тони задержался, чтобы бросить последний взгляд в зеркало.

— Спокойно, парень, — прошептал он себе, — не горячись.

— Еще одно страстное свидание, да, Таш? — Бен, просунув голову в дверь комнаты сестры, наблюдал, как она орудует щипцами, укладывая свои длинные волосы.

— То ли будет, то ли нет, — таинственно ответила Наташа, продолжая смотреться в маленькое зеркало над комодом. Проклятье, как трудно заставить волосы лежать ровно, естественные кудряшки отказывались повиноваться.

— Полагаю, великолепный Тони Келлнер наносит ответный визит? — поддразнил ее брат. — Это будет уже сколько свиданий? Четыре?

— Пять. — Наташа не удержалась от улыбки. — И одно лучше другого; сказала бы я.

— Может, свадебные колокола уже отзвонили, а? — рассмеялся Бен.

— Убирайся отсюда, нахал. — Наташа бросила на него выразительный взгляд, но было видно, что всерьез не рассердилась.

— Пойду-ка я к себе, почитаю, что входит в обязанности брата новобрачной, ведь это большая ответственность, — напыщенно сообщил Бен, закрывая дверь.

Наташа, посмеиваясь, выключила из розетки щипцы, сбросила халат и стала одеваться. Три дня ей потребовалось, чтобы решиться на платье цвета ржавчины: простой покрой и этот цвет очень шли к ее рыжеватым волосам. Обед с родителями Тони Келлнера был важнее всего на свете, его приглашение означало, что он по-настоящему выбрал ее в подружки. Потрясающе. Наташа была целиком поглощена их свиданиями, пробуя на практике почти все вычитанные в журналах и книгах советы о том, что делать, чтобы завлечь парня. Они говорили обо всем, что нравилось Тони, она соглашалась с любым его предложением — где поесть или какой фильм посмотреть, не забывала сделать комплимент его умению одеваться, похвалить места, куда он водил ее; в общем, хвалила все, что только можно было похвалить.

По-видимому, это достигло цели. Она вспомнила мечтательно, как в пятницу вечером, когда они возвращались домой из кино, Тони остановился перед ее домом и впился в нее взглядом своих черных глаз.

— Ты, Наташа, не та-а-кая, ка-а-к другие девочки, — южная манера растягивать слова как бы подчеркивала его убежденность, — ты лучше, ты такая, какую я искал.

Он наклонился и поцеловал ее в первый раз за все время, что они встречались. Его поцелуй был жестким, почти грубым. Потом он просунул язык ей в рот и стал водить им там. Наташу впервые целовали «по-французски», но она скорее умерла бы, чем призналась, и делала все возможное, чтобы не показать ему этого. Однако, когда поцелуй закончился, она почувствовала облегчение — совсем не так уж приятно, когда во рту чужой язык, такой большой и толстый. Но гораздо важнее было то, что он сделал это. Тони Келлнер действительно поцеловал ее. Сегодня, несомненно, был важный вечер. Кроме того что Тони хотел познакомить ее с родителями, у него после этого первого поцелуя, возможно, были и другие намерения. При мысли об этом Наташины ладони становились холодными и влажными. Ребята в школе уже начинали говорить о них, как о самой сенсационной парочке. Тони как-то мимоходом обронил фразу о том, что через две недели они вдвоем могли бы пойти к Арти Бойду на самую большую и престижную вечеринку, устраиваемую ежегодно для выпускного класса, и Наташа уже стала грезить наяву, как они с Тони входят под руку, а все остальные смотрят на них.

Закончив одеваться, Наташа пошла в кухню выпить стакан молока. Она не знала, будут ли вечером алкогольные напитки, — быть может, его родители люди утонченные, и у них подают вино, или, быть может, Тони после обеда пригласит ее куда-нибудь выпить, — она вычитала, что молоко обволакивает желудок и предохраняет от опьянения. Придется выпить пару стаканов, чтобы не выставлять себя на посмешище. Наташа полезла в холодильник за молоком и услышала стук в дверь. Это не мог быть Тони, они договорились встретиться у ее дома через сорок пять минут.