Чтобы как-то успокоить плаксу Василиса взяла первую попавшуюся ложечку, которая оказалась серебряной:

– Эй, не плачь! – нежно сказала Василиса и тихонько постучала по краю крышечки

Звук, который раздался после соприкосновения ложечки и крышки поразил девочку. Он не был похож на звук известных Василисе инструментов. Василиса попробовала стукнуть ещё раз. Опять зазвучало неожиданно, и красиво. В щёлочке приоткрытой двери появилось удивлённое лицо Альки:

– Что это, Васюшка! – спросил он.

– Это? – в ответ спросила подружка, и показала серебряную ложку, звякнув ею по особенной крышке. – Вот это!

– Дай, пожалуйста, я попробую, – попросил Алька. Он стал ложечкой отбивать по крышке определённый ритм. Получалось здорово!

Алька сбегал и принёс в кухню свою свирель:

– Попробуем сыграть вместе!

Мальчик показал Василисе, как отбивать найденный ритм. Звуки свирели, хрустальный звон крышки смешались в один клубок необычной музыки. Она была настолько, удивительной, что даже сердитый сосед, ковырявший непослушный дверной замок, замер от изумления. Никогда ещё никакая музыка не будоражила в нем его самые лучшие воспоминания. Он так и остался сидеть на корточках у двери, мечтая о чем-то, пока ребята не закончили играть.

Вечером Алька с Василисой сыграли своим мамам «Пьесу для ложки, крышки и свирели». Они тоже слушали, замерев. Когда очнулись, предложили Альке показать пьесу дирижёру оркестра.

– Мамочка, тебе вправду понравилось, – прошептала Васюшка, когда утренний луч солнце заскользил по её личику пытаясь приоткрыть сонные глазки.

– Что мне должно понравиться? – спросила мама, – твой желтый – жёлтый сон? Так я его не видела, расскажи…

– Почему ты решила, что мне снился; жёлтый – жёлтый сон? – удивлённо спросила Василиса, – ты подсматривала?

– Нет, ребёнок, сон невозможно подсмотреть, – рассмеялась мама, – сон открывает свои двери только тому, кто спит. Я просто видела твоё лицо, когда ты спала. Ты улыбалась и была похожа на утреннее солнышко. А оно какое? Правильно. Жёлтое – жёлтое…

В школе Василиса во всех подробностях рассказала свой сон Альке. Мальчик был удивлен. Друзьям не терпелось быстрее попасть на кухню Алькиной мамы. Они еле досидели последний урок.

– Ничего себе! – воскликнул Алька, когда ему, наконец, удалось добраться до серебряной ложечки и звякнуть ею о край кастрюльной крышечки. Звук, который услышали друзья, был и вне сна необычен. Он не был похож на звук известных инструментов. Алька достал из футляра свою свирель.

– Надо показать это дирижёру оркестра, – уверенно сказал Алька, – ему должно понравиться!

Дирижёр – самый важный человек в оркестре. Он создаёт репертуар, принимает музыкантов в коллектив оркестра. Главное, именно он, решает, что будет исполнять оркестр.

Дирижёр долго смеялся над предложением Альки:

– Милый мой, это оркестр! – подняв вверх указательный палец и устремив взгляд куда-то далеко в небо, воскликнул он. – Ор-ке-стр! Отнюдь не домашняя кухня! Мы здесь борщи не варим! Мы создаём великое искусство! Следующий концерт у нас посвящён музыке очень сложного композитора… Насколько я помню у вас, Олег, там есть сольная партия. Идите, готовьтесь, молодое дарование!

На первой же репетиции нового произведения, коллектив оркестра понял, насколько трудную музыку им придётся играть. Музыканты занервничали. После шести часов репетиций уходили домой вымотанными, почти не разговаривая друг с другом. Через месяц, когда атмосфера в коллективе готова была взорваться грозой и молнией, Алька решился разрядить обстановку. Попробовать, пусть на смех, но сыграть в перерыве для оркестрантов свою «Пьесу для ложки, крышки и свирели». Он заранее договорился с Василисой. Девочка прибежала в филармонию ровно к назначенному часу, прихватив серебряную ложку и крышку от кастрюльки. В оркестре девочку знали и любили.

Оркестранты лениво вынимали из кейсов припасённые бутерброды, термоса с чаем. Только дирижёр обычно обедал вне оркестра. Как только он покинул своё место и вышел из зала, Алька встал за пульт, приготовил свирель. Василиса примостилась у ног друга с серебрёной ложкой и крышкой от кастрюльки.

– Давай, Алька, сыграй нам свою кухонную пьесу! – выкрикнул с места солист оркестра, его первая скрипка. – Повысь аппетит! Тошно как-то!

Алька заиграл. В волны мелодии свирели, как в косу, вплелись переливчатые звоны другого, необычного звука. Музыка заполняла собой всё пространство. Она взлетала и падала, разбиваясь хрустальными брызгами о стены и потолки зала. Это была музыка затянутых туманом гор, натянутой тетивы, звенящего под лыжами холодного снега. Музыка молочного утра, проснувшегося лучика солнца. Это была музыка дымка, идущего из трубы, заброшенной в горах избушки. Это была музыка распускающегося бутона степного ириса.

Оркестранты, затаив дыхание, с широко открытыми глазами слушали мелодию свирели, серебряной ложки и кастрюльной крышки. Каждый из них был в своём, давно забытом, счастливом детском воспоминании. Ни один бутерброд не был надкусан, ни одна чашка чая не была выпита. Даже тогда, когда музыка оборвалась, они всё ещё были там, в своём прошлом.

Из оцепенения их вывел голос дирижёра. Он вернулся, как только услышал первые звуки свирели:

– Браво, Алька! Браво, Василиса! Браво молодое дарование!

Музыканты молча встали, а скрипачи подняли вверх смычки – так они выразили своё восхищение.

– Мамочка, ты знаешь, в этом году мне приснились сны всех цветов радуги, кроме зелёного, почему? – спросила как-то Васюшка, – Я её прошу, прошу, а она никак.

– Кто она? – переспросила мама.

– Как кто? Радуга!

– Наверное, потому, что в этом году мы совсем не были в лесу, – задумчиво сказала мама, – видимо у тебя не хватает зелёных впечатлений. В следующее воскресенье обязательно поедем в лес.

Но в следующее воскресенье не получилось. Всю неделю лил дождь. Дороги развезло так, что проехать можно было только на тракторе. За окном Васюшкиной комнаты стояла серая стена дождя. Скукота!.

– Тьфу, на тебя, дождь! – в сердцах сказала девочка, – надоел, противный! Уходи! Иначе побью лопатой!

Но дождь не слушался. Он всё лил и лил. Тогда Василиса вместе с Алькой взяли в руки совковые лопаты, это те, что пошире и побольше, и начали колотить дождь. Дождь удивился и слегка притих. Из-за тучки выглянул любопытный лучик солнца, а потом и само солнышко показалось всей своей радостной полноликой мордочкой.

– Ну, вот так-то лучше! – сказали друзья и убрали лопаты в сарай.

– Где наши корзинки? – деловито осведомилась Василиса у папы.

– Зачем тебе?

– Как зачем? Завтра воскресенье?

– Да! – отозвался папа, не понимая, куда клонит Василиса.

– Воскресенье после дождя? – не унималась дочь.

– После дождя, – подтвердил папа.

– Значит, едем в лес за грибами! – радостно воскликнула Васюшка.

– Ну, уж… – начал, было, папа.

Но тут на крыльцо дома вышла мама Василисы:

– Не ну, уж, а едем за грибами, – сказала мама, тоном, не терпящим возражений.

На следующее утро семья Василисы, прихватив друга Альку, поехала в лес собирать грибы.

Набродившись по лесу, и собрав целые корзины грибов (их после дождя под каждым деревцом было видимо невидимо). Грибники выбрали тихое место, сели отдохнуть и пообедать. Пока мама выкладывала еду на белую, раскинутую прямо на траве, салфетку, Василиса слонялась между молодыми дубками в поисках короля грибов – «боровика» или как его ещё называют «белого гриба». Найти такой гриб – радость для любого грибника.

– Папа, папа! – закричала Васюшка. – Смотри, какой большой Белый гриб!

Отец обошёл гриб вокруг, внимательно его осмотрел, и, с сожалением сказал: