На оси, укрепленной в стоящей на якоре раме из бревен, вертятся два сетчатых черпака. Течение крутит вертикально стоящее колесо. Время от времени черпаки захватывают в воде идущую на нерест рыбу. В верхней точке подъема с пологого дна черпака рыба скатывается в боковой ящик — накопитель. Надежно и просто днем и ночью работает этот изобретенный невесть когда индейцами автомат. Приезжай только выгрести рыбу. Это последняя изюминка путешествия. «Дискавери» ищет место пошире для разворота. И вот опять мы в объятиях берегов голубой Чены. Плывем уже без остановок. Тысяча пассажиров шумно переживает увиденное, заедает впечатление бутербродами и мороженым, то и дело «стреляет» шампанское. Покупаются сувениры — банки консервов, майки, открытки с портретами капитана. И все хотят получить автограф у обаятельного человека на купленной тут же красочной книге, в которой рассказано о четырех поколениях семьи Бинклей — речников на Аляске.

Причаливаем. Путешествие «Былая Аляска» окончено. Неподдельно счастливые пассажиры высыпают на берег. И уже подъезжают автобусы с экскурсантами нового рейса.

Пока Мэри Бинклей одаривает улыбкой вновь прибывших, я в рубке беседую с капитаном Джимом Бинклей и его сыновьями Джоном и Скипом.

Семья Бинклей — старейшая на Аляске. Родоначальник речного бизнеса Чарльз Бинклей пришел сюда в годы аляскинской золотой лихорадки. Шел по знаменитой снежной тропе, одолел Чилкутский перевал, мог там встретиться с Джеком Лондоном. Но, так же как Лондон, семнадцатилетний Чарльз не поддался горячке поисков золота. Его интересовало путешествие в эти края, и был он страстным любителем водных путей.

«Второе поколение» рода Бинклей, нынешний респектабельный капитан Джим Бинклей родился в тот год, когда судоходство на Юконе умерло. Убили его авиация и железная дорога, связавшая южное побережье с центром Аляски. Речные корабли остались ржаветь у берегов. Чарльз Бинклей перебрался в те годы в «нижние» штаты, плавал по Миссисипи и Великим озерам. Сынишка Джим, не покидавший рулевую будку отца, был «пропитан» рассказами об Аляске и уехал на север сразу, как возмужал.

Плавал Джим Бинклей на маленьких суденышках рулевым. Во время войны возил на Юкон в Галину бензин для самолетов, перегоняемых через Аляску в Сибирь. Помнит встречи с советскими летчиками. «Это было время «дикой Аляски». Случалось, по десять — пятнадцать часов стояли и ждали, когда через Юкон переправятся табуны карибу».

Семейным делом Бинклей обзавелись, когда после войны Мэри и Джим, одолжив четыре тысячи долларов, купили пятнадцатиместный прогулочный катерок и стали возить любопытных на Юкон. И были счастливы, что кормились любимым делом — «с реки». И тут оказалось, что ветер дует с большим напором в паруса начатого ими дела. Одной из важных ценностей жизни быстро становился туризм, туризм массовый. И Аляска — «последнее пограничье» в освоении континента — сделалась привлекательным местом для путешествий.

Катерок чета Бинклей сменила на судно, бравшее на борт пятьдесят пассажиров. Через четыре года уже сто пятьдесят человек отправлялись с капитаном Бинклей на Юкон. Потом появился «колесник» на триста пятьдесят пассажиров. И вот недавно в Сиэтле построен «Дискавери-3» — тысяча пассажиров!

Семейная фирма Бинклей — невеликое предприятие на Аляске, но добротное и заметное.

В предпринимательстве, как и в добыче золота, важно напасть на жилу. Потомки Чарльза Бинклей, чей пожелтевший портрет висит в доме на самом почетном месте, не упустили своего шанса. А семейная слаженность, трудолюбие и энергия не только хорошо кормят, но служат в Фэрбанксе примером житейской опрятности, честности и всех других добродетелей старой доброй Америки, привившихся тут, на Аляске.

Сыновья-штурманы в этой семье — взрослые, зрелые люди. У каждого свой дом, выводок ребятишек. Но все сплочены не только родством, но и делом, в котором у каждого свое место и от которого каждому своя доля. А дом отца — место семейных встреч, надежная житейская пристань. Все в этом доме добротно, но без излишеств и в обстановке, и в образе жизни: спать расходятся рано, и подъем для всех ранний.

Капитану семьдесят. Но он в очень хорошей форме и мог бы, кажется, совершить за штурвалом кругосветное путешествие — подтянут, бодр, излучает жизнерадостное спокойствие.

Это особое его качество приметило местное телевидение. Капитана приглашают в рекламные передачи, и лицо его знают по всей Аляске…

Я беседовал с капитаном на судне, в рубке. Три сына в форменных штурманских безрукавках сидели тут же, а внуки гроздьями висли на рулевом колесе.

— Четвертое поколение… — сказал капитан, наблюдая за ребятишками. — Помню себя с такого же возраста. Все пытался добраться до верхней ручки.

Размышляя о прожитом, старший Бинклей говорит, что главная гордость его — не имущество, не образцово поставленный бизнес. Главное, что детей удалось вырастить людьми добрыми и что в них продолжает жить пионерский дух дела Чарли.

— Скип, Джим, Джон, правильно я говорю? — весело обернулся капитан к сыновьям.

— Ну даешь, отец, не разговор, а реклама по телевидению, — отшутился за всех старший, Скип.

Близко из сыновей Бинклей я познакомился с младшим, Джоном. В первый приезд на Аляску нас пригласили на «дружеский вечер к сенатору».

Я прибыл, когда пива, которое тут заедают «аляскинскими конфетами» — кусочками копченой рыбы, было выпито уже много. Все галдели, кто-то пробовал уже петь. Я спросил: а где сенатор? Мне показали на юношу, почти мальчишку.

— Джон Бинклей, сенатор, — представился молодой человек при знакомстве. — А это моя жена. Пойдемте, мы покажем своих наследников.

Наследников в детских комнатах было четверо. Трое спали, а старший сидел у компьютера.

— Сколько ж их будет, когда вы станете президентом?..

С этого вечера мы с сенатором подружились.

Из разговора я узнал о деде Чарли, о том, как нынешний «колесник» трое братьев вели по Юкону в Фэрбанкс. Узнав, что пассажирское плавание — обычное дело на наших реках, Джон заставил меня на бумаге изобразить, как выглядят пассажирские пароходы, — «вот бы проплыть!»

Узнал я: в двадцать два года Джон Бинклей проехал на мотоцикле от самой северной точки Аляски до оконечности Южной Америки. Сто сорок два дня в пути! Ехал при пятидесяти градусах мороза, потом в тропическую жару.

Свою кандидатуру в сенаторы штата Аляски Джон выставил в округе на реках Юконе и Кускокуима, где фамилию Бинклей хорошо знают.

Чтобы приблизиться к нуждам своих избирателей, Джон купил себе дом в маленьком, богом забытом комарином тундровом Бетеле. По рекам и на маленьком самолете побывал во всех эскимосских и индейских поселках. Там поверили простому открытому человеку. И не ошиблись.

Джон хорошо защищает интересы индейцев и эскимосов в столице штата.

Узнав, что я намерен писать об Аляске, Джон сказал:

— Я твой помощник.

— А «Дискавери» и заседания в сенате?..

— Найдется время…

И нашел. На самолете Джона мы слетали в Канаду на знаменитый Клондайк. Потом полетели в Бетел, а оттуда — по деревенькам на Юконе с ночлегами, с разговорами о местном житье-бытье, с дружескими свиданиями и посвящением в текущие нужды.

С помощью Джона я на лодке проплыл более ста километров по Юкону. И вот уж правда, гора с горой не сходится, а люди могут сойтись неожиданно. В Москве на Масловке утром раздался телефонный звонок.

— Ответьте Аляске… — И очень знакомый голос: — Василий, через неделю я прилечу в Ленинград по рыбным делам — наказ моих избирателей. Жена разрешила мне на пять деньков задержаться. Прилечу с сыном. Не могли бы мы прокатиться на речном теплоходе?

Навигация уже кончилась. Но ходил еще теплоход из Ленинграда на Валаам. И нас на нем приютили. Это было большое хорошее судно с каютами, с современной навигационной техникой. Увидели мы большую ладожскую воду, расцвеченный осенью Валаам, былое величие монастырских построек. Увидели разворошенный, возбужденный человеческий муравейник Ленинграда.