– Ясно. Но я не понимаю, почему вы беретесь за такие дела?
– Я делаю это для друзей, – ответила Ирен. – И за вознаграждение. В юности я работала частным детективом для Национального агентства Пинкертона в Америке и для отдельных клиентов за границей. Некоторые из них были американцами, как, например, Чарльз Льюис Тиффани, другие – англичанами, как Оскар Уайльд.
– О, мадам, вы помогали действительно известным людям! И я сомневаюсь, что о вашей юности стоит говорить в прошедшем времени. – Королева Клотильда улыбнулась и вздохнула. Перья на ее груди и шее затрепетали.
Сама она выглядела совсем еще девочкой, ей нельзя было дать больше двадцати лет. Королева походила на призрак, на бледное привидение, которое пугает даже самое себя. Она только раз отпила чай, и теперь он медленно остывал. А Клотильда сидела перед нами, не решаясь продолжить разговор.
– Как я могу помочь вам? – осторожно спросила Ирен, словно побуждая ее к откровенности.
Я удивилась мягкому тону подруги. Сейчас она играла свою любимую роль наперсницы. Она была готова броситься в огонь и в воду, куда бы ни пришлось, несмотря на свои чувства. Точнее, она могла скрыть свои чувства ради цели. Внезапно я прониклась жалостью к королеве Клотильде. Кроме имени, в ней не было ничего царственного. Она совершенно очевидно не могла противостоять любым кризисам и даже незначительным общественным проблемам. Такую бледную овечку сотрут в порошок при дворе в любой стране, особенно в Богемии, в семье фон Ормштейнов.
А вот Ирен с ними справилась бы – да и справлялась. Как же несправедлива жизнь! Что сделала бы королева Ирен? Как сказал однажды в один из редких чувствительных моментов король Богемии, она сыграла бы свою роль идеально, ни разу не изменив себе, своему характеру. Но король выбрал себе жену из списка принцесс. И теперь это несчастное создание обратилось за помощью к Ирен. Но в чем ей нужно помочь? О чем может беспокоиться избалованная королева?
От долгого молчания ее бледные губы пересохли и потрескались. И из-за этого бедняжка стала выглядеть еще более тускло и неопрятно, несмотря на свой дорогой наряд, весь покрытый, как пылью, мягкими серыми перьями.
Клотильда облизнула губы. Она была в смятении. Маленький белый дрожащий кролик с нервными розовыми глазами – вот о чем, наверное, думает король каждый день своей жизни, когда вспоминает полную энергии женщину, которую предал. Пусть в ее жилах не течет голубая королевская кровь, но во всем остальном она истинная королева.
– Не уверена, что кто-то может помочь мне, – призналась королева. Хоть я не могла разглядеть ее брови, мне показалось, что она нахмурилась. – Мне очень неловко говорить о своем несчастье. Возможно, стоит начать с моей личной истории.
Я заметила, что Ирен чуть не зевнула, но умудрилась сдержаться. Судя по всему, королева была человеком основательным и скучным, несмотря на юный возраст.
– Я второй ребенок у своего отца, – начала она.
Мы с Ирен обменялись унылыми взглядами: мы уже знали о Клотильде все, что хотели, из газет.
– С самого начала предполагалось, что я выйду замуж за будущего короля Богемии.
– Вот как? – В голосе Ирен прозвучал сарказм. Король Вилли никогда не признавал этого.
Королева улыбнулась и погрузилась в воспоминания:
– Первый раз я встретила его, когда мне было четырнадцать. Он был наследником престола. Вильгельм невероятно высок, почти как русский царь Александр. Они оба под два метра ростом. Они дальние родственники, такое часто бывает в королевских семьях. Вильгельм очень крупный мужчина, с прекрасными светлыми бакенбардами и усами. Он показался мне очень красивым, настоящим викингом. Я была не против замужества, хотя мне пришлось бы покинуть Швецию и выучить немецкий – для молодой девушки это не так легко.
– И чешский, – вставила Ирен.
– Что?
– Вам пришлось бы выучить чешский язык.
– Почему это?
– Потому что на этом языке говорят в Богемии.
– Но в семье фон Ормштейнов говорят по-немецки, а Богемия входит в состав Австро-Венгерской империи, и при дворе в Вене тоже говорят по-немецки. С детства я изучала английский, французский, итальянский и немецкий, чтобы иметь возможность выйти замуж за представителя любого королевского дома. Но в первую очередь рассматривалась именно Богемия.
– И все-таки вы решили, что чешский вам уж точно ни к чему, – тихо пробормотала Ирен.
Королева не заметила ее ироничного замечания. Она мысленно перенеслась в настоящий момент, и ее лицо помрачнело.
– Мы поженились прошлой весной, у нас была чудесная свадебная церемония в Праге, – продолжала она свой рассказ. – Это очень красивый город, но в тамошнем дворце, который называется Пражский замок, пусто и мрачно. Он очень несовременный, мне в нем некомфортно. Но я должна была выйти за одного из самых красивых и желанных королей Европы, и я собиралась исполнить свой долг.
– И в чем же он состоит? – поинтересовалась Ирен.
Королева Клотильда сначала удивилась, а потом поджала губы. Она сцепила пальцы и уставилась на них:
– Главный мой долг – продолжить королевский род.
Ирен нетерпеливо прервала ее.
– И вам не удалось достичь успеха в этой области? Тогда нужно проконсультироваться у врача. Я могу посоветовать вам докторов Штурма и Дранга[4], – произнесла она с легкой иронией.
Только я понимала, сколь опрометчиво решение королевы посвятить Ирен в свои домашние неурядицы. Ирен придумала эти прозвища врачам королевской семьи Богемии вместо их труднопроизносимых фамилий еще в то время, когда мы жили в Праге. Я заметила, что Клотильда вот-вот упадет в обморок, и закусила губу.
– Я бы обратилась к врачу, мадам Нортон, – пролепетала она, – но моя проблема не связана со здоровьем. Как я могу принести наследника, если у нас с мужем нет… близости.
До меня не сразу дошло значение этой деликатной фразы. Ирен тоже сначала была в недоумении. Она откинулась на черные пуховые подушки дивана, и на их фоне ее яркое шелковое платье засияло, как закатное солнце в вечернем сумраке.
– Вы хотите сказать, что… – Ирен не могла подобрать нужных слов.
– Я хочу сказать, что мой муж не исполняет свой супружеский долг, – потупилась Клотильда.
Ирен явно хотелось услышать из уст своей соперницы прямое признание. И она не собиралась щадить бедняжку, подбирая выражения помягче. Обычно Ирен не была такой жестокой.
В комнате воцарилась тишина.
– Не исполняет свой супружеский долг, – с сомнением повторила я. – Думаю, в общем и целом я понимаю значение этой фразы.
– Мисс Хаксли права, – сказала Ирен, кашлянув. – Нам нужно совершенно четко знать, что вы имеете в виду. Речь идет о том, что король не приходит к вам в спальню?
– О нет, он приходит. И со стороны кажется, что в нашем браке все в порядке. Но во время его визитов ничего не случается.
– Вы в этом уверены? – резко спросила Ирен.
Румянец вспыхнул на бледном лице королевы, как утреннее солнце, когда оно только встает над тусклым горизонтом.
– Думаю, да. Наверное, иначе я поняла бы, – пробормотала она. – Мне мало рассказывали о семейной жизни, только то, что я должна слушаться мужа и выполнять свои обязанности. И конечно, под ними не подразумевалось, что я буду проводить все ночи в одиночестве. Но между нами ничего не было, кроме взаимных любезностей на публике. Поначалу я не горела желанием разгадать эту загадку и скрывала свое разочарование даже от собственных горничных. Но теперь я хочу, чтобы кто-нибудь помог мне разгадать ее. Я по-прежнему ничего не понимаю в этом вопросе и нахожусь в полном недоумении.
– Возможно, вам уготован лучший жребий? – сухо предположила я.
– Если я не смогу родить наследника, то вряд ли. – Первый раз за все время бесцветное лицо Клотильды оживили эмоции. – Это мое призвание, моя обязанность. И, кроме того, король весьма приятен в общении и манерах. Но наверное, я просто не нравлюсь ему. Возможно, его сердит, что он был вынужден жениться на мне только потому, что я королевских кровей. Я чувствую, что меня презирают во дворце, а ведь я должна считать его своим домом. Как будто слуги – и даже стены – знают обо всем и смеются надо мной.
4
Sturm und Drang (нем.) – «Буря и натиск» – литературное движение конца XVIII века в Германии.