- Так держать!

Все ближе подплывает лесная вырубка с бесформенным пятном самолета, замаскированного там внизу. [16]

- Так держать!

От отделившихся бомб чуть вздрагивает самолет.

- Отворачивай!

Федя заваливает сумасшедший крен.

Самолет катится по укатанной полосе снега. Слева за посадочными огнями мне видны темные силуэты людей, я догадываюсь, что это все те, кто провожал нас в полет, и уже предчувствую радость, с которой будет воспринято наше сообщение об успешной бомбежке. Но почему же вдруг все эти люди куда-то бегут, почему гаснут огни старта? Впереди и чуть в стороне вспыхивают разрывы бомб, а из темноты неба по снежному полю аэродрома стегают хлысты трассирующих пуль, посланные с вражеского самолета.

А днем командир полка собирает летный состав для разбора нашего первого боевого вылета, и, странно, мы не слышим из его уст похвалы. Вместо этого он обращает внимание на недостатки…

От слов командира постепенно улетучивается приподнятое настроение. И все же здорово, что мы уже на фронте, что мы бьем врага!

Успех первого боевого вылета, что скрывать, вскружил нам голову. Поэтому неудивительно, что замечания командира воспринимаются несколько не так, как следует.

- Он еще обнаружил недостатки! - шепотом возмущается мой приятель Вася Корниенко. - Двадцать два уничтоженных самолета! О каких недостатках тут толковать?…

Я молча соглашаюсь. И думаю, что если так дело пойдет дальше, то война весьма быстро закончится разгромом фашистов! Скорей бы наступала ночь, скорей бы новое боевое задание!

Откуда было нам знать, что где-то в высоких штабах в это время обсуждалась целесообразность применения самолетов устаревших конструкций, возможности и задачи их применения. Видимо, успешные вылеты нашего полка и других подразделений, а также живучесть самолетов такого типа все же решили вопрос использования их в условиях современной войны.

Позже будут созданы специальные полки и дивизии, вооруженные только самолетами У-2, и они с честью будут выполнять самые сложные задачи, которые окажутся непосильными для других родов авиации. Ночью, в любое время суток, в распутицу и непогоду будут взлетать эти неприхотливые самолетики с полевых аэродромов по первому требованию пехоты. [17]

…В этот полет летчики пойдут без штурманов. Весь день мы с Федей Масловым вычерчивали по памяти маршрут, чтобы потом в полете не пользоваться картой. Накануне конная группа Белова связалась со штабом нашей армии, указав район и сигналы, по которым летчики определят посадочную площадку: четыре костра, образующие прямоугольник.

Конники генерала Белова ждут боеприпасы и просят вывезти раненых, которые затрудняют рейд конного корпуса по немецким тылам.

Я провожаю Федю к самолету. Это не тот, на котором мы обычно летали с ним. Наш ремонтируют. Федя залезает в кабину, усаживается, пытается приподнять сиденье, но где-то заело, и оно не двигается.

- Что бы подложить? - спрашивает Федор. - Низко. Я протягиваю ему диск пулемета ДА{3}:

- Подойдет?

Федор копошится в кабине, примеряет:

- Давай еще один!

- Эх, не вышел ты ростом, командир! - Не могу сдержать улыбку. - Мал ты у меня.

- Дуб вон тоже в небо тянется! А толку? Дубина дубиной!

Федя усаживается удобней, высовывает из кабины громадную меховую рукавицу с оттопыренным большим пальцем:

- Порядок!

Я провожаю взглядом рулящий самолет Федора, смотрю, как он бежит вдоль тусклых огней старта, смотрю до тех пор, пока самолет не тает в глубине звездной ночи.

Дальнейшие события я узнал от самого Федора.

Едва девятка самолетов эскадрильи, в которой летел и мой Федя, пересекла линию фронта, от близлежащей железнодорожной станции протянулись три прожектора и сразу же врезались в строй самолетов общим слепящим пучком. Огненная россыпь снарядов…

Федор еще некоторое время держался за ведущим, но угрожающе близко надвинулся самолет справа, и, сбавив обороты двигателя, Маслов отвалил в сторону, в спасительную темноту. Выше его, в перекрестии прожекторных лучей, вдруг вспыхнула красная точка пламени. Она, увеличиваясь, [18] стремительно понеслась к земле. Один прожекторный луч отделился от общего снопа и проводил горящий самолет до земли. Ближний лес озарился вспышкой взрыва.

Федор оглянулся по сторонам: темнота! Ни одного выхлопа из мотора близко идущего самолета. Один! Что ж, придется идти к цели одному.

Еще час полета, час непрерывного сравнивания плывущей внизу земли со схемой в памяти - и вот он, нужный лесной массив. Где-то здесь должна быть посадочная площадка. Да вот она! Четыре костра, как предупреждали. А это? Это что за огни! Две посадочные площадки?… Ерунда какая-то. Неужели немцы перехватили радиограмму и выложили такие же костры, обозначив ими ложную площадку? Но как проверить? Как узнать, какая площадка наша, какая ложная? Пока он лихорадочно искал ответы на эти вопросы, подтянулась эскадрилья, и теперь над кострами кружится не один самолет Федора. И все летчики в недоумении.

Значит, кто-то должен рискнуть. Без этого не определить, где свои, где враги. Кто же на это решится? Кто?

Парторг эскадрильи, командир звена Феклин, включил аэронавигационные огни - АНО, чтобы его самолет видели остальные. Он сделал круг над кострами и пошел на посадку.

К самолету Феклина стали подтягиваться остальные. И ближе всех оказался Маслов. Он тоже обозначил себя огнями АНО и пошел вслед за ним. Федору видно, как Феклин включает посадочную фару, свет ее скользит по ровной поверхности снега. Вот он садится, разворачивается, рулит к кострам.

- Свои, свои! - сам того не замечая, закричал Маслов.

Наблюдать за самолетом Феклина уже нет возможности: приближается земля, надо выровнять и посадить свой самолет.

Удар по сиденью чуть не выбрасывает Федора из кабины. Перед глазами проносятся желтые светлячки трассирующих пуль.

Федор резко дает газ, мотор ревет на взлетной мощности, и самолет, едва зацепив лыжами снег, вновь взмывает в воздух.

А на земле, рядом с темной стеной леса, трассирующие пули прошивают горящий самолет Феклина… Самолеты заходят на посадку к другим огням, зажженным нашими конниками. [19]

…В землянке КП Федор протянул мне исковерканный разрывными пулями диск ДА.

- Дарю на память, - сказал он.

Я повертел в руках искореженную стальную крышку, попытался вытащить развороченные осколками патроны.

- Как же так, Федя?

- А вот так. Случай, старик. Считай, что тебе крупно не повезло: придется еще летать со мной в одном экипаже.

- Федька! - Я обнял его худые плечи. - Полетаем! Еще полетаем, Федя!

В другом конце землянки начальник штаба диктовал машинистке:

- «Не вернулись на базу самолеты младшего лейтенанта Елина и младшего лейтенанта Феклина. Факт гибели обоих подтвержден очевидцами…»

Мы молча сняли шлемы.

Это нельзя забыть, этого нельзя простить!

У Якова Феклина осталась дочь - Алла. У нее есть сын - Андрюшка. Когда они приходят к нам на встречу в День Победы, мы принимаем их в наш строй, они занимают место погибшего отца и деда среди нас, ветеранов.

Глава 3. Становлюсь летчиком

Под Москвой не затухают ожесточенные бои. Каждую ночь наш полк получает боевые задания. Иногда приходится летать не только ночью, но и днем. Мы понимаем, что это вызывается крайней необходимостью.

Где- то в военных училищах уже сдают экзамены новые летчики, ведут контрольное бомбометание другие штурманы. А экипажи нужны сегодня, сейчас!

Январским утром как-то приходит посыльный из штаба: меня и Васю Корниенко, такого же штурмана и товарища по училищу, вызывают к командиру полка. Мы теряемся в догадках: зачем бы?

Командир встает нам навстречу, здоровается и как-то по-домашнему обнимает нас за плечи.

- Поймите меня правильно, - говорит он. - Я не хочу приказывать. Да и не могу. Поэтому, как решите сами, так и будет. А дело вот в чем. Вы знаете, что в полку не хватает летчиков. Штурманов больше. А полк должен воевать. На задание каждую ночь должно уходить максимальное количество самолетов. Вы оба в свое время закончили аэроклуб. [20]