Он обвинял ее, пусть и не говорил этого прямо. Если бы он только знал, что эти муки были бы куда страшнее, не помоги она тогда ему сбежать.

— Амелия, желала, чтобы ты жил.

— Не смей! — угрожающе прорычал Гаррет, но она перебила его.

— Она отдала за тебя жизнь! Так прими этот дар и живи. Ради нее, ради ее потомков, живи! Судьба щедро вознаградит тебя. — Она произнесла свою речь на одном дыхании и, замолчав, наблюдала за ним.

Гнев в глазах Гаррета сменился изумлением, непониманием, растерянностью. Он мечтал найти покой. Расстаться с жизнью, чтобы, там, за чертой миров, встретиться с той, которую он любил.

Надлежало сказать кое-что еще, но Многоликая не нашла в себе сил заговорить. Было больно видеть его таким. Хотелось протянуть руку, дотронуться до его плеча. Не в этот раз. Когда-нибудь, они и станут близки, даже будут друзьями. Она видела это. Неяркие, размытые картины возможного будущего. Они воплотятся в реальность, если сегодня он примет правильное решение.

Уйти казалось наилучшим вариантом. Так было бы намного проще и легче. Не стоило дожидаться, пока он прогонит ее, а мыслей, что попросит остаться, не было даже в самых потаенных мечтах.

— Стой, — неожиданный оклик Гаррета заставил сердце пропустить удар и замереть на месте.

Оракул медленно повернулась, не поднимая головы. Она опасалась увидеть знакомое отвращение в тронувших душу глазах.

— Куда именно я должен отправиться?

Лишние разговоры были не в его стиле. Он спрашивал напрямую и получал все ответы. Те, кто смел ему перечить, заканчивали плохо.

— Уезжай отсюда, и то, что должно произойти, непременно произойдет.

За свою долгую жизнь, Многоликая уяснила одно очень важное правило: никогда не раскрывать карты. Правда может напугать, а у страха глаза велики. Маккивера сложно напугать, но нарушать правила было не в ее интересах. Она могла только дать ему подсказку:

— Судьба бросит кости в тот миг, как только ты встретишь того, кто напомнит тебе о прошлом. С этого момента все будет предрешено, — Оракул четко проговаривала каждое слово, гордо вздернув подбородок. — Твой же меч занесут над твоей головой. Но помни: жизнь палача ты должен будешь защищать как свою, до победного конца.

— 15 —

Август, 2010 год

Базель-Штадт. Беттинген

Гаррет Маккивер

Обременительное ничегонеделание сказывалось не лучшим образом. Рояль издавал жалобные звуки. Я пытался убить время и ожидал не понятно чего. Хотелось лезть на стены. Захлопнув крышку, я повернулся на стуле и еще раз обвел взглядом пустую комнату.

Никто не знал, куда делась Многоликая. Больше всех был обеспокоен Лайнел. Третьи сутки она не приносила ему лекарство. Болезнь короля развивалась с каждым днем. Так он расплачивался за магию, которую использовал в день рождения Катерины.

Его молодая и горячо любимая жена Линда умирала, и Лайнел решил спасти ей жизнь. Сотворенная магия не помогла, ему не хватило сил и мастерства, но цена была выставлена в тот же миг. За жизнь, как правило, платят жизнью. Линда умерла, но жизнь стала покидать и самого Рималли. День за днем, медленно, сопровождаясь частыми приступами и недомоганием. Все эти годы Многоликой удавалось поддерживать здоровье Лайнела зельями, рецепты и секреты приготовления которых были известны ей одной.

Мне ее не хватало. Раньше я об этом не задумывался, прекрасно зная, что она рядом и я могу с ней поговорить. Она не раз спасала мою жизнь и всегда помогала, по-своему. Теперь помощь нужна была ей, но я решительно не знал, что предпринять и откуда начинать поиски.

Стояла глубокая ночь, когда я отправился спать, но, проходя через многочисленные коридоры резиденции, услышал приглушенные крики. Не прошло и минуты, а я уже стоял на пороге комнаты Мари. Окно оказалось открыто настежь и, не смотря на летнюю ночь, было холодно. Проникающий в комнату ветер поднимал шторы и балдахин над кроватью.

Она что-то бормотала и металась по кровати, словно одержимая.

— Мари!

Я подскочил к ней, когда окно громко захлопнулось от сквозняка, и задребезжали стекла.

— Мари, слышишь меня? Проснись!

Я встряхнул ее, обхватив за плечи. Девушку била мелкая дрожь, она была холодной, как лед. Волосы липли ко лбу и мокрым от слез щекам.

— Мари, — вновь позвал я, и она резко села. Потерянный взгляд обратился ко мне.

— Я не убивала его, не убивала, — с этими словами Мари неожиданно уткнулась носом в мое плечо. Я на мгновение замер, а потом обнял ее.

— Тише, все закончилось, — приговаривал я.

Она отстранилась, вытерла рукавом слезы и, натянув одеяло до самого подбородка, подняла виноватый взгляд.

— Извини, обычно я... Как ты тут оказался?

— Услышал крики.

— Часто ты бродишь по коридорам среди ночи?

— Часто, — улыбнулся я, — Я вроде домашнего приведения на многовековой службе.

Марилли улыбнулась в ответ.

— Сложно приходится?

— Не привык жаловаться.

Я не сводил с нее взгляда. Протянул руку и поправил прядь волос, отмечая знакомое смущение.

— Что тебе снилось?

— Всегда один и тот же сон. Я вижу образы, слышу голос. Иногда он становится сильнее, иногда слабеет, но не исчезает, не оставляет в покое. А потом... Потом выстрел... Ночь, проведенная без этих сновидений — уже счастье.

— Как давно это началось?

Я все время задавался одним вопросом: почему Мари не оказалась в руках заклинателей гораздо раньше? Мадлен была права: магия в крови смертного человека — дело рук кого-то из магов. Мысленно я вновь вернулся в ту рождественскую ночь, когда повстречал ее мать. Клубок никак не хотел распутываться, хотя ответы лежали на поверхности. Я чувствовал это.

— Четыре года назад. Мы с Джеймсом вернулись из свадебного путешествия. Поначалу я не обращала внимания, но со временем все переросло в безумие.

— Мари, ты имеешь право знать, — начал я. Было темно, и лишь лунный свет из окна немного разгонял царивший в комнате полумрак. — Давина была связана с заклинателями.

Услышав имя матери, она вздрогнула и удивленно посмотрела на меня.

— Я знал ее. Точнее, видел пару раз. Думаю, что ее прошлое прольет свет на твое состояние и поможет нам во всем разобраться. Что ты о ней знаешь?

Марилли выглядела растерянной.

— Мама умерла, когда мне было шесть. Я мало что помню, — Мари обхватила себя за плечи. — Она тяжело болела. Врачи не могли поставить диагноз. У нее были странные судорожные приступы, какие бывают при эпилепсии, она кашляла кровью, задыхалась. Бабушка говорила, что это дьявольская кровь,_______________________________________________________________________________________________________________________________ и что она течет и в моих жилах.

— А что насчет твоего отца?

— Я даже имени его не знаю, — Марилли подтянула к себе одеяло.

— После смерти мамы тебя растила бабушка?

Эмма Миллер. Я вспомнил имя из документов, собранных Мадлен.

Мари покачала головой.

— Бабушка тоже вскоре умерла, а меня взяла к себе подруга мамы, Элизабет Арнольд. Но когда мне исполнилось восемнадцать, выставила за дверь. Она всегда чего-то боялась, не выходила на улицу после захода солнца и мне запрещала, запирала двери на все замки, не открывала окон.

Мари вздохнула. Я видел, как тяжело ей давались воспоминания, но мне нужны были ответы. Элизабет Арнольд могла бы помочь кое в чем разобраться.

— Она наверняка до сих пор живет в Базеле, — продолжала Мари. — Элизабет — экстрасенс.

— Экстрасенс? — удивился я, а Марилли кивнула.

— К ней часто приходили люди за помощью. Я никогда не верила в подобное, но теперь, после всего...

Я долго молчал, а Мари внимательно смотрела на меня. Мне нужно было все обдумать и решить, что делать дальше. Но оставить ее вот так сразу я не мог.

— Как ты себя чувствуешь?