Герцогиня хотела что-то добавить, но императрица, полностью овладевшая ситуацией, простилась и стремительно покинула кабинет.

В одно мгновение с герцогиней произошла разительная перемена: из спокойно-приветливой она стала надменной и жесткой.

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Симс, что теперь, когда вы практически пообещали ее величеству найти похищенное, на карту поставлен не только ваш личный престиж, который я позабочусь уничтожить в случае вашего провала, но также престиж Англии, моей новой родины, и, что гораздо важнее, мой собственный престиж в глазах семьи моего брата, императора Александра. Не подведите меня.

Симс не повел и бровью, высочайшее внушение не произвело на него ни малейшего впечатления.

Тяжелой утиной походкой герцогиня прошествовала к выходу.

– Что ж, инструкции ясны, – подытожил министр двора. – Должен вас уведомить, мистер Симс, что Бриллиантовая комната открывается для посторонних, в данном случае для герцогини, в обязательном присутствии трех лиц. Первое – начальник дворцовой полиции, это мой человек, его я беру на себя, второе – статский советник Даниловский, начальник камерального отделения, он теперь в курсе и во всем послушен императрице. Но третья персона может доставить нам беспокойство. Я говорю о камер-фрау фон Винклер, это из-за нее княгиня Юрьевская получила право привилегированного входа. Фон Винклер заведует коронными бриллиантами с тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, почти двадцать лет. И хотя должность ее со временем стала скорее почетной, чем ответственной – за учет и сохранность вещей отвечает Даниловский, – она чувствует себя хозяйкой Бриллиантовой комнаты. Эта фурия внимательна и придирчива. Господин Болин – человек флегматичный, молчаливый, бесстрастный. Ведите себя схожим образом, и, может быть, она не заметит подмены. Старая камер-фрау обожала покойную императрицу и люто ненавидела княгиню Юрьевскую. Но это еще не все. Покойная императрица не очень жаловала свою невестку, императрицу нынешнюю, так и не простив той измены ее умершему старшему сыну цесаревичу Николаю и брак со вторым, нынешним императором Александром, который стал наследником после смерти первого. Сама покойная императрица носила траур по своему первенцу со дня его кончины и до своей смерти – пятнадцать лет. Поэтому Каролина Карловна ведет себя с новой императрицей дерзко, почти вызывающе. Если она поймет, что может навредить ей, предав гласности нарушение регламента посещения кладовой, она с радостью использует такую возможность. Это приведет к ужасному скандалу. Пострадает императрица, пострадает дворец, пострадает герцогиня. А уж что ожидает нас с вами, и сказать нельзя. Имейте это в виду.

– Но почему же не уволят эту старую… даму? – поинтересовался Симс.

– Так не принято и не бывает, – ответил министр. – При дворе служат дольше, чем в армии, всю жизнь, – такие уж здесь традиции и правила.

– Министр, – обратился к графу Симс, – раз уж мне нельзя сегодня осмотреть комнату, я осмотрел бы дворец, сверху донизу, если вы не против. И не соблаговолите ли вы дать мне провожатого, такого, который знает про дворец все.

Раздался стук в дверь, и на пороге снова показалась бледная и прекрасная фрейлина Алексеева.

– Вот фотопортрет Карла Эдуардовича Болина, – протянула она конверт Симсу. – Ее величество велели мне показать вам дворец. – Она сделала книксен и приглашающе указала рукой на дверь.

– Это необычайно кстати, – воскликнул министр. – Юлия Федоровна живет здесь, во Фрейлинском коридоре, с двенадцати лет, лучше нее дворец знает, пожалуй, только гоф-фурьер Ингано. Вот уж у кого ключи от всех шкафов. Но он в отъезде вместе с императором, ибо отменно готовит ручьевую форель и жюльен из колосовиков. Но у него отвратительные, развязные манеры. Так что с Юлией Федоровной будет несравненно приятнее. Если после осмотра возникнут вопросы – милости прошу, я здесь до вечера.

Юлия Федоровна спросила, не желаем ли мы перекусить, посыльный как раз привез обед для господ офицеров гвардейского измайловского караула из ресторана «Отель де Франс» с улицы Морской. В полдень семеновцы покинули дворец, и их место заняли измайловцы. Это было как нельзя удачно, поскольку даже позавтракать в это утро ни мне, ни Симсу не удалось. Юлия Федоровна сама накрыла нам стол в собственной маленькой гостиной на третьем этаже дворца.

– Это входит в ваши обязанности? – спросил я у нее.

– Гости государыни – мои гости, – ответила фрейлина. – Сама она уехала в Аничков дворец, наследник чувствует себя неважно. Здесь только великая княгиня, то есть герцогиня, она остановилась в комнатах покойной императрицы, своей матушки. А что касается обязанностей, то наша обязанность одна – подчиняться. Вы и представить себе не можете, какие поручения иногда выпадают на долю смиренных фрейлин. Но вам я очень рада.

– А почему вы живете здесь с двенадцати лет?

– Батюшка, князь Трубецкой, умер сравнительно молодым, его семью я раздражала, такова уж участь бастардов; бабушка, его мать, чтобы раз и навсегда решить мою проблему, выхлопотала мне место фрейлины. Для меня, бесприданницы, это означает служение в этих стенах до конца дней. С четырнадцати я стала служить княгине Юрьевской, которая прежде была одной из нас. Знатные, богатые, да и просто законнорожденные фрейлины отказывались служить мистрессе, а мне выбирать не приходилось. Впрочем, забудьте мои жалобы, с судьбой не поспоришь. Кстати, моя комната, – перевела она разговор на другую тему, – интересна тем, что в ней бывал Пушкин. Здесь жила фрейлина Ольга Россет, и он приходил к ней запросто, с частными визитами. И к Идалии Полетике, она жила напротив.

– Кто такой Пушкин? – поинтересовался Симс.

– Наш русский Шекспир, – ответила Юлия Федоровна.

– А кто такой Шекспир? – Невежество детектива было поистине изумительным.

Мы с Юлией Федоровной с трудом не рассмеялись. Но я уже начал привыкать к странной неосведомленности своего подопечного. Чтобы избежать неловкости, фрейлина невозмутимо продолжила:

– Правда, убранство не сохранилось, погибло в пожаре, на другой год после гибели Александра Сергеевича Зимний дворец весь выгорел. Говорят, тогдашняя камер-фрау, баронесса Эллис вынесла большую императорскую корону из огня в исподнем подоле.

Мы вышли из комнаты Юлии Федоровны, пошли по длинному Фрейлинскому коридору, спустились на второй этаж по Телеграфной лестнице и прошли анфиладой изысканно обставленных, но пустующих комнат по второму этажу. По просьбе фрейлины комендант дворца отпер для нас Малую церковь, над которой находилась бриллиантовая кладовая; зайти в церковь можно было из ротонды – удивительного круглого помещения с шестью дверями и прекрасным куполом.

Из комнат покойной императрицы, последняя из которых тоже имела выход в ротонду, донесся звучный женский смех. Я узнал голос герцогини. Оттуда вышла незнакомая молодая дама. Увидев ее, Юлия Федоровна обрадовалась:

– Натали! Оболенская! Какая встреча! Ты приехала с великой княгиней?

– Жюли, душенька! Ты совсем взрослая и так похорошела!

Фрейлины обнялись.

– Как тебе живется в Лондоне? Наверное, здорово, Европа!

– Чужбина есть чужбина, – невесело отвечала Оболенская.

Симс рассматривал стены, полы, убранство и был так увлечен, что Юлия Федоровна, бросив на меня извиняющийся взгляд, еще немного поболтала с подругой и в подробностях узнала, как герцогиня ссорится со своей свекровью, королевой Викторией.

Когда Симс закончил осмотр, Юлия Федоровна из выходящего во двор окна показала окна Бриллиантовой комнаты, расположенной прямо над церковью на третьем этаже. Окна кладовой были заложены изнутри стальными листами. И церковь, и Бриллиантовая комната находились в угловом выступе северо-западного ризалита, выходящем во двор Зимнего, то есть две из четырех стен обоих помещений были наружными. Эти стены находились под перекрестным наблюдением по крайней мере трех парных гвардейских постов, выставленных во дворе. То есть за ними постоянно следило шесть пар глаз. Из ротонды мы поднялись по Церковной лестнице ко входу в Бриллиантовую комнату. У ее дверей несли караул двое измайловцев с заряженными ружьями и примкнутыми штыками. При нашем приближении гвардейцы стали смирно. И вдруг мы с Симсом и фрейлина услышали громкий звук прямо над нашими головами.