Кай: Ладно, тогда скажи... Если б ты мог превратиться в любое животное, то кем бы ты стал?

Гаррет: Серьезно?

Кай: Это не животное.

Гаррет: Ха-ха. Не знаю, собакой, наверное.

Кай: Собакой?

Гаррет: Угу. А что, это неверный ответ?

Кай: Нет, почему. А собакой какой породы?

Гаррет: Дворнягой. Которая громко рычит.

Я улыбнулся, вспомнив его хмурые брови на фото.

Кай: Почему именно собакой?

Гаррет: Ну, собаки верные. Преданные. Защищают.

Это мне тоже было понятно. Мы лишь по этой причине и общались сейчас — потому что он попытался меня защитить. Меня. Совершенно незнакомого человека.

Кай: Тебе подходит.

Гаррет: Рад, что ты так считаешь. Ну а кого бы выбрал ты сам?

Я подвигал губами и закусил изнутри щеку.

Кай: Красную панду.

Гаррет: А они существуют?

Кай: Да! Это такие милые маленькие... пандомедведики красного цвета.

Гаррет: Спасибо за подробное описание.

Кай: Цыц. Они милые, ясно? Как-то я наткнулся на видео, где пара пандочек боролись друг с другом, и мне страшно захотелось обнять их.

Гаррет: Жалко, что у тебя нет красной панды, с которой можно пообниматься.

Кай: Благодарю за сочувствие. Это и впрямь моя боль.

Гаррет: Так с кем ты обнимаешься в отсутствие живого медведя? С плюшевым или с человеком?

Кай: Ты спрашиваешь, если ли у меня бойфренд?

Гаррет: У тебя есть бойфренд?

Кай: Нет. У меня есть жена.

Он замолчал. Не меньше, чем на минуту. Я прыснул и, хлопнув рукой по столу, написал: ГАРРЕТ, Я ПОШУТИЛ!

Гаррет: Воу. Я аж обалдел.

Кай: Господи, извини :)))

Гаррет: Все, теперь я не могу доверять ни единому твоему слову.

Кай: О, да ладно тебе! Я просто пытался развеселить тебя дурацкими шутками.

Гаррет: И у тебя получилось. Но... слушай, мне надо бежать.

Я посмотрел на часы.

Кай: Сколько у вас сейчас?

Гаррет: Чуть больше семи. Надо поесть и, может, позаниматься немного перед отбоем.

Кай: Тогда... хорошего вечера?

Гаррет: Спасибо, что написал. Это меня здорово отвлекло. И наверное... думай обо мне, когда будешь обнимать своего воображаемого пандомедведя.

Кай: Обязательно.

Кружок рядом с его именем стал серым.

Потом я еще долго сидел перед компьютером и улыбался. Мне понравилось разговаривать с Гарретом. Даже слишком понравилось. Подозрительность, которую я к нему чувствовал, уступила место... искреннему желанию говорить с ним еще и еще. И любопытству. Что заставило этого резкого, немногословного, саркастичного парня быть в письмах настолько эмоциональным?

А еще, чем он занимался на службе? С кем общался? Что ел? Я надеялся, что, ужиная, он улыбался, потому что мой день уж точно начался с широкой улыбки.

Глава 5

Гаррет

Костиган действовал мне на нервы.

Первую половину дня, пока автоколонна патрулировала район, я провел, занимаясь всякими мелочами. Многие наши ребята с нетерпением ждали своей очереди выйти в патруль, поскольку это была единственная возможность выбраться с базы, а для тех, кто помладше, — наделать для своих девушек крутых фотографий с пулеметом или около вертолета. Я же эту обязанность ненавидел. Каждый шаг за колючей проволокой был сопряжен с риском для жизни, и если в прошлую командировку я выходил достаточно часто — чтобы забрать или починить поврежденную технику, — то в эту значительно реже.

По этой причине служба стала раз в восемь скучнее, но незадолго до моего приезда в патруле убили одного парня, и, помня об этом, я старался не жаловаться на монотонность большинства своих дней. Хотя теперь к работе, качалке и FWO прибавилось еще общение с Каем.

Сегодня, впрочем, обошлось без происшествий. Стычек не было, поэтому, когда парни вернулись, нам потребовалось произвести только самый простой техосмотр. Но Костигану все равно хватило предостаточно времени, чтобы побесить меня своими ухмылочками после того, как вышел Рамирес. Мне захотелось вышибить ему зубы, и к концу смены я еле держался.

Уходя, Костиган послал мне воздушный поцелуй. Да, его лицу очень скоро предстояло познакомиться с моим кулаком.

Обливаясь потом и скрипя от злости зубами, я вернулся в палатку, а там разделся до трусов с грязной майкой и сел за ноутбук.

Чат стал единственной вещью, которая помогала мне не взрываться сверхновой от ощущения безысходности, тоски по дому и ненависти к себе.

Почему я не мог быть, как остальные, кто гордился тем, что пошел служить в армию? Был ли я единственным унылым говном, подписавшим контракт исключительно из-за отсутствия альтернатив? Или я был единственным, у кого не получалось это скрывать? На каждого парня вроде меня здесь приходилось человек тридцать ребят, которые мечтали об армии с детства. А на каждого гея — пара-тройка засранцев, которые, как Костиган, делали все, чтобы превратить мою жизнь в сущий ад.

Вернувшись домой, я собирался попрощаться с армией навсегда. В свои двадцать шесть, за восемь лет службы я уже досыта наелся этим дерьмом.

Гаррет: Нахер эту дыру, Кай. Просто нахер ее.

Кай: Все хорошо?

Гаррет: Нет. Ну... Да. Я в порядке. Прости... все забываю, что моя сердитая болтовня может вызывать реальное беспокойство.

Кай: Все нормально. Хотя в последнее время ты был в неплохом настроении.

То была правда. Мы чатились уже пару недель, и я начал здороваться с ним армейскими мемами или своими плоскими шутками, которые ему, кажется, нравились. Ну или он хорошо притворялся. Напечатать в ответ «лол» или «хаха» было несложно, однако я все равно сомневался, что он искренне считает меня интересным или смешным.

Гаррет: Просто мне до смерти надоело здесь, Кай. Скорей бы домой.

Кай: Сегодня что-то случилось? Ты никогда не рассказываешь о службе… вот я и не спрашивал сам.

Гаррет: Не знаю. Меня достало все в целом. Извини, наверное, плохо так говорить, но я двинул в армию лишь потому, что моя семья была бедной, у меня не было денег на колледж, я ничего не умел и ненавидел отца. А теперь я просто сижу и жду, когда служба закончится, чтобы устроиться механиком в какой-нибудь автосервис.

Кай: Так вот, чем ты там занимаешься. Ты автомеханик?

Гаррет: Да, на мне обслуживание транспортных средств.

Кай: Дома ты занимаешься тем же самым?

Гаррет: Да. Между командировками я работаю механиком в части. Но продлевать контракт больше не буду. Пойду чинить тачки в простой автосервис, раз уж это мой единственный гребаный скилл.

Кай молчал, и я понял, что он ждет, когда я продолжу. Он почти никогда не задавал вопросов, которые могли быть расценены как излишнее любопытство, хотя время от времени мне хотелось, чтобы он вытянул из меня все. В переписке я был в сотни раз откровенней, чем в жизни, но о некоторых вещах заговаривать все-таки не решался. Из опасений, что он осудит меня или воспримет неправильно. Или будет совершенно не впечатлен.

Гаррет: Слушай, дело такое… Я гей. И здесь есть прилично парней-натуралов, у которых после года на базе чешется до такой степени, что они готовы передернуть затворы со мной.

Кай: Хм. Предполагаю, что «передернуть затворы» равно «переспать», если только в армии это не значит что-нибудь вроде «стать настоящими братьями по оружию».

Гаррет: ЛОЛ

Каким бы сердитым я ни был, Кай всегда умел меня рассмешить. В этом ему не было равных.

Гаррет: По оружию, которое стреляет разве что спермой.

Кай: Аххх… Спермомет. Какой странный и чуть-чуть мерзкий мысленный образ.

Гаррет: Хаха. Увы, но это правда. Обычно я осмотрителен в плане того, с кем именно замутить. Сначала следует убедиться, что позже эти бравые натуралы не попытаются отметелить меня.

Кай: Каким образом? И еще я не вполне понимаю, почему ты называешь их натуралами, если они занимаются всяким с парнями.

Гаррет: Потому что эти ребята не находят меня привлекательным. Если мы случайно пересечемся, когда вернемся домой, они не пригласят меня на свидание. Их интересует только тесная дырка или крепкий кулак, а романтика с парнем им не нужна.

Кай: То есть… они в стадии отрицания?

Гаррет: Может быть. Но если они сами позиционируют себя как натуралов, то переубеждать их я точно не стану. Для некоторых любые фрикции — это фрикции, а секс — это секс.

Кай: Ладно, в это, в принципе, можно поверить. А как ты их выбираешь?