Лейла открыла глаза. По стенам комнаты метались красноватые блики. Явственно чувствовался запах дыма. За окном кто‑то монотонно бормотал на непонятном языке, время от времени повторяя ее имя. Девушка встала с постели и выглянула в окно.

Под окном на земле горело пять небольших костров. Если приглядеться, то можно было заметить, что они образуют перевернутую пятиконечную звезду. В центре ее на земле сидел кто‑то в черном с длинными темными волосами. Голова его была склонена, и он что‑то монотонно, речитативом говорил.

Лейла открыла окно и выпрыгнула во двор. Таинственный некто, видимо был так сосредоточен, что не заметил этого. Девушка подошла к нему сзади и положила руку на плечо. Он вздрогнул всем телом, замолчал и обернулся. Лейла тут же его узнала. Это был семнадцатилетний Пашка — сатанист.

Пашка был сыном живущего неподалеку священника. Всего у него было четыре сына: один — молодой батюшка, недавно закончивший семинарию, и три — сатаниста. И все четверо — по — ангельски красивые.

Впрочем, Пашка напоминал ангела скорее падшего. У него были длинные черные волосы, бледное лицо, бархатные, чуть застенчивые карие глаза и красивые тонкие губы. Взгляд у него был слегка фанатичный. Он нравился многим девушкам, но почему‑то только тем, кто не задумывался о его вероисповедании.

Увидев Лейлу, Паша широко и глупо улыбнулся.

— Ты меня звал? — осведомилась она.

— Э — э-э… Нет.

— Но ты повторял мое имя. Насколько я знаю — после смерти бабушки я тут единственная Лейла.

— Ну, да. Так надо.

— Надо? Это уже интересно. Зачем?

— Это приворотный ритуал. Я проведу его, и ты будешь меня любить.

— Правда?! — Лейла просияла так неподдельно, что Паша смутился, — Ты можешь сделать так, чтобы я полюбила?

— Могу, — неуверенно ответил он.

— Правда, можешь?! А‑то я не верю в любовь.

— Ты? — удивился Пашка.

— Да, уже давно. А ведь я так хочу любить. И не могу. Это в моем‑то возрасте! Но, ты же мне поможешь? Да? — Лейла откровенно издевалась над ним, но в каждой шутке только доля шутки.

— Паш, а что это за странный язык? — спросила Лейла.

— Это православные молитвы, прочитанные наоборот.

— Почему именно православные?

— Я их очень много знаю.

— А — а-а, понятно.

— Ой, Лейла, на тебя, наверное, православные молитвы не подействуют! Ты же мусульманка.

— Я атеистка.

— Да, а почему тогда — Лейла?

— Наверное, потому, что Фаритовна, не иначе. А вообще, это дедушка настоял, чтобы меня назвали в честь бабушки. Они так любили друг друга.

— Наверное, всю жизнь прожили вместе?

— Нет, познакомились на свадьбе у моих родителей. Дедушка — мамин отец и бабушка — папина мама. Они десять лет прожили вместе, пока она не умерла. Дедушка ей стихи читал почти каждый день.

— Ну, вот видишь — любовь есть.

— Конечно — есть, только не для меня.

— А твои родители — атеисты?

— Нет, они в свое время не поделили мое вероисповедание. Долго спорили из‑за него.

— Неужели дали тебе возможность выбрать? — с недоверием спросил Пашка.

— Нет, просто спор выиграл дедушка. Ну, так, что? Ты сделаешь так, чтобы я полюбила?

— Конечно. Все во власти.

— И не говори. Вообще‑то я замерзла. Все‑таки не май месяц, а только начало апреля. Пойдем?

— Куда?

— Ко мне в гости.

— П — пойдем.

Лейла с легкостью запрыгнула на подоконник и скрылась в темной комнате. Паша, немного помедлив, последовал за ней. Он влез в комнату и не увидел там девушки.

— Лейла? — негромко позвал он.

— Я здесь, — ответила она откуда‑то из коридора. В следующую секунду ее силуэт показался в светлеющем дверном проеме. Паша зачарованно смотрел, как она плавно, по — кошачьи двигается. Ему было не по себе, руки его дрожали. Колени подгибались. Лейла вошла в комнату и притворила за собой дверь.

— Паш, закрой окно. Дует и воняет костром…

Рано утром в предрассветной мгле Паша вылез из окна, и Лейла закрыла его. На земле дымились остатки пяти костров. Парень шел на автопилоте, не обращая внимания на дорогу. Глаза его горели. На лице было удивленно — просветленное выражение, в уме он прикидывал, чем дома можно отравиться.

В последнее время я стала часто бывать в этом районе. Время от времени я заглядываю в больницу

— забираю тех, кто меня ждет, а иногда и тех, кто не ждет. Я часто навещала одного парня — мотоциклиста. Он слишком долго был на грани между жизнью и мной, но, побывав у него в последний раз, я поняла, что мы еще долго не увидимся. Так лучше. Не люблю забирать молодых — человеческая жизнь и так слишком коротка. Пусть лучше дружит с девушкой, которая часто навещает его.

После больницы решила навестить ту девочку — мою старую знакомую. Вчера она сказала что‑то такое, что, я думаю, поможет нашему разговору.

Она шла по безлюдному переулку. Обычно, Он бывает в таких местах гораздо чаще, чем я. Я стала видимой для нее. Сама она меня не увидела бы. Меня видят только люди с нарушенной психикой и некоторые убийцы. Я подошла к ней: "Здравствуй, Даша".

Девушка вздрогнула, услышав мой голос. Увидев меня, она в бессильном ужасе вжалась в стену ближайшего дома, глаза ее расширились от страха. Но ни уйти, ни убежать она естественно не могла.

— В чем дело? Ты же не боишься меня? Ты еще вчера говорила.

— А вообще — глупости все это — меня все боятся, независимо от того, кто и что говорит. Но ты не бойся. Я пришла не за тобой. За тобой придет Он, а не я.

— А зачем тогда?

Даше стало немного легче. Как и полагается, она с первой же секунды поняла, кто перед ней. Вот, только, почему лицо кажется таким знакомым?

— Поговорить.

— Поговорить???

— Да, понимаешь, (я даже не знаю, с чего начать) я не хочу, чтобы ты умирала.

— Мы все умрем.

— Конечно, и даже я, но послушай меня. Нашей семье нужна девочка.

— Семье?

— Да, у меня прекрасная семья: я, Он и Оно. И мы не можем родить девочку. А детей должно быть трое.

— Оно? Это как? А причем здесь я?

— Мы хотим тебя удочерить.

— Спасибо, у меня есть родители. А я всегда думала, что ты похожа на скелет.

— Я еще молодая. А скелетом стану лишь в глубокой старости.

— И косы у тебя нет.

— Да, просто мне с распущенными волосами больше нравится.

— Я не это имела в виду.

— А, это. Глупости какие. Зачем? Она мне не нужна. Ну, так, что? Ты не ответила на мой вопрос.

— Я ответила — нет.

— Может, подумаешь?

— Я уже подумала.

— Но, ты же умрешь!

— Все мы умрем.

— Но ты умрешь скоро. Очень скоро, — я не хотела ей этого говорить, не хотела расстраивать, но вырвалось.

— Туда мне и дорога. До свидания.

— До встречи.

Я снова стала невидимой для живых и отправилась дальше по своим делам. Я задумалась: как же ее уговорить? Или, может — взять другую? Но, я уже привыкла к ней, да и жить ей осталось совсем недолго.

Я глубоко задумалась, запнулась обо что‑то и растянулась на земле. Что ни говори, но смотреть под ноги, хотя бы время от времени нужно даже мне.

— Девушка, вы не ушиблись?

— Нет.

Молодой человек, смуглый, с карими глазами и русыми волосами помог мне подняться и участливо улыбнулся.

— Будьте аккуратнее.

— Спасибо, буду обязательно.

— Антон, ты идешь? — светловолосая девушка с большими, словно испуганными глазами ревниво посмотрела на меня.

— Иду.

Когда он подошел к ней, девушка шепотом сказала ему: "Ну и плащ у нее. Просто балахон какой‑то". "Да, ладно тебе, о вкусах не спорят", — отозвался он.

Я запаниковала. Неужели я забыла стать невидимой? Вроде — нет. Странно… Наверное, сегодня — не мой день. Потому, что для полного счастья мне сегодня не хватало только встречи с чудовищем. А навстречу мне, улыбаясь, двигался дядя Витя.

— Ой, доченька, часто тебя вижу, но постоянно забываю, как зовут. У тебя сигаретки не будет?