Многие документы такого характера остались без ответа. Причина простая — консультантами этих писем неизменно были работники ЦИТО. А они, словно боевым щитом, всякий раз в минуту «опасности» заслонялись аппаратом Гудушаури. Да, да! Того самого скромного аспиранта, который апрельским днем пятьдесят пятого года жадно внимал словам Илизарова и даже выступил и сказал какое-то похвальное слово. Он создал свой, так называемый облегченный вариант. И до того его «облегчил», что сложных больных институт, в котором работает Гудушаури, отсылает только… к Илизарову.

Есть такие «светила», в том числе и в медицине, которые предпочитают, чтобы рядовые врачи не сами сияли, а отражали их лучезарный блеск, изведали глубины их теоретической мудрости и только потом делали собственные «заявки на гениальность».

…Наверное, думается мне, каждое большое открытие должно пройти свои неизменные стадии. Сначала оно изумляет, затем словно от большого ломтя от него начинают потихоньку отщипывать и, наконец, пытаются не замечать, пытаются молчанием — многозначительным и глубокомысленным — отнести его в ряд ординарных, каждодневных «малых дел».

Но как замолчишь талант? К таланту тянутся, словно к огромному магниту, и это само по себе приносит беспокойство инакомыслящей посредственности. Диалектика жизни! Наверное, она я в том еще, что работники Союзного Министерства, считая аппарат Гудушаури более эффективным, еженедельно направляют Илизарову письма с просьбой принять больных «в порядке исключения»…

Но талант трудно замолчать совсем. Трудно потому, что он нужен людям. И еще потому, что рядом с ним — доброжелатели.

Ему стало трудно в самый неподходящий момент. В его успехах как будто никто не сомневался. Он готовился к выступлению на авторитетном всесоюзном совещании, и в эти дни работа шла особенно напряженно. Свое, личное отошло на второй план. В разгар напряженных поисков кто-то из не очень чистоплотных коллег пустил слушок.

«Доброжелатели» не торопились подложить мину. Они выжидали. Когда Гавриил Абрамович вспылил по поводу нехватки аппаратуры, от злости как-то особенно выругался, на это обратили внимание. «Доброжелатели», где следует, деликатно намекнули: порочит органы здравоохранения, ни с чем не считается, не ценит, не уважает…

И пошло!

Он услышал об этом случайно. Домой пришел поздно. Угрюмо отказался от еды, терпеливо переждал, пока умолкнет телефонный звонок.

Беспомощный и злой, сидел Гавриил Абрамович у стола и массировал пальцы. Его преследовала мысль: «Неужели всем наплевать на то, что я делаю, неужели всем рассказывать, что легкость пальцев на операции дается раздумьями над историей болезни, что до стыдливого бешенства он доходит от нехватки самого простого?»

Унизительное чувство беспомощности он переживал молча. Но бумагу — письмо в облздравотдел — терзал так, будто кому-то мстил, будто позабыл, что много, очень много хороших людей обязаны ему своим здоровьем и помнят, и благодарны ему. Он мстил тому неуловимо-липкому, что в какой-то момент незаслуженно и тайно подкрадывается почти к каждому, но от чего на душе все равно оскорбительно-гадко.

Через несколько дней ему позвонил помощник первого секретаря обкома партии.

— Значит через день у вас нет операций и вы сможете быть у нас? — уточнил помощник.

В назначенный час Гавриил Абрамович раскладывал свои «снаряды» в кабинете, не приспособленном, с точки зрения врача, для серьезной демонстрации медицинских приборов.

Слушателей было немного, но их терпеливое внимание будто подхлестывало: Илизаров, зная занятость людей, торопился, объяснял с пятого на десятое:

— Постойте, я не совсем понял, как вам удалось здесь обмануть природу? — опросил вдруг первый секретарь обкома.

Он уточнял, каким образом Гавриил Абрамович ликвидирует ложные суставы.

— Природу я не обманывал, она сама подсказала, как мне действовать, — улыбнулся доктор. — Совсем неожиданно… Был такой случай…

И, словно позабыв о том, что перед ним очень занятые, обремененные многими заботами люди, Илизаров стал увлеченно рассказывать, как его в минуту каких-то сомнений осенила счастливая мысль.

При лечении Юры Федотова, у которого была укорочена и согнута нога, хирург вначале выпрямил ногу, а потом с помощью аппарата сжал отломки кости: так он ликвидирует обычно ложные суставы. Рентгеновские снимки вскоре показали, что между концами кости образуется нечто вроде ткани. «Что же это такое?» — терялся в догадках хирург и решил посоветоваться с коллегами. У него в отделении работали три Анатолия — Анатолий Андреевич Девятов, Анатолий Кириллович Дубровский и Анатолий Григорьевич Каплунов. Хирург Каплунов — не только хороший исполнитель, но и по натуре своей пытливый искатель — тоже заинтересовался редким случаем. Вместе они рискнули произвести необычный эксперимент.

— Позвольте сделать маленькое отступление, — продолжал свои пояснения хирург. — В нашей практике всегда считалось так. Если при переломе происходит расхождение отломков, кости, образуется промежуток между их концами, то кость не срастается. Получается так называемый ложный сустав. Операции в таких случаях мучительны, связаны с пересадкой костной ткани со здоровой ноги и так далее. Хирурги старались всеми силами не допустить расхождения отломков, преодолеть его. А мы, — глаза Гавриила Абрамовича лукаво блеснули, — мы с коллегой рискнули сделать наоборот. Когда обнаружили между отломками подобие ткани, решили миллиметр за миллиметром… разводить отломки. У Федотова больная нога была на восемнадцать сантиметров короче здоровой. И, представьте, без дополнительной операции нам удалось сразу и выпрямить, и удлинить ее.

Гавриил Абрамович все так же увлеченно посвящал слушателей в специальные вопросы лечения.

— Теперь понятнее, — улыбнулся секретарь обкома. — Да, кстати, мы располагаем временем, рассказывайте обо всем подробно, а главное — скажите, что вам мешает работать.

Илизаров смутился. И было от чего. Он вспомнил о своем письме в облздравотдел. Как это он там написал? «После долгих размышлений я пришел к выводу…» После долгих? Нет, вспылил, не выдержал мелких укоров. А на самом деле смалодушничал. Да-да, он виноват еще и в том, что плохо боролся за больных, которые ждут его помощи.

— Так что же вам мешает? — мягко, но настойчиво опросил секретарь обкома.

Гавриил Абрамович изложил свои горести.

— Ну что ж, будем просить Министерство здравоохранения. Аппараты попытаемся изготовить на курганских заводах. Как вы думаете, помогут доктору машиностроители? — обратился секретарь к остальным собеседникам.

— Дело не сложное.

— На этом и порешим.

Окрыленный, возвращался Гавриил Абрамович из обкома партии. Там разом были поставлены точки над всеми «и», и «доброжелатели» теперь прикусят язычок…

Заведующая Курганским облздравотделом Наталья Александровна Рокина обратилась в республиканское Министерство здравоохранения к заместителю министра Александру Владимировичу Сергееву. Пора, наконец, что-то делать: выпускать аппараты, обучать хирургов из других областей.

Заместитель Министра утвердил план проведения семинара и приказал, вопреки мнению коллег из Союзного Министерства, изготовить к началу 1965 года первые опытные партии аппаратов. В феврале в Курган прилетел главный хирург Российской Федерации Николай Иванович Краковский. Он пробыл в госпитале несколько дней и выразил свое восхищение методами, сроками и результатами лечения.

И последнее к вопросу о диалектике жизни. Для чего я все это пишу? Разве больному важно, какие перипетии испытывал за многие годы хирург Илизаров? Может, и «рядовому читателю» это не обязательно знать? Нет, думается мне. Именно в гуманизме наших людей черпают силы такие самородки, как Илизаров.

Таланты — наше самое большое национальное богатство, и защищать их — право и гражданская обязанность каждого.

Я знаю: о докторе Илизарове писать трудно. По многим причинам. И потому, что его дела не укладываются в привычные представления, и потому, что он обходился долгое время без крепкого научного попечительства, но сумел шагнуть так далеко, что дух захватывает. Представить только, Гавриил Абрамович может безболезненно удлинить ногу от четырех до двадцати пяти сантиметров! Представьте, что подросток, которому хирург надел на ногу аппарат, сам ежедневно поворачивает на доли миллиметров винт на одном из колец аппарата. Представьте, что он теперь «сам» удлиняет себе ногу… До сих пор знали, что кость тверда, что она, как говорят специалисты, плохо регенерирует, а он, Илизаров, очень даже просто перевертывает старые научные представления, и десятки, сотни специалистов пытаются найти разгадку такого чуда…