Летом он написал еще одну статью о молекулах и переехал на улицу Крамгассе, 49; туда в июле и прибыла Милева, но в августе они перебрались на Архивштрассе, 8. Она приехала одна. Почему не привезла ребенка и с кем он был - неизвестно. Сведения о первых полутора годах жизни Лизерль отсутствуют. Мишель Закхейм, американский биограф Милевы [14] , писала, что девочка родилась умственно отсталой, ибо Эйнштейн заразил подругу сифилисом. (И она же приводит рассказ соседа Маричей Миленко Дамяновича: якобы в НовиСаде все знали, что с девочкой чтото не в порядке, и винили Милеву, которая слишком туго затягивалась в корсет.) Еще Закхейм в 1996 году говорила с психиатром Джоном Филипсом, который вспоминал, как в 1960х говорил с историком Эрихом Калером, знавшим Эйнштейна в Принстоне, и тот якобы сам Калеру сказал: «Мой первый ребенок был монголоидный идиот». Довольно странно, чтобы скрытный Эйнштейн взялся рассказывать о таких вещах, и почему вдруг «монголоидный»?

Авторы «страшилок» пишут обо всем этом как о доказанных фактах. Но тут мы опять должны сделать так, чтобы уравнение сошлось. Допустим, Эйнштейн негодяй и отказался от больной дочери. Но тогда мы должны признать Милеву, бросившую больное дитя ради любовника, и вовсе чудовищем. Картер и Хайфилд: «Вероятно, Милева не хотела расставаться с дочерью, считала, что Эйнштейн заставил ее согласиться на этот шаг, и винила во всем его. Возможно также, что сначала она не слишком противилась этому шагу, но потом ее стало мучить чувство вины». Денис Оверби, «Эйнштейн в любви»: «Она принесла величайшую жертву, отдав ребенка ради карьеры Эйнштейна».

Но нет никаких свидетельств того, что она хотела привезти ребенка, а он противился; и если убрать из уравнения отцаподлеца и матьчудовище, то останутся заурядные бестолковые молодые родители, подсунувшие дитя бабке с дедом (родителям Милевы). Был ли полугодовалый ребенок умственно недоразвит - в начале XX века это понять было трудно, а если и был, из этого еще не следует, что мать решила его бросить. Но почему всетаки сплавили бабушке с дедушкой, а не взяли? Картер и Хайфилд: «Он получил швейцарское гражданство всего год назад, и такое пятно на репутации, как незаконный ребенок, помешало бы ему добиться успехов и признания и на государственной службе, и в консервативном столичном обществе». Так что вернемся к предположению, что ждали свадьбы, рассчитывая предъявить ребенка в таком возрасте, когда уже никто не станет разбираться, был ли он рожден до брака, или выдать Лизерль за племянницу. А может, хотели пожить «для себя»: вили гнездо, проводили вечера вдвоем за книжками и музыкой…

Его музыкальные вкусы с молодости до смерти не изменились; в 1939 году он отвечал на анкету: «1) Больше всего я люблю музыку Баха, Моцарта и некоторых старых итальянских и английских композиторов; Бетховена значительно меньше и, конечно же, Шуберта. 2) Затрудняюсь сказать, кто значит для меня больше - Бах или Моцарт. В музыке я не ищу логики… Мне не нравится музыкальное произведение, если я не могу интуитивно ухватить его внутреннюю целостность и единство (архитектуру). 3)…Бетховен для меня чересчур драматичен, и в музыке его слишком много личного. 4) Шуберт - один из моих любимых композиторов… но в его крупных сочинениях мне мешает незавершенность архитектоники. 5) Шуман привлекателен для меня своими малыми вещами… но несовершенство формы не позволяет мне безоговорочно наслаждаться им. У Мендельсона чувствуется большой талант, но не всегда уловимое отсутствие глубины приводит его порою к банальности. 6) Считаю некоторые песни и камерные вещи Брамса несомненно значительными… Но большинство его работ не обладает для меня убедительностью… 7) Восхищаюсь изобретательностью Вагнера, но отсутствие четкого архитектурного рисунка рассматриваю как декадентство. К тому же для меня его личность как музыканта неописуемо противна, так что большей частью слушаю его с отвращением. (Вагнер - антисемит. - М. Ч.) 8) Штраус одарен, но в нем нет внутренней правдивости и он озабочен внешними эффектами. Не могу утверждать, что я вообще равнодушен к современной музыке. Дебюсси изящнокрасочен, но его архитектура слишком бедна…»

Итак, в музыке он прежде всего хотел видеть математику и архитектуру; его любимца Моцарта многие считают холодноватым. Герман Гессе, «Степной волк»: «Бессмертные, отрешенно живущие во вневременном пространстве, ставшие образами, хрустальная вечность, обтекающая их как эфир, и холодная, звездная, лучезарная ясность этого внеземного мира - откуда же все это так мне знакомо? Я задумался, и на ум мне пришли отдельные пьесы из „Кассаций“ Моцарта, из „Хорошо темперированного клавира“ Баха, и везде в этой музыке светилась, казалось мне, эта холодная, звездная прозрачность, парила эта эфирная ясность. Да, именно так, эта музыка была чемто вроде застывшего, превратившегося в пространство времени, и над ней бесконечно парили сверхчеловеческая ясность, вечный, божественный смех…» Странно только, что Эйнштейн любил скрипку, такой «рвущий душу», «дьявольский», чувственный, совсем не «математический» инструмент. Обычно математики с музыкальными склонностями тянутся к фортепиано или органу. Впрочем, фортепиано он любил тоже.

Осенью 1902 года Герман Эйнштейн слег. Сын застал его в безнадежном состоянии. 10 октября он умер, успев благословить сына на брак. Официальные биографы Эйнштейна Элен Дюкас и Банеш Хофман пишут, что он был совершенно раздавлен и потрясен, обычные биографы к ним присоединяются, «страшилки» по этому поводу молчат, так что нет оснований сомневаться, что он был в отчаянии. 6 января 1903 года он и Милева поженились в бернской ратуше, никто из родни не приехал, свидетелями были Соловин и Габихт.

В конце жизни Эйнштейн говорил Карлу Зелигу и Абрахаму Пайсу, что женился «с тяжелым сердцем», а дочери своей знакомой, Эрике МайерШмидт, писал в 1951 году, что женился из чувства долга. В старости он очень плохо относился к Милеве. Однако тот же Пайс добавляет от себя, что у него из разговоров с Эйнштейном не сложилось впечатления, будто брак был несчастным. Альберт - Микеле Бессо, 28 января 1903 года: «Теперь я добропорядочный женатый человек, веду с женой очень приятную и уютную жизнь. Она умеет позаботиться обо всем, прекрасно готовит и все время в хорошем настроении». Милева - Элен Савич, март 1903 года: «Сейчас я к нему, к моему сокровищу, привязана еще больше (если это вообще возможно), чем когда мы жили в Цюрихе. Он мой единственный друг, мне не нужно другого общества, часы, когда он со мной рядом, это счастливейшее время в моей жизни, и я часто сержусь на скучную работу, которая занимает так много его времени».

Почему теперь ребенка не забрали? Милева спрашивала Элен, нельзя ли найти им с мужем преподавательскую работу в Белграде. Возможно, там они могли бы спокойно появиться как женатая пара с дочерью. А здесь уж слишком все запутали… Неизвестно, как Эйнштейн отнесся к идее ехать в Белград, да и работы там, как писала Элен, нет. Жизнь в Берне его устраивала. Жизнь вдвоем, «для себя», - тоже. Все те же гости - «Олимпия», читали и обсуждали, в частности, книгу Пуанкаре 1900 года, в которой говорилось о времени. (Неизвестно, читал ли Эйнштейн Лоренца. Без Интернета все отследить трудно, а Эйнштейн не относился к ученым, бывшим в курсе всех новинок, скорее наоборот.) Сидели то в кафе, то дома; Милева, по воспоминаниям Соловина, в дискуссиях не участвовала. Альберт записался в Бернское общество естествоиспытателей, президентом которого был историк науки И. Граф; тематика докладов - от фауны до алгебры. Диссертацию он забросил, написав Бессо 22 января, что «эта комедия» ему прискучила.

1903й - страшный еврейский погром в Кишиневе, толпа убила 50 человек, ранила около пятисот. «НьюЙорк таймс», 28 апреля: «Детей буквально разрывали на куски… Местная полиция не пыталась предотвратить погром». Подобное - в Гомеле, Могилеве, в 1904м - по всей Украине и Бессарабии. В России после поражения от Японии - надо же на комто излить злобу - правительство сквозь пальцы смотрело на погромы, прокатившиеся по тремстам городам. Евреи бежали в Западную Европу, сионисты все громче говорили, что нужна своя страна. Премьерминистр Великобритании Бальфур на сионистском конгрессе предложил Уганду, но большинство проголосовало за Палестину (находившуюся тогда в составе Османской империи). С этого момента уже ничего нельзя было изменить - десятки тысяч перепуганных людей хлынули туда. А еще в 1903м Нильс Бор окончил Гаммельхольмскую грамматическую школу и собирался поступать в Копенгагенский университет. Везунчик: семья любящая, богатая, сам Нильс - спокойный высокий блондин, типичный датчанин (всю жизнь считал себя только датчанином и еврейскими делами не интересовался), влюблен в свою страну, короля и Ханса Кристиана Андерсена, к футболу питал такую же страсть, как к физике (но не преуспел, зато его брат играл за сборную Дании), - полная противоположность Эйнштейну с его «заморочками»…