-Мои родители умерли... 5 лет назад от воспаления легких, мой брат тоже чуть было не последовал за ними, но... Бог ему помог.

   Внезапно мужчина хохотнул и закинул голову назад.

   -Бог, говоришь?! Ну, да, конечно... и в чем же это проявилось?

   -Послал доброго человека, сэр.

   -Посланник Божий, значит?

   Девушка кивнула, пряча стыдливо покрасневшее лицо.

   Оставшееся время Джером с отцом говорили на отвлеченные темы, а она даже не прислушивалась, изредка кивая головой.

   Она не могла смотреть в глаза этому огромному мужчине, именно мужчине, не отца своего жениха. Это было что-то другое, но она точно знала, что "это" не изменится. Никогда... Каждый раз будет вспоминаться маниакальный взгляд, узкие губы и усмешка...

   Он, словно спрашивал её своим хитрым взглядом: "Сколько ты теперь стоишь, девчонка? А? Явно не десяточку..."

   Марина едва успела сесть в метро, дверца с грохотом закрылась и через минуту она слышала привычные слуху грохот и скрежет. Естественно, свободных мест не нашлось, поэтому пришлось прижаться лбом к стеклу окошка.

   Постепенно крики стали отдаляться. Все её внимание вновь было направлено на этот треклятый сценарий. Кажется, она начинала понимать характер своей героини. Именно своей... Почему поступила так, не иначе? Почему чувствовала противоречивые женщине чувства? Оттого, что была слишком испорчена? А вдруг все наоборот? Нет, Мария как будто источала тонкий лучик света, в нужный момент наплевала на свою душу и гордость. Эгоизм - далеко не её порок.

   Она была слишком чиста, чтобы отдаться в объятия запятнанной любви. И не хотела, чтобы Джером так же испачкался, как она. Потому что видела в его глазах - свои, свое чертово отражение...

   Чуть вздохнуть, а потом повернуться лицом к правде. И вот сейчас, несомненно, начнется.

   -Мари? Что ты здесь делаешь?

   Вокруг не было ни души, только его шумное дыхание за спиной. С тех пор, как харчевня закрылась, здесь вообще редко можно было кого встретить. Больше не было сладкого ангельского голоска. Эдвард с отцом умерли от чахотки полгода назад. Мальчик долго пытался бороться, гораздо больше своего отца. Тот перед смертью лишь попросил бутылку рома и блаженно закрыв глаза, отправился на тот свет. Когда умирал Эдвард, Мария неотрывно следила за состоянием больного, пытаясь сделать все, что угодно, лишь бы ангелу стало легче. Именно так: для девушки это был личный ангел, ангел-хранитель... И она, видит Господь Бог, отдала бы свою жизнь, так больно стало в груди...

   Ангел Эдвард протянул маленькую ладошку, и девушка обнаружила там золотые часы.

   -Это... тебе, - прохрипел он, - просто возьми. Не люблю... громких слов, ты же знаешь. Они как мороженое - быстро тают... - его трясло, так же как и Самуэля в свое время, вот только тогда был выбор, а сейчас нет.

   И тогда Марию поразила пугающая мысль. Все это её вина! Ангела забирают, а это только её ошибка... Предала свет, отвернулась от Бога... тогда, четыре с половиной года назад, стоя под дьявольским дождем...

   -Прости меня, - прохрипела Мария. - Ты не должен был так умирать...

   Эдвард с трудом улыбнулся.

   -Нет, Мари, ты не виновата... пойми, пожалуйста, что тогда не ты, а ОН отвернулся от тебя. А ты поступила так, как сделала бы любая женщина. Переступила через все запреты ради любви. Если честно... - он закашлял, но не надолго, - я всегда восхищался тобой... не этими кисельными барышнями с высоко вздернутыми припудренными носиками... тобой, потому что живая... я люблю живое...

   Мария все еще держала ладошку в руках. Ждала продолжения речи: зачарованная, с каким-то странным бегающим блеском в глазах.

   -Мария, иди домой. Ему не поможешь... - раздался какой-то противный скрежет за спиной. - Мне жаль, - но это уж слишком. Именно такой же понурый вид напустила эта женщина, когда умирал Самуэль.

   -Ты ничего не знаешь... - она прижалась к его груди. - Прости, прости, прости...

   -Покажи мне её,

   Что поет высоко...

   Ты же слышишь:

   Сердце звонко бьется,

   Раздается здесь и там,

   Перезвон ручья протяжный...

   Покажи её, что свет нам дарит солнца, - тихо напевала Мария, склонившись над кроватью...

   Женщина только тяжело вздохнула и прикрыла дверь.

   -Твой брат меня перепугал, - вздохнул Джером, утыкаясь в нежную шейку. - Почему ты бежишь?

   Мария не отстранялась, скорее, должно быть наоборот.

   -Ты ничего не знаешь, да? Совсем? - ветер поглощал слезы, усталость и боль читались на фарфоровом личике.

   -Знаю, - вот так просто и чисто. - Все. Отец рассказал. И знаешь, что? Я нисколько не злюсь. Наверное, на твоем месте это сделал бы любой человек.

   Должно было наступить облегчение? Наверное. Но почему-то стало еще хуже.

   -Ты издеваешься? Черт, это ОН надо мной издевается! Хочешь, чтобы душа моя стала дьявола обителью? Это ты, я знаю!!! - она кричала, обращаясь к голубому небу. Ни тучки, но почему-то кажется, что по лицу текут проклятые капли дождя...

   -Да нет же, я тебя прощаю, - с досадой в глоссе произнес Джером. - Все у нас с тобой будет хорошо, понимаешь? Хотя бы попытаться стоит?

   \И, наверное, только ради вот этого искристого взгляда можно было согласиться.

   -Будь моей женой...

   -Хорошо.

   -И да, жили они долго и счастливо, - заключил Кирилл, облизывая большой палец, чтобы слизать стекшее клубничное мороженое. - Почему нельзя было закончить на этом месте? Бедняжка отмучилась - получила принца на белом коне.

   Марина покачала головой и ойкнула, когда нечаянно закусила губу слишком сильно.

   -Принца? Ты уверен? Может, очередное божественное наказание и вечное напоминание о совершенном? Мари, как будто продала тогда душу дьяволу, обменяв на душу брата, понимаешь? Для неё отец Джерома кто-то вроде самого настоящего дьявола.

   Кирилл покачал головой, изловчился и обнял-таки одной рукой Марину, едва не свалившись при этом с диванчика.

   -Не придавай всему этому такого значения, котенок, - очередная пьеска, фигня какая-то... мыльная опера.

   Марина сбросила руку с плеча и вскочила, делая огромные глаза.

   -Пусть это фигня или, как ты сам назвал, мыльная опера, но я сыграю её, как надо. В конце-концов, это моя работа...

   "Моя работа..."

   Мария не жила, кажется, она попала в обитель дьявола, где все они - лишь куколки в театре. Все эти косые взгляды со стороны слуг, обожающие, поглощающие её глаза Джерома и ухмылка на лице... мужчины.

   Она до сих пор не могла называть его Генри. Для неё это был "сэр", мужчина.

   -Дорогая, как насчет завтрашней прогулки на лошадях? Ты согласна? Самуэль уже согласился! Конечно, у него есть на то свои причины...

   Мари улыбнулась: эта натянутая масочная улыбка в последние три месяца сопровождала её повсюду.

   -Понравилась твоя кузина?

   -Ну, я бы так не сказал... - Джером хихикнул, - он в неё просто влюблен!

   Мария кивнула.

   -Тогда почему и нет? Хочу, чтобы у братика все было хорошо?

   -Да, как у нас...

   Мария замялась. Всевышнего не обманешь, как бы не хотелось. Не хотела, всем естеством не желала Самуэлю такого "счастья". Но, Господь, естественно, подслушал все её мысли и потирает ручки, обещая устроить счастье братика.

   "Только попробуй", - зло прошептала Мари.

   -Тогда распоряжусь, чтобы лошадей подготовили! - радостно воскликнул Джером и как ребенок умчался из комнаты.

   И это тоже - он никогда не замечает, что ей плохо. Каждый поцелуй, каждую чертову ночь - все это как будто проделки дьявола, а она, проклятая, коротает вечность в Аду.