– Я тоже, – согласился Итан. – Особенно в запечённом виде с каштановой начинкой.

Гарретт рассмеялась.

– В этом доме, – предупредила она, – к дичи относятся серьёзно. – Вокруг её глаз собрались морщинки от улыбки, когда она поманила его пальчиком. – Я покажу вам медицинский кабинет.

Они отправились в операционную в задней части дома. В воздухе витали терпкие запахи карболовой кислоты, спирта, бензола и других химических веществ, которые он не смог распознать. Гарретт зажгла ряд водородно-кислородных ламп, и вскоре яркое сияние прогнало тени с кафельных полов и стен, отделанных стеклом, отскочив от отражателей над головой. Операционный стол был сооружён на тумбе и занимал центр кабинета. В углу металлическая подставка, казалось, отрастила руки с отражающими зеркалами на выдвижных зубчатых рейках и шарнирах, вся конструкция напоминала механического осьминога.

– Я использую методы, разработанные сэром Джозефом Листером, – сказала Гарретт, с гордостью окидывая взглядом кабинет. – Я посещала лекции, которые он читал в Сорбонне, и ассистировала на некоторых операциях. Его работа основана на теории Пастера, которая гласит, что раны гноятся из-за микробов, попадающих в организм и там размножающихся. Моё хирургическое оборудование и материалы всегда стерилизуются, и я обрабатываю и перевязываю раны антисептическими жидкостями и марлей. Всё это даёт моим пациентам гораздо больше шансов на выживание.

Итан дивился её готовности брать на себя ответственность за жизнь или смерть, даже зная, что результат иногда бывает трагическим.

– Как вы справляетесь с нагрузкой? – тихо спросил он.

– Человек привыкает ко всему. Бывают моменты, когда риск и нервы помогают мне работать на таком уровне, которого я и не думала достичь.

– Я понимаю, – пробормотал он.

– Да... уверена, что понимаете.

Их взгляды встретились, и Итана окутал тёплый поток. Она была так красива, с этими высокими скулами, уравновешивающими твёрдую линию челюсти. И мягкими эротическими изгибами рта.

– Доктор, – сказал он с трудом, – наверное, мне следует...

– Лаборатория находится здесь, – прервала его Гарретт, отходя в другую часть комнаты, чтобы отодвинуть складную перегородку. Она зажгла ещё одну из этих научных ламп, осветив помещение, где находилась керамическая раковина с горячим и холодным водоснабжением, мощная медная сушильная печь с конфорками, металлические столы и мраморные поверхности, а также тщательно организованные полки с контейнерами, пробирками, колбами и замысловатыми приборами.

Гарретт возилась возле раковины, включив воду. Итан подошёл к ней сбоку, практически нехотя волоча ноги. Она поставила букетик фиалок, который он ей подарил, в пробирку с водой. Вставив стеклянный цилиндр в одно из отверстий в деревянной подставке, она вынула микроскоп из чехла из розового дерева и положила его рядом с лампой.

– Вы когда-нибудь таким пользовались? – спросила она.

– Однажды. Он принадлежал химику с Флит-стрит.

– Что вы исследовали?

– Мне нужна была помощь в обследовании улик. – Итан наблюдал за тем, как она настраивала крошечные зеркала и линзы. – Когда я ещё работал в подразделении "К", то расследовал нераскрытое дело об убийстве. Мужчина покончил жизнь самоубийством при помощи собственной складной бритвы, которая была найдена на полу рядом с его телом. Но бритва находилась в практически закрытом виде. Предполагать, что он попытался бы сложить лезвие после того, как перерезал себе горло, было бессмысленно.

Итан сразу пожалел о сказанном. Разговор, учитывая компанию и обстоятельства, казался совсем неподходящим.

– Насколько глубокой оказалась рана? – удивила его вопросом Гарретт.

– Были перерезаны и сонная артерия, и яремная вена.

– В таком случае смерть наступает мгновенно, – сказала Гарретт. – Если бы это было самоубийство, ему бы не хватило времени сложить бритву.

Итан начинал наслаждаться новизной такой беседы с женщиной.

– Главным подозреваемым считался шурин, – продолжил он рассказ, – у него были и мотив, и возможность. Через несколько часов после совершения преступления его нашли с пятном крови на рукаве пальто. Он утверждал, что в тот день посетил мясную лавку и запачкался, задев прилавок рукой. Выяснить, была ли это кровь животного или человека не представлялось возможным. Дело отложили, а доказательства остались в хранилище вещдоков подразделения. После того, как я прочитал досье, то взял бритву и образец окровавленной ткани и отнёс химику, который изучил их под микроскопом. Он обнаружил два вида волокон, зацепившиеся за остроконечную противоположную часть лезвия. Одно из них идеально совпадало с шерстью, из которого было сшито синее пальто.

– А другое?

– Оказалось клочком шерсти белого пуделя. Выяснилось, что у шурина есть собака, и волосок с его пальто попал на орудие убийства. На допросе он сломался и во всём сознался.

– С вашей стороны было умно подойти к делу с научной точки зрения.

Итан пожал плечами, пытаясь скрыть удовольствие, которое он испытал от восхищённого взгляда Гарретт.

– Возможно, вам будет интересно узнать, что теперь появился способ отличить кровь животного от человеческой, – сказала она. – У птиц, рыб и рептилий кровяные тельца имеют овальную форму, тогда как у млекопитающих, включая человека, тельца круглые. Кроме того, они больше в диаметре, чем у большинства других существ.

– Откуда вы столько знаете о клеточных элементах крови?

– Я пытаюсь выяснить всё, что могу. – На её лицо набежала тень. – У моего отца заболевание крови.

– Серьёзное? – ласково спросил Итан.

Она ответила еле заметным кивком.

Понимая, какое горе её ожидало, зная, что она должно быть всегда жила, предвкушая его в недалёком будущем, Итану захотелось до неё дотронуться. Ему захотелось обнять Гарретт и пообещать, что будет рядом, и поможет пройти через сложный период. Но тот факт, что на самом деле он этого не сможет, вызвал в нём гнев, обычно самую легкодоступную из его эмоций, и Итан ощутил, как все мышцы в теле напряглись.

Услышав скрип ступенек и тяжёлую поступь, спускающихся вниз людей, они оба поглядели в сторону закрытой двери кабинета. Прихожую наполнили несколько голосов. Судя по звукам, мужчины, игравшие в карты с отцом Гарретт, собирались домой.

– Элиза, – спросил один из них, – почему доктор Гибсон не поднялась к нам наверх, как обычно?

– Доктор вернулась сегодня поздно, сэр, – последовал ответ горничной.

– Где она? Я бы хотел, по крайней мере, пожелать ей доброго вечера.

Голос горничной стал звучать выше.

– О, мистер Глейг, не получится, она с пациентом.

– В такое время? – недовольно спросил другой мужчина.

–Так и есть, мистер Оксли. – В порыве вдохновения, Элиза добавила: – бедный парнишка сломал себе дверцовую кость.

Услышав незнакомое слово, Итан вопросительно посмотрел на Гарретт.

– Берцовую, – сказала она, сокрушённо уронив лоб на его плечо.

Итан улыбнулся и слегка её приобнял. Она благоухала, словно только что постиранные вещи, с примесью слабой солоноватой нотки прохлады. Он хотел проследить за ароматом, который исходил от нежной тёплой шеи и исчезал под лифом платья.

Снаружи, Элиза принялась рассказывать об опасном характере “дверцовых” травм, которые, если не лечить должным образом, могут привести к “коленной хромоте”, “щиколотковым ковыляниям” и даже “отрубации". Гарретт раздражённо вертелась, слушая, как горничная со знанием дела читает лекцию.

– Она обеспечивает нам прикрытие, – весело прошептал Итан.

– Но они выйдут за порог и начнут повторять её тарабарщину, – прошептала она в ответ, – и вскоре моя комната ожидания заполнится пациентами с дверцовыми жалобами.

– Это новая область медицины. Вы станете новатором.

Он услышал её приглушённый смешок. Она продолжала льнуть к нему, пока трое констеблей выражали сочувствие несчастному пациенту. В конце концов, мужчины разошлись, сердечно распрощавшись. Итан обнаружил, что его рука украдкой обвила Гарретт. Выпустить её из объятий казалось сродни попытке размотать стальную пружину.

– Вам лучше пойти наверх к отцу, – проговорил он с трудом.

– Элиза приглядит за ним несколько минут, пока я покажу вам стёкла. У меня есть крылья насекомых... пыльца... лепестки цветка. Что бы вы хотели увидеть?