Мне кажется, что почти тождественная литературная форма и содержание, которые мы находим у женщин совершенно различных стран и рас на расстоянии многих лет, не случайное совпадение. Нас нисколько не удивляет, что женщины разных национальностей, не имеющие понятия одна о другой, выдумали одни и те же игры, ласки и песенки для забавы и успокоения своих малюток, потому что всюду одинаковые инстинкты и одинаковый опыт дают одни и те же результаты. Точно так же одно и то же глубокое женское чувство заставляет женщин писать на одинаковые темы. И когда женщины следуют стремлению своей природы, перо их заставляет эти темы выливаться из их души без всякого усилия, причем они сами не знают, что создают оригинальное и прелестное своей правдивостью произведение. И поле для их литературной деятельности столь обширно, что может создать славу еще множества женских литературных талантов. Вслед за великими писателями, задающимися широкими целями описания целых эпох, женщины идут, собирая колосья, упавшие с большого воза или оставшиеся посреди поля, не сжатые небрежною рукою жнецов: это история кратких расцветов души, мелких событий жизни, не ускользающих только от их вдумчивого внимания. И если мы всмотримся в собранный ими сноп колосьев, то мы не без удивления заметим, что колосья эти — чистое золото.

Древние греки в прелестном мифе о суде Париса выразили стремление женщины к красоте. Яблоко Париса, послужившее наградой красоте, естественно делается яблоком раздора, потому что женщина не только всем существом стремится к красоте, но хочет еще быть самой красивой. И женщина имеет основание желать быть красивой. Красота, говорят некоторые дерзкие мужчины, есть ее гениальность, знак и оружие ее господства, верная гарантия ее власти. Красота служит компенсацией, покрывающей ее будто бы более низкие умственные способности, доставляет ей почет, поклонение, любовь — одним словом, успех, тот опьяняющий успех, которым упиваются не только женщины, но и мужчины. Однако для успеха, к сожалению, необходимо еще и другое, эгоистическое и морально принижающее условие — быть красивее всех. А впрочем — кто красивее всех? Кому придет еще в голову перебирать дилетантские, плохо прикрытые маской психологии, философии и эстетики рассуждения, которые, от торжественных средневековых судов любви до идиллистических сцен Аркадии, осмеливались устанавливать для высокого понятия о красоте нормы и законы, границы и иерархические ступени? Каждая эпоха, каждая раса и каждая среда имеют свой тип красоты, отвечающий вкусам толпы и ее руководителей в силу более общих и глубоких причин, не нашедших себе места в претенциозном кодексе эстетики. Нет более относительного и (это не парадокс) более разнообразного и сложного понятия, чем понятие о женской красоте, понятие, которое вполне отвечало бы родовым отношениям, гармонии линий тела и черт лица, выразительности глаз и рта, свежести уст, которое выражало бы в разнообразных комбинациях основной тип красоты. «Красота, пожалуй, выражается вся во взглядах, — говорит Готье, — и блекнет красота, когда увядает любовь». По каким же признакам можно узнать об этом изменении в жизни женщины, и какие условия, какие данные могут до известной степени помочь развитию цветущих и пленительных форм красоты?

Если мы без предубеждения взглянем на толпу детей, принадлежащих не только к высшему кругу, но и к крестьянскому классу, мы можем тешить себя приятною мыслью, что человечество, по отношению к красоте, прогрессирует, так как мы всюду видим детей, представляющих собой великолепные образцы чистоты линий, красоты формы и выражения, составляющих, украшение человеческой расы. И это иллюзия нашей любви к детям, не инстинктивное движение нашей гордости производителей, заставляющее нас видеть красоту и удивительную прелесть в наших малютках. Дети действительно прелестны для всякого беспристрастного взгляда, для каждого художника или знатока человеческой красоты. Прелесть их больших, блестящих глаз, очарование хорошенького рта с мягкими, свежими, — как спелый плод, губками, грациозный носик и ямочки на подбородке и на круглых розовых щеках, тонкие блестящие и густые волосы… все дети до четырех, пяти лет могут смело претендовать на премию красоты. И сравнив их со справедливым самодовольствием со всеми Божественными Младенцами, ангелами, серафимами и купидонами, написанными или изваянными великими древними и новыми художниками, мы льстим себя гордой уверенностью, что посеяли семена Венеры и Аполлона. Но увы! Когда колос начинает наливаться, когда настанет пора жатвы, мы находим, что урожай ничтожен, что многие надежды обманули нас, и что из многообещающих бутонов вышли мужчины и женщины, у которых первоначальная грация и правильность линий превратились в мало выразительную вульгарность очертаний. — Почему же обманули нас все эти блестящие надежды и не исполнились все чудные обещания красоты?

Только тогда, когда мы внимательно рассмотрим существенные черты красоты ребенка и взрослого и проследим неизбежные и фатальные изменения тела и, в особенности, человеческого лица, можно понять, почему физическая красота так редко встречается у взрослых, тогда как между детьми она не редкость. Явление это зависит от причин чисто пластического свойства, заключающихся в пропорции линий и зависящих от естественного и самостоятельного физиологического развития тела. Черта, особенно поражающая нас в ребенке и заставляющая нас восклицать: «Какой прелестный ребенок!» — это глаза. Глаза эти обыкновенно большие, иногда огромные, ясно очерчены благодаря тому, что веки плотно собираются под глазной орбитой с характерным блеском на молочной белизне роговой оболочки. Между тем такие красивые глаза редко встречаются у взрослых вследствие самой простой и чисто физиологической причины. Из всех наших органов прежде всего прекращается рост глаз. В семь лет глаза закончили свое полное развитие, поэтому-то и кажется — да это и в самом деле так, — что они очень большие по отношению к маленькому круглому личику ребенка и, наоборот, кажутся незначительными в лице девушки или юноши 20 лет. Если к тому же лицо имеет тенденцию сделаться широким и толстым (а это весьма часто случается с полными круглолицыми детьми, которыми мы так восхищались), тогда глаза становятся совсем маленькими и некрасивыми, так же как на увеличенном фасаде дома окна, которые прежде казались большими и светлыми, становятся подобными узким щелкам. Большие глаза встречаются обыкновенно лишь у тех взрослых людей, которые в детстве были менее красивы, чем другие дети, потому что тогда глаза их казались несоразмерно большими по отношению к маленькому узкому личику. С течением времени все черты лица растут, но не настолько, чтобы уничтожить относительную величину глаз. Таким образом объясняется тот факт, что многие девочки, казавшиеся дурнушками, впоследствии к общему удивлению делаются прелестными девушками. То, что было причиной их невзрачности в детстве, а именно, слишком худые и мелкие черты лица, в котором глаза казались непропорционально большими, становится причиной их красоты в юношеском возрасте: лицо их, несмотря на рост, остается достаточно маленьким, так что глаза все-таки кажутся большими.

Другая часть лица, приготовляющая сюрпризы поклонникам красоты — это нос. В противоположность глазу, рост которого прекращается после семи лет, нос имеет несчастную тенденцию к несоразмерному росту и капризному изменению формы. У ребенка вообще не следует доверять хорошенькому, пропорциональному носику, увеличивающему правильность и мягкость очертаний его лица. При одновременном развитии всех черт лица, красиво и пропорционально сформированный нос ребенка с годами становится несоразмерно большим. Носы красивых греческих статуй с прямым и чистым очертанием, со слегка расширенными ноздрями, придающими этим лицам строгую и величественную красоту, наверное, преобразились из детского носа, который прежде был слишком короток и тонок.

Другая черта, которая не всегда изменяется к лучшему во время развития от детства до юношества — это рот. Иногда прелестный ротик малютки с течением времени начинает походить на рот одного из родителей, далеко не отличающегося красотой этой части лица. И этот факт также основывается на физиологических причинах. Мягкая и рыхлая, ткань губ отражает на себе более, чем что-либо другое, деятельность мышц, обилие обмена веществ совершается быстрее, губы отличаются тем живым оттенком, той полнотой, той пухлостью, той яркой красотой, которую никакая губная помада, никакая железистая вода не могут дать взрослому человеку, у которого обмен веществ совершается вяло. К этому следует прибавить еще, что рот предназначен много работать для того, чтобы есть, говорить, смеяться и целовать, а следовательно рот, как и все орудия, даже больше других орудий, изнашивается скорее вследствии мягкости своих тканей. У ребенка это орудие ново, еще не изуродовано употреблением, имеет еще первобытную грациозную форму, немного приподнятую на углах, с мягкими и вместе с тем крепкими губами, ту форму, которую природа сформировала раньше, чем низменные и чувственные функции жизни оставили на них неизгладимые следы. Рот, кроме того, есть тот орган, которым выражается целая гамма характерных чувств — радости и горя. У ребенка, который не имеет обыкновенно случая глубоко чувствовать горе и душевное страдание; который не испытывает ни недоверия, ни разочарования, потому что видит мир в розовом свете; который не знает сомнений, не чувствует презрения, потому что его никогда не унижали, ему никогда не показывали презрения, — уста невольно выражают радость жизни и ясность души. У взрослого же, наоборот, острота борьбы, недоверие, досада, презрение, все нечистые состояния души выражаются в складке рта, оставляя на нем неизгладимую печать, изменяющую и искажающую его правильные и нежные очертания.