Чего только стоила выходка замполита, уничтожившего очень ценное вещественное доказательство. Несмотря на требование Смирнова, поддержанное и прокурором Армии, этого офицера увольнять с военной службы не стали и перевели «от греха подальше» в другую часть.

А другие участники событий! Как только они не изворачивались, что бы убедить следствие в своей непричастности, не внимательности, наделяя Хатанова сверх способностями при планировании злодеяния. А ведь могли бы честно признаться, что им откровенно на все вокруг наплевать. Это Смирнов все-таки установил, но каких трудов ему такое стоило.

В этой части Смирнов сравнивал себя с Остапом Бендером, заявившем, что при расследовании «дела» Корейко он потерял веру в человечество.

Единственный кто повел себя в этом деле порядочно, оказался Хабибулин. Видимо, тут сказалось и то, что он не намеревался дальше продолжать службу, а так же искренне сожалел, что не смог хорошо узнать Хатанова и тем самым предотвратить трагедию. И  Смирнов верил этому офицеру. Конечно, насколько это может себе позволить прокурорский работник.

Вечером он выехал в аэропорт, встречать прокурора, решившего после посещения столицы наведаться и к нему.

Несмотря на позднее время, прокурор потребовал показать ему проект постановления о прекращении уголовного дела, хотя Смирнов и сообщил, что еще не успел написать его до конца.

Скуратов долго читал постановление, а Смирнов пытался по его лицу определить, что думает по поводу его содержания начальник. Наконец прокурор отложил бумаги в сторону.

- В общем, готов признать, что расследование Вы провели качественно, а главное, объективно. Вот только у меня сложилось впечатление, что на крышку гроба каждого погибшего Вы положили таблички с одинаковыми надписями- «преступник/потерпевший». Ведь, так?

- Немного странное определение, но, в целом, Вы правы. Каждый из погибших совершил нечто, что вызывает, как минимум, осуждение.

Начальник караула откровенно наплевал на требования устава, чем создал условия Хатанову для совершения преступления.

Котов и Ремезов, занимаясь банальным вымогательством и шантажом, преступили закон.

Даже Холмогоров, не совершивший ничего, именно этим и виновен. Он единственный кто общался с Хатановым и знал, что тот попал в зависимость от Котова и Ремезова, но никому ничего не сказал, чем и подписал себе смертный приговор. Он не захотел быть «стукачом». Что же, это его право, и он стал мертвым.

И насчет других, выживших, могу сказать то же самое.

Приполов и Катков знали о происходящем, но никак этому не препятствовали, хотя и являлись сержантами, обязанными поступить не только по Уставу, но и по совести. Это же можно в полной мере отнести  и к Осокину с Фисенко, равнодушно наблюдавших за происходящим. А ведь они сами могли оказаться на месте погибших!

Прокурор внимательно его выслушал. Но как то странно он себя вел. Александр уже довольно долго знал шефа и мог сейчас поклясться, что тот собирается сказать что- то очень важное и, очень не приятное.

- Скажите, Александр, а все ли факты, касающиеся этого дела, Вы  исследовали. Согласен, главный преступник мертв. А может, есть еще другие, кто по глупости или лености совершил преступление или, наоборот, не совершил необходимого для его предотвращения?

Смирнов внутренне напрягся, но отвечать не спешил.

- Вы ведь знаете, что я к Вам сразу из столицы. Так вот, там считают прекращение дела не совсем правильным решением. К статистике это не имеет никакого отношения, но, и это нужно учитывать. Например, посовещавшись с вышестоящими прокурорами и судьями, мы пришли к очень интересному решению этой проблемы. Скажите, а роль Хабибулина в этой истории, Вам не кажется, как бы так выразиться по точнее, не совсем соответствующей требованиям Устава. Не в отношении Хатанова, а в отношении других подчиненных. Почему то нам всем показалось, что налицо превышение должностных полномочий или злоупотребление ими, тут есть некоторые разногласия.  Если такое имеет место, то и решение принять нужно. Выделим из дела Хатанова материал, возбудим дело в отношении Хабибулина, а потом опять их соединим в одно производство и направим в суд. Получится, что по имеющему такой общественный резонанс делу появится осужденный. Поверьте, все абсолютно уверены, что Хабибулина обязательно осудят.

Смирнов слушал прокурора и все больше мрачнел. Скуратов это видел хорошо.

- Так я уже вынес постановление об отказе  возбуждении уголовного по этим фактам в отношении Хабибулина. И, между прочим, там все очень подробно описал. По моему глубокому убеждению, нет там состава преступления. Дисциплинарный проступок, да. Но, не больше.

- Я читал его. И, мало того, я это постановление брал с собой в Москву. Конечно, там все это описывается. А Ваше решение можно и отменить. Вот завтра я вынесу постановление и направлю его Вам вместе с письменными указаниями. А Вам и деваться некуда. Вся ответственность на прокуроре. А уж мы его осудим! Я не сомневаюсь.

Смирнов спорить не стал и прокурор с удовлетворением подумал, что подчиненный с ним согласен. Конечно, в деяниях Хабибулина состав преступления усматривается с очень большой натяжкой. Шанс получить оправдательный приговор имеется, но ведь и натянуть можно. А отказ солдат обвинять командира в превышении полномочий исправим, обязательно исправим!

Смирнов отвез прокурора к гостинице и к удивлению водителя попросил вернуться на участок. Вернувшись в кабинет, Александр включил компьютер и долго набирал текст, несколько раз стирал полностью и редактировал. Наконец он удовлетворенно прочитал свое творение и включил печать.

Он еще долго перечитывал текст на листе бумаги, курил и еще раз перечитывал. Наконец поставил свою подпись и положил лист на стол.

Утром Смирнов заехал в гостиницу, и они с прокурором отправились на участок.

Скуратов находился в отличном расположении духа и сразу уселся за компьютер писать постановление об отмене решения Смирнова в отношении Хабибулина и письменные указания.

Он набрал шапку документа, но вдруг его внимание привлек лист бумаги на столе.

Скуратов взял бумагу в руки и углубился в чтение. Наконец он с самым мрачным видом положил бумагу на стол и посмотрел на Смирнова.

- Что ЭТО!

- Рапорт. Как следователь я обязан был доложить прокурору об ЭТОМ. А теперь Вам решать, что делать дальше.

Прокурор еще раз взглянул на лежащий перед ним лист бумаги.

«Прокурору Армии от заместителя военного прокурора майора юстиции Смирнова А.Н.

Рапорт.

Настоящим докладываю, что я, Смирнов А.Н. поддерживал с командиром роты охраны майором Хабибулиным тесные дружеские отношения, незаметно переросшие в нечто большее. Так, примерно две недели назад, мы совершали с ним различные сексуальные действия по ублажению друг друга. По этой причине я вынужден заявить, что не имею законных оснований на проведение следственных действий в отношении этого лица, так как не могу гарантировать объективность и принципиальность в этом.

Подпись. Дата. »

 - Вы понимаете, что здесь написано?

- Конечно. Ведь это писал я.

- Нет, я не про это. Точнее, тьфу, про это. Ведь я вынужден буду показать ЭТО выше. А тогда Вашей карьере конец. И это, стопроцентная гарантия!

- Я могу сказать только то, что не могу согласиться с Вами. Дело громкое и Хабибулину «нарежут по самое не хочу». А ведь он не виноват. Конечно, ордена и медали  дело хорошее, но, не за такое. Ради амбиций не буду жизнь человеку портить. Тем более, человек то оказался порядочный. Единственный в части, про которого я могу такое сказать. Нет. Я в этом участвовать не желаю. Назначайте любого другого, не столь принципиального.

- Других у меня нет. Только такой следователь как Вы мог «натянуть» это дело. Другие не справятся. Видите, насколько высоко Вас ценит начальство.

- Вижу, но остаюсь при своем мнении. Вам меня не переубедить. Да и не приказать, уже.