Пусть дамы смотрят вволю.

Черт, я бы даже позволил им прикоснуться.

— Мне просто нужно заплатить тебе за них, — напоминаю я Джеймсон.

— Конечно, нет проблем. Но только потому, что ты умолял об этом, — она невинно моргает, потягивая пиво из своего стаканчика.

— Милая, я никогда не умоляю.

Рядом с ней светлые идеально ухоженные брови ее подруг одновременно лезут на лоб, и на короткий миг я задумываюсь, что еще у них прекрасно ухоженное.

Наверное, все.

Брови. Ноги.

Киска…

— Я в полном замешательстве, — прерывает «трах-подружка». — Что происходит?

Мы игнорируем ее.

— Короче говоря, Оз выиграл пари и ему стоит меня отблагодарить.

— И все? О каких услугах вы говорили ранее? — допытывается Элисон, ее глаза осматривают комнату. — Может, кто-нибудь из вас будет добр объяснить, что происходит?

Джеймсон качает головой.

— Извини Эл, но это между мной и Освальдом, — она хватает «трах-подружку» за руку и оттаскивает. — Пойдем, давай найдем Паркера — мы ведь здесь именно поэтому, не так ли? Чтобы ты могла бесстыдно его лапать, расхрабрившись от алкоголя?

Элисон очаровательно краснеет.

— Да, — тем не менее, ее глаза оглядывают перед моих джинсов, останавливаясь на выпуклости там. — Приятно, наконец, встретиться с тобою лично. Ненавижу стыдливо проходить по вашему коридору, Освальд.

Черт, все верно. Я только видел ее зад, выходящим за дверь по утрам, и иногда слышал, как она стонет имя Паркера во время их громкого, грязного траха.

Освальд?

Черт возьми, если то, что это произносит другая девушка, не действует мне на последние нервы. Я скрещиваю руки и киваю, наблюдая, как Джеймсон тащит своих подружек прочь, ее быстрое отступление немного… оскорбительно.

Меня задело то, что она просто оставила меня здесь одного.

Странно, не правда ли?

Такого почти никогда не бывает.

Ладно. Такого никогда не бывает.

Заинтригованный, раздраженный и немного увлеченный, мой сопернический дух заставляет мои чувства инстинктивно отслеживать ее местонахождение на протяжении всего проклятого вечера.

Это довольно неудобно.

Я поглядываю на нее: Джеймс и этот чертов чопорный свитер, который почему-то оказался расстегнутым. Трезвая Джеймс хихикает в углу с первогодкой Джеком Прайером, футболистом-«краснорубашечником»[7]. Трезвая Джеймс с «трах-подружкой» около бочонка с пивом. Трезвая Джеймс склоняя голову, чтобы собрать назад свои шелковистые каштановые волосы, заходит и выходит через переднюю дверь, предположительно, чтобы подышать свежим воздухом.

Джеймс, Джеймс, чертова Джеймсон Кларк и до невозможного надоедливая нить жемчуга у нее на шее. Чем больше я смотрю, тем более раздраженным становлюсь, особенно, когда замечаю ее в гостиной вместе с моим соседом по комнате Эллиотом.

Эллиот, который на самом деле славный парень. Основательный и надежный, он серьезный учащийся — изучает финансы и право — и, вероятно, лучше подходит Джеймсон, чем я.

Лучше подходит ей? Черт, что я говорю?

Я должно быть пьян.

Пиво сказывается, впрочем, как и шоты.

К полуночи я нажрался достаточно, чтобы перестать мониторить всю ночь за каждым ее движением словно сталкер. Нажрался достаточно, чтобы перестать следить за каждым монотонным движением, которое она делает. Нажрался достаточно, чтобы обуздать любые собственнические инстинкты, взыгравшие в моей пьяной заднице — не потому что она мне нравится, а потому что бедняжка выглядит так неуместно в своем скучном дурацком кардигане, и по какой-то безбожной причине я испытываю нездоровое чувство братской привязанности.

Привязанности? Прискорбности? Привязанность — ужасное определение, но это лучшее, на что я способен в данных обстоятельствах.

Мне же она не оказывает подобной любезности, а продолжает заигрывать с Эллиотом.

Втягивая очередное пиво, мое внимание рассредотачивается, когда рука обвивается вокруг моей талии и скользит по моему накаченному прессу. Теплые губы дотрагиваются до моей шеи, и Господи, если я не получаю от этого кайф. Протянув руки назад, я хватаю неопознанную круглую задницу позади себя, крепко ее сжимая.

— Малыш Оз, это я, — хриплый женский голос мурлычет мне в ухо. — Ты скучал по мне?

Владелица этого голоса перемещается вперед, перенося свои талантливые руки по моему животу к нижней части пресса, пальцы теребят пояс моих джинсов.

— Может, отлучимся с тобой, малыш? В последней спальне никого нет. Я проверила.

«Скажи «малыш» еще раз, — интонирую саркастически. — Или еще лучше, заткнись».

— Возможно, — растягиваю я слова, так как она играет с ширинкой моих штанов. — Если ты прекратишь разговаривать.

Она кивает, рыжие волосы и грудь подпрыгивают с энтузиазмом. Мы ковыляем назад в сторону коридора, и я прижимаю ее спиной к стене, пальцы подхватывают ее плотные леггинсы, поглаживая гладкую кожу под ее пупком. С преувеличенным стоном, достойным порнозвезды, она просовывает язык мне в рот и хрипло говорит:

— Хочу, чтобы ты трахнул меня, Оз.

Я беру ее за затылок, небрежно целую в губы, голос лишен каких-либо эмоций.

— Как насчет того, чтобы вместо этого ты мне отсосала?

Нетерпеливо кивая головой, она вытирает рот тыльной стороной ладони и легонько толкает к двери спальни в трех шагах справа от меня… или это чулан?

— Не в коридоре ведь?

Да ну на фиг, конечно не в коридоре. Я все-таки джентльмен. Господи Боже.

Тем не менее, я позволяю ей поработать с моей молнией, потянуть и подергать, пока я вожусь с дверной ручкой. Она медленно тащит ее вниз прямо в коридоре всем на обозрение, ее умелые пальцы пробираются в мои джинсы. Ручка двери поддается как раз, когда шокирующий изумрудный цвет появляется в поле моего зрения.

Ярко-зеленый свитер со сверкающим жемчугом, темно-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами ошеломленно останавливается в коридоре. Лицом к нам. Стоит как вкопанный, застывший олень в свете фар.

Или как девственница на жертвеннике.

— Дерьмо, простите, — слышится слишком знакомый голос.

Черт.

Зимняя шапка вернулась на место, надвинутая на эти длинные, шелковистые каштановые волосы, обрамляя ее невинное лицо и выводя меня из себя. Очень широко распахнутые глаза, слишком любопытные.

Слишком набожные.

Тем не менее, она делает то, чего я ожидаю от нее в последнюю очередь: смотрит.

От пытливого взгляда Джеймсон ничто не ускользает, когда он начинает медленно опускаться вдоль руки Рыжей, следуя за ее пальцами на выпуклость моих штанов. Ее теплая ладонь прихватывает в тиски мой твердый член.

Сквозь полуприкрытые веки я наблюдаю за тем, как Джеймсон Кларк смотрит, как я прикусываю зубами нижнюю губу, смотрит, как я стону, смотрит, когда Рыжая убирает руку с моей ширинки, игриво застегивая и расстегивая молнию, чтобы вновь привлечь к себе мое внимание. Вниз. Вверх. Вниз. Металлические зубцы двигаются без усилий.

Мой затуманенный алкоголем взгляд остается на Джеймсон, даже когда Рыжая занимается моим членом.

Бледные ключицы Джеймс.

Ее зарумянившиеся щеки.

— Уходишь так скоро? — спрашиваю я как можно небрежней с ширинкой нараспашку, нижнее белье застряло в молнии.

Джеймсон никогда не пропускает вызова. Даже бровью не поведя, она делает непринужденный глоток из своего красного пластикового стакана, глядя через его край прищуренными глазами.

— Это так ты зарабатываешь деньги, чтобы заплатить мне?

Вот ведь стерва.

— Может быть, — то ли смеюсь, то ли стону я. — Ты называешь меня проституткой?

— Нет, — вытянувшись в струнку, она выгибает бровь. — Просто говорю, что… мог бы подумать о взимании платы. Ты мог бы получить хорошую прибыль, продавая свое тело.

— Это было до странности похоже на комплимент, — опираясь рукой о стену так, чтобы мои слабые колени не подогнулись, глаза оглядывают Джеймсон сверху донизу. — Заинтересована стать моей первой платящей клиенткой?

Она смеется, громкий звук перекрывает гремящую музыку, и хныканье Рыжей мне в ухо. Я игнорирую ее, когда она тянет меня за руку к спальне.

— Заинтересована? — еще один раскат смеха по коридору. — Мерзость.

Мерзость?

— Что, черт возьми, это должно означать?

— В какой момент ты прекратишь использовать свое тело, чтобы доказать свою правоту?

Я пьян или она отчеканивает каждое слово? Со стоном опускаю голову и высовываю язык, чтобы увлажнить губы.

— Эй, Джим, — вздыхаю я, обессилено указывая по коридору. — Если хочешь пописать, то пошла не в ту сторону, — я стону, когда рука Рыжей возобновляет ласки мох яичек через джинсы. — Ты пошла не в ту сторону, — повторяю я. — Это рядом с кухней. Если, конечно, ты не хочешь присоединиться к нам в спальне.

На несколько обескураживающих секунд наши глаза пересекаются.

На несколько обескураживающих секунд ее глаза смягчаются, разглядывая меня с нераспознаваемой эмоцией и опущенными уголками рта.

Она разочарована.

Во мне.

Я знаю это так же точно, как то, что стою здесь, опираясь о стену, пьяный в задницу и вдвойне заведенный. Впервые почти за двадцать один год я на самом деле противен себе. Это мимолетно, но эти мягкие, трезвые голубые глаза — вдумчивые и не затронутые всей фанатской ерундой, окружающей меня — заставляют чувствовать себя…

Пьяным до чертиков, грязным и шовинистским.

Стыдливым.

Осужденным и недостаточно хорошим.

Проходит минута, прежде чем Джеймсон, наконец, разворачивается в своих балетках и исчезает из вида.

Я качаю головой, дезориентированный, но решаю больше о ней не думать и… не буду врать, в тот момент я тяну Рыжую через порог спальни. Вместо минета я трахаю ее у стены до потери пульса.

Потому что я хочу быть безразличным.

Потому что это приятно.

Потому что я могу.