Лешка после внезапного возвращения в Каркел в конце зимы, когда его граф получил известие об исчезновении снурского графа, в первые дни отходил от того шока, который сподобился получить от своей жены Эрлиты, когда несколько дней провел в замке ее отца. Да и работы у него, как оруженосца, было больше обычного. Но потом все вошло в привычную колею, и он быстро, как сказал сам себе, очухался. В конце концов, ему уже шестнадцать с половиной лет и что же всю оставшуюся жизнь пробыть затворником? Глупо? Конечно, глупо.

Тем более в каркельском замке, пока он был в Ларске, появились новые, и очень даже ничего, служанки. Да и старые тоже были. Старые не в смысле возраста, а старые — те, с кем он целовался (конечно, не только целовался) еще прошлой осенью. Правда, Адени уже не было. Рассчитали еще в разгар зимы. Хорошенькая служанка. Даже вроде как в него влюбилась. Но в последний месяц, перед его поездкой в Ларск, стала Лешку избегать, при случайных встречах старательно пряча лицо. Он даже подумал, может, прыщи какие или ожог? Нет, с лицом все нормально. Странная какая — то. Или она думала, что он на ней женится? Тогда — дура. Он все — таки дворянин, а она из городских низов. Вроде, мать прачка. Смешно! К тому же он женат, и не просто там на ком — то, а на дочери рыцаря! И жена беременная. Скоро Лешка отцом станет.

Ну, нет в замке Адени, так и что с того? Другие есть, только выбирай. Никуда не денутся. Сами же потом, небось, друг перед дружкой хвастаются, кто их приветил. И подарками хвастаются. А много ли таким надо? Серебряное колечко, цена которому полсеребрянки, потому что тоненькое и узенькое, для этих служанок уже ценная вещь. Этой осенью он постоянно делал всякие подарки, даже подороже, вот потому и золотого в месяц еле хватало. Но это было осенью, а теперь весна и Лешка с нетерпением ждет гонца из Ларска — ведь жене вот — вот рожать. А значит, будут нужны деньги. Много денег.

Поэтому теперь Лешка заделался скупердяем, тратит мало, да и то только тогда, когда за компанию приходится идти в харчевню. А остальные деньги — в кошелек и под замок. Тратить нельзя. Тем более на каких — то служанок. Теперь он даже одежду не обновляет. Две недели назад разодрал куртку, а теперь вот и штаны, да еще и на таком месте. Осенью, не задумываясь, купил бы обнову, а сейчас даже и в мыслях покупать не было. Отдал местной швее, та зашила, но получилось как — то коряво. А что теперь делать? Приходится смириться и вот так ходить, как босяк какой — то. Зато целый золотой на одежде сэкономил. Все пойдет жене. Та рано или поздно объявится. А можно просто послать с купцами несколько сэкономленных золотых. И надеяться, что этого ей на первых порах хватит. Хотя все равно не хватит и рано или чуть позже, но женушка припрется в Каркел.

Теперь, когда Лешка перестал делать подарки, со служанками все равно проблем не было. Видел, что ждут колечка или там цепочки, даже намекают, но с ним теперь это не пройдет. А они пусть ждут. Замечают, как он пообносился, но, наверное, рассчитывают на скорое падение замка мятежного барона Зардога. Думают, что будет добыча, а значит, и ему что — то перепадет. А значит и им. Пусть надеются. А подарков все равно не будет, все пойдет в Ларск. Тем более не с ним одним служанки гуляют. Вот пусть другие и дарят.

Гулящих Лешка не очень — то и любил. Что в этом хорошего? Хотя Дира, его первая женщина, и вовсе была из дома свиданий, то есть за деньги любила. Но когда это было! А эти со всеми гуляют, да еще этим и хвастают. Адень вспоминают, это ту, которую зимой рассчитали. Дескать глупая, на знаки внимания благородных господ не обращала. Лешка только посмеивался над этой глупостью. С ним — то она гуляла? Гуляла! И с другими, значит. А эти болтают, ничего не зная.

Но когда Улила, новенькая служанка, вдруг заведя разговор об Адени, сказала, что та встречалась лишь с кем — то одним, но с кем не знает, так как поступила в замок лишь месяц назад, Лешка понял, что этот кто — то был он сам. Это что же, Адень и в самом деле в него втюрилась? Вот дурище — то! А чего же тогда в начале зимы стала его избегать? Разлюбила? Не иначе.

А неделю назад та же Улила беспрерывно щебеча, поделилась с благородным господином (с ним, значит) новостью, которую узнала от болтливых подружек этим днем. Адень — то затяжелела! От того и ушла из замка.

— Затяжелела? Это как? Толстая стала?

Улила захихикала.

— Вот уж господин скажет. Беременная она. А вот от кого, не знаю. Спрашивала Ласту, так та сказала, чтобы я меньше любопытничала. Вот еще! А что здесь такого?

Лешка опешил. Это что же получается? Если Адень ни с кем, кроме него не встречалась, значит… от него?! Врут, наверное. С другими тоже, небось, гуляла. Все они такие. Так что наплевать и забыть! Тем более что из Ларска пришла долгожданная весть: Эрлита родила девочку, которую назвала, как и желала, Каритой. Так он папашкой стал!

А позавчера Лешка снова затащил к себе Улилу. Впрочем, почему затащил? Разве она была против? Нет, очень даже довольна, что столь влиятельный (это она о нем) господин ее привечает. И почти первым делом служанка поделилась новостью: Адень — то родила! Видели ее в городе. Худая стала! И страшненькая. Уж две седмицы, как родила!

Лешка сразу же занялся математикой. Отнимаем девять месяцев и еще две недели от сегодняшнего числа и получаем… Он в это время еще был в Ларске, только через месяц он с графом и войском прибыл в Каркел. И забеременела эта, якобы однолюбка Адень, получается, по расчетам, еще до его свадьбы с Эрлитой.

А вчера, при новой встрече с Улилой, та сообщила, что Адень, оказывается, родила недоноска.

— А это что такое? С чем едят? — спросил у нее Лешка.

— Едят? — захихикала служанка, — Господин такой шутник. Ребенок у этой родился недоношенным. То есть семимесячным.

— Семимесячным? Ты хочешь сказать, что было не девять месяцев, а семь?

— Ну да, господин.

Лешка впал в ступор. Все сходится. Ребенок — то от него!

— А господин не знал, как роды бывают?.. — Улила продолжала щебетать, но Лешка ее уже не слушал. Очнулся он от того, что служанка сказала:

— Помрет мальчонка. Не выживет.

— Это почему же?

— Так молока нет. С утра до вечера орет надрываясь. С голоду — то.

— А… что в таких случаях делают, если молока нет?

— Кормилицу ищут.

— А Адень разве не нашла?

— Так кормилице платить надо, она только для богатых. А у этой нет денег даже на простое молоко. Мать — то у нее руку обварила, дело нехитрое у прачек — то. А кроме Адени там еще двое. Помрет — легче им станет. Прокормятся.

Остаток вечера был скомкан. Тут уж не до чего, мысли всё бегают. Лешка их отгоняет, заставляя себя обратить внимание на прелести служанки, но они возвращаются снова и снова.

Наутро Лешка проснулся в плохом настроении, болела голова, все его раздражало. А все это из — за дуры Адени. И чего она всё ему лезет в голову? Кто она ему? Жалкая простолюдинка, которую угораздило в него влюбиться. И от ребенка не избавилась, как это частенько делали служанки, чтобы не вылететь с престижной работы. Это она специально сделала. Чтобы с него деньги скачать. Не сегодня — завтра припрется и это с собой притащит, на жалость будет давить.

Жалость! Пусть не рассчитывает, у него есть законный ребенок, а не какой — то там бастард. Да и помрет тот скоро, если уже не помер. С голодухи — то, как Улила сообщила. И хорошо — все проблемы будут решены. Лешка даже повеселел, и конец дня провел в приподнятом настроении. Вечером ему удалось затащить к себе новенькую служанку, и день закончился совсем славненько. Об Адени он даже не вспоминал.

Но на следующее утро его угораздило встретить в переходах замка служанку Ласту, которую упоминала болтливая Улила. И сразу же все так некстати вспомнилось. Он уже прошел мимо, но почему — то неожиданно для себя остановился, повернулся и, глядя в спину удаляющейся девушке, вдруг сказал: