— Сколько? — Захлебнулся от возмущения Лешка. И было от чего: это же в десять раз больше, чем он снимал комнату для Адени. — Ты хоть понимаешь, что это десять золотых за сорок дней! А то и за месяц, ведь питаться тоже захочешь по — королевски.

— Десять золотых? — Удивилась Эрлита. — Надо же, а я не знала. Так много? Ну, у вас здесь и цены!

— Цены как везде. В Ларске такие же. Только там твой отец брал простенькую гостиницу. Медянок за десять в день, так?

— Да, — Эрлита обиженно прикусила нижнюю губу.

— У меня, между прочим, жалованье золотой в месяц.

— А семь золотых, что ты прислал, откуда?

— От верблюда.

— Какого верблюда?

— А такого. Вот посмотри в чем твой муж все это время ходил. — Лешка достал свою старую одежду. — Видишь? Все тебе копил, экономил на всем.

— А эта одежда тогда откуда?

— Граф вызвал и сказал, чтобы я не смел ходить оборванцем, его позоря. Денег на одежду дал. Теперь поняла?

— Граф дал… Сейчас он раздает замки своим людям, баронами их делает. Тебе, его личному оруженосцу, деньги на одежду, а другим — замок. Почему замок себе не выпросил? Сейчас был бы бароном, а я баронессой. И наша крошка тоже баронессой.

— Ты понимаешь, что ты говоришь? — взвился Лешка.

— Да не глупее тебя! Вон предыдущий оруженосец, тот бароном был, а ты чем хуже?

— Альвер в наследство замок получил! И в оруженосцы баронетом поступил. А я из рабов! Понимаешь ли ты это? Я — из — ра — бов!

— Не смей говорить такие гадости. И не кричи, посторонние услышат, потом будут на меня тыкать, смеяться, что я жена раба. Никакой ты не раб, а дворянин. И я хочу, чтобы ты стал бароном. Что в этом плохого? Разве ты не достоин этого? И если ты меня не любишь, то вспомни о нашей Карите! Девочке надо титул. Чтобы потом хорошо выйти замуж. За барона или виконта. И ты обещал, что попросись у своего графа замок для моего отца. Хочу быть дочкой барона. Ты обещал!

— Когда я тебе обещал?

— Когда в замок приезжал.

— Ничего я тебе не обещал!

— Я же помню. Ты тогда тоже начал глазами вращать и голос на меня повышать, мне плохо стало, ты и пообещал.

— Я не обещал. Просто тогда тебя пожалел и сказал, что поговорим после того, как ты родишь.

— Вот видишь, ты вспомнил. Обещал. И не кричи на меня, а то мне снова дурно будет. А Карита все чувствует!

— Не ври! Ничего она сейчас не чувствует. Я знаю.

— Откуда?

Лешка замешкался. Он и раньше попадал впросак, когда вдруг задавались неудобные вопросы. Вот и сейчас. Чуть не проболтался об Адени и Алесе. Но Эрлита поняла все по — своему.

— Вот видишь, сам понял, что ничего не знаешь!

От продолжения семейной сцены Лешку спас вызов к графу. В этот раз он с радостью бросился на вызов, получив временную передышку. А жене через посланного слугу велел передать, чтобы его сегодня не ждала: срочные дела. Он сам ее завтра навестит в гостинице, в которой сейчас, кстати, жил ее отец. Уже поздним вечером, навестив Адень и спящего Алеся, Лешка сравнивал двух девушек, вспоминая слова Адени, сказанные в той ветхой хибаре. Ничего мне от тебя не нужно, — как — то так она сказала.

Эх, какой же он был дурак тогда, год назад в Ларске! С аристократкой любовь закрутил. А теперь до конца жизни придется терпеть. Конечно, вряд ли граф дал бы ему дворянство, его он получил только из — за Эрлиты. Да плевать на дворянство! Раньше всю жизнь без него жил — и нормально жил. Тем более дворянство — дело наживное. Взять того же Эйгеля, его старого знакомца еще с осады Аларесом замка Броуди. Мальчик — посыльный, простолюдин. Вырос, стал солдатом, а этой зимой милорд Ксандр его куда — то послал, придав под начало три десятка солдат. Недавно Эйгель вернулся с большей частью солдат. Его светлость оказался доволен его возвращением, значит, поручение Эйгель выполнил. И вот теперь Эйгель дворянин. И он тоже со временем дворянство выслужил бы. Чем он хуже Эйгеля? Может, и хуже, только не намного. Зато жена всю оставшуюся жизнь не пилила бы.

С такими мыслями Лешка заснул. А на следующий день, когда солнце еще только двигалось вверх по небосводу, Лешка узнал, что он слишком все идеализировал, сведя все свои проблемы к ворчливой жене. Потому что у Эрлиты был отец, который и нашел его утром этого дня.

— Ну, зятек, рассказывай.

— А что говорить, милорд?

— Как жить дальше думаешь?

— А как живут?

— Вот именно как. У тебя жена, дочь. О них надо думать.

— А я и думаю. Вон Эрлите прислал семь золотых.

— Сколько?.. Когда это было?

— Да только что. Как раз накануне ее отъезда из замка. Как получила, сразу же сюда и поехала.

— Вот оно что… От родного отца утаила…

— Так я деньги ей послал. И Карите.

— Ну, да, да… А что с баронством, себе и мне? Ведь обещал.

— Ничего я не обещал. И обещать не буду.

— Это как так? — растерянно протянул отец Эрлиты.

— Замки раздает его светлость. Я — то причем?

— Ты же при нем.

— Никогда просить не буду. Никогда! Я и дворянства еще не заслужил. Отрабатывать мне его и отрабатывать ещё.

— Что совсем никак словечко замолвить? Обо мне.

— Нет, не буду.

— Ну — ну, зятек… А с девками когда шляться перестанешь? Жена молодая!

— А вы, когда молодой были, разве не гуляли?

Рыцарь Смарут заменжевался.

— Пару раз — то… А кто такая Адень?

Теперь менжеваться пришел черед Лешке. Откуда тесть узнал? Нашлись добрые души, доложили. Рыцарь заметил Лешкино смущение и перешел в атаку.

— Значит правда! С гулящими связался! Дочь позоришь! Я сейчас эту дрянь пришибу! И ублюдка ее тоже! Где здесь она?

Ярость затмила Лешкино сознание, пальцы сами сжались в кулаки. И… рыцарь, неуклюже взмахнув руками, полетел в угол комнаты. А Лешка уже доставал кинжал, висящий на боку. Почему не меч, он даже не понял. Рыцарю, человеку опытному, легче справиться с подростком, вооруженным кинжалом. И расстояние до противника ближе и клинок намного короче. С мечом сложнее, выбить его безоружному трудно, схватить за руку невозможно — далеко будет рука.

В другой ситуации, рыцарь мог бы одолеть своего противника с кинжалом в руке, но ярость захлестывала Лешку, придавая силы. Смарут просто опешил от пылающих безумием глаз своего всегда спокойного и покладистого зятя.

— Убью, гнида! Кишки выпотрошу! — Но кинжал направил вовсе не в сторону живота тестя, а яростно дергал им перед глазами Смарута, а тот только выпучив глаза, растерянно смотрел на нависшего над ним подростка.

Чем бы все кончилось и закончилось бы благополучно, к счастью, узнать не пришлось. На шум и крики в комнату заглянули двое дежуривших во дворце солдат личной сотни графа. Даже вдвоем они с трудом отодрали Лешку от рыцаря, все еще находящегося в какой — то прострации. Да и Лешка не сразу пришел в себя. О происшествии доложили своему командиру барону Красту, то есть Хелгу. А тот учинил расспрос участников происшествия. К удивлению Хелга, Лешка отказался давать объяснения. Зато рыцарь Смарут, уже отошедший от шока и с наливающимся синяком под левым глазом рассказал милорду Красту всё, как есть. За исключением своей просьбы о баронстве, конечно.

Ситуация была нестандартная. Дворянин поднял руку на аристократа, к тому же на отца своей жены. Да и на Лешку это было совсем не похоже. Поэтому Хелг, оставив драчунов под присмотром солдат, отправился к его светлости. Сашка, выслушав Хелга, удивился не меньше его. Но удивление удивлением, а что — то решать надо.

Когда оба предстали перед ним, Сашка предоставил слово рыцарю. Тот повторил всё, что до этого сообщил Хелгу, снова упустив свои настойчивые просьбы о баронстве и угрозы в адрес Адени и Алеся.

Непонятно. Совсем непонятно, с чего это Лешка так взбеленился. Или зазнался мальчишка, себя крутым почувствовал? Так на это есть хорошее лекарство в виде гибкой и длинной плети.

— Ну, а ты что скажешь?

— Ничего, милорд.

— Всё так и было?

Лешка кивнул головой, но Сашка почувствовал какую — то недосказанность во всем облике парня.