— Граждане Мадрида! — хрипло крикнул он. — Мы выйдем отсюда только с победой республики или умрем!

Умирать Фигерасу не пришлось. В последние минуты 11 февраля, ровно через четыре года после голосования за монархию, депутаты обеих палат, подбадриваемые криками толпы, провозгласили Вторую Испанскую республику.

На площади и в зале кортесов аплодировали и кричали все: сенаторы и швейцары, журналисты и кучера. Пепе и Фермин вместе с соседями по ложе прессы тоже не жалели ладоней. На их глазах рождалась республика, государство равенства и справедливости!

Когда стихла буря восторга, представители фракций стали выступать с приветствиями. Первым к трибуне засеменил либерал Мартос.

— Все добрые испанцы, — привычно слепляя фразы, затараторил он, — приветствуют рождение республики, знаменем которой станет единство Испании и испанской Кубы…

Пепе оторопел. Так вот какой хотят они видеть «республику»!

Завтракали друзья у Берналя. Наливая из чеканного мавританского кофейника по-кубински крепкий кофе, дон Калисто говорил:

— Ситуация улучшается, кое-что выиграть нам удастся.

Марти выглядел озабоченным.

— Слава и триумф, с которыми рождается республика, — стимул для выполнения ею своего долга. Республика должна доказать, что власть — это прежде всего справедливость. Республика должна уважать мнение Кубы, а не решать за нее.

— Так и будет, Пепе! — воскликнул Фермин.

— Будет ли? Вспомни речь Мартоса!

— Мне кажется, мои юные друзья, вы слишком торопитесь с выводами. — Берналь улыбнулся в седые усы, — У политиков своя логика. Время покажет…

— Нечего медлить, дон Калисто! — резко ответил Марти. — Нужно немедленно, сейчас же заявить республике: «Да здравствует испанская Куба, если она хочет быть испанской, но да здравствует свободная Куба, если она хочет быть свободной».

Несколько дней Марти не вставал из-за стола. 15 февраля он переписал начисто свою новую работу и отправился к первому министру республики. Этот пост занимал теперь Эстанислао Фигерас.

Марти пришлось долго ждать в отделанной дубовыми панелями приемной. А в это время Фермин читал Берналю его черновики:

«Куба декларирует свою независимость по тому же праву, по которому Испания объявляет себя республикой.

Как может Испания отвергать право Кубы быть свободной, если это право является тем же правом, по которому Испания сама добилась своей свободы? Как может Испания отвергать это право для Кубы, не отвергая его для себя?

Как может Испания решать судьбу целого народа, навязывая ему нежеланный образ жизни? Как может Испанская республика не учитывать полное и очевидное желание этого народа быть свободным и самостоятельным?»

Когда Пепе вошел в кабинет первого министра, Фигерас, высокий и сухощавый, сделал шаг навстречу юноше. Как же, как же, он рад встрече, он слышал об ораторском таланте дона Марти и его влиянии на молодых земляков. Он надеется, что правительство республики найдет общий язык с кубинской эмиграцией, а проблемы острова Куба будут в ближайшем будущем решены и это приведет, наконец, к общему согласию.

Когда Марти вышел, Фигерас перелистал страницы оставленной юношей рукописи. «Испанская республика и кубинская революция». Чего только не наплетут эти ссыльные!

Испанская республика не услышала голоса революционеров. Не дождавшись от правительства ни дел, ни даже обещаний, Марти и его друзья решили действовать сами. Тонкая, бедно изданная книжка легла на прилавки, и мадридцы прочли то, что не захотел прочесть Фигерас.

«Мы давно предупреждали, что так и будет, — тотчас завопила «Ла Пренса». — Секретное общество кубинских экстремистов решилось публично выпустить когти. Кучка помилованных по ошибке преступников хочет отторгнуть Кубу от ее матери — Испании».

Но Марти слышал и другие слова. Однажды ветреным мартовским днем неподалеку от редакции «Эль Хурадо Федерал» его остановил пожилой, скромно одетый человек.

— Добрый день, сеньор Марти.

— Добрый день, сеньор, но мы, кажется, незнакомы…

— И да и нет, дорогой друг. Я набирал вашу книгу, и я хочу сказать, что вы целиком правы. Мои товарищи по типографии просили пожать вам руку. Испании нечего делать на Кубе. Республике хватает своих проблем.

Пепе почувствовал, как теплая волна подкатывает к сердцу. Он горячо пожал руку наборщику.

— Если бы все испанцы были такими, как вы, счастье, мир и покой давно превратили бы Кубу в частицу рая. Скажите, вам не приходилось бывать на Кубе?

Наборщик, вдруг помрачнев, высвободил синеватую от свинцовой пыли ладонь из руки юноши.

— Нет, но два года назад в Орьенте погиб мой сын.

В те же мартовские дни секретарь революционного комитета кубинских эмигрантов в Нью-Йорке Нестор Понсе де Леон получил пакет из Мадрида. В пакете лежало несколько тонких книжек. На их желтоватых обложках стояло: «Хосе Марти. Испанская республика и кубинская революция».

Де Леон вскрыл приложенное письмо: «Из написанных мною страниц вы можете убедиться, что я готов сделать все, что в моих скромных силах, для дела нашей революции.

Чтобы приблизить час нашей полной свободы, я готов выполнять все ваши поручения…»

Шел третий месяц Второй республики. Февральский энтузиазм спал, надежды на справедливость беспомощно барахтались в водовороте патриотических словопрений в кортесах.

Берналь видел, как угнетен этим Марти.

— Что поделаешь, Пепе, республика родилась слабосильной, где уж ей сейчас думать о нашей Кубе…

— Но, дон Калисто, Фигерас преступно медлит! Ведь он первый министр не Амедея или Изабеллы, а республики, понимаете, рес-пу-бли-ки!

— А скажи-ка, Пепе, что изменилось с приходом республики?

— Как вы можете так говорить о республике, Калисто! Вы ведь сами аплодировали ее рождению!

— Я старый человек, мой друг, и знаю: если в трактире сменилась вывеска, а хозяин остался тот же, бифштексы будут подгорать по-прежнему. Я аплодировал лишь потому, что для борьбы за Кубинскую республику самая плохая республика в Испании все же лучше самой либеральной монархии…

Берналь был прав. За спиной Второй республики, как и за спиной монархии, стояли те, кто «имел интересы» на далеком карибском острове. Республике не позволялось отказываться от Кубы. Да и о каких радикальных реформах могла идти речь, если государственная машина по-прежнему была скомплектована из чиновников старого строя?

И все же Марти решил обратиться к новым лидерам страны. В статье «Решение» он писал:

«Нет никакой необходимости доказывать, что правительство, пообещавшее установить в Испании режим обновления, должно установить его и на Кубе; этого требуют простая логика и суровая правда, которая должна быть положена в основу республики.

Однако правительство все еще полно неуверенности, оно слишком боится трудностей и продолжает упорно избегать ответа на вопросы о судьбе Кубы. Его поведение невольно заставляет нас опасаться, как бы и на этот раз правители Испании не продали свои убеждения и не заглушили в себе голос совести.

Куба восстала с большей верой в республику, чем Испания, она восстала раньше Испании, она поднялась на завоевание тех же самых прав, которые сейчас завоевала Испанская республика. С кем же воюет Испания на Кубе?

Говорят, что Куба была права вчера, когда она восставала против монархической Испании, но не права сегодня, восставая против либеральной и республиканской Испании. Но скажите, зачем вам владеть Кубой вопреки ее воле, владеть по праву силы и пролитой крови, по праву завоевания, отвратительному во все времена и вдвойне ненавистному, когда оно исходит от вас, республиканцев?»

Снова для мадридцев и кубинцев пришла пора удивляться силе, которая звучала в словах юного ссыльного. Но они могли удивляться, сочувствовать, и только. Правительство по-прежнему бряцало оружием на Кубе, выпускало принудительные займы, чтобы обеспечить ведение войны, отправляло на остров корабли с войсками.