В 9 км от Ладоги вверх по течению Волхова, где свободное плавание преграждали пороги, обнаружено гнездо поселений, среди которых выделяется укрепленное поселение Новые Дубовики. По материальной культуре оно «аналогично нижним горизонтам древней Ладоги».: #c1_92 Судьба Новых Дубовиков, как и Ладоги, исследователями поставлена в слишком жесткую зависимость от развития международной торговли. «Существование в последние века I тыс. н. э. значительного укрепленного поселения перед порогами, — читаем у Е. Н. Носова, — весьма симптоматично. Поселение являлось местом последней остановки перед трудным рубежом, местом перегрузки товаров и подготовки судов к переходу, контрольным пунктом на водной магистрали. Вероятно, значительная часть населения поселка была занята на проводке судов через опасные пороги. Именно поэтому вся жизнь укрепленного поселения на берегу р. Волхова в конце I тыс. н. э. во многом стимулировалась функционированием пути из стран Балтики на Исламский Восток, а позднее и пути „из варяг в греки”».: #c1_93 По убеждению А. Н. Кирпичникова, расположение поселений у волховских порогов было во многом обусловлено «необходимостью устройства „волоковых” станций, обслуживавших транспортное судоходство».: #c1_94 Здесь, как и в примере с Ладогой, вторичные причины абсолютизируются, чем затемняется подлинная суть истории, совершавшейся на берегах Волхова в начальный период расселения ильменских словен. Скопление поселений в районе волховских порогов есть свидетельство стремления словен овладеть всем течением Волхова, чтобы в целях безопасности контролировать речной путь, ведущий в Приильменье — главное местопребывание словен. Новые Дубовики и тяготеющие к ним поселения, подобно Ладоге и связанным с ней ближайшим поселкам, запечатлели процесс консолидации родовых общин в рамках единичного словенского племени. Можно предположить, что Новые Дубовики являлись племенным центром, надзиравшим за стратегически важным для словен участком водной дороги. Со временем в жизни этого центра и его округи определенную роль начали играть интересы торгового судоходства, о которых говорят А. Н. Кирпичников и Е. Н. Носов. Но доминирующими они стали много позже, во всяком случае за пределами рассматриваемого нами периода, т. е. середины VIII — конца IX в. Сомнительно также, чтобы в это время Новые Дубовики подчинялись Старой Ладоге, как считает А. Н. Кирпичников. «Ладога, — утверждает он, — контролирует сложную для проезда порожистую зону Волхова длиною около 36 км и обеспечивает здесь судовождение. Ладога — лидер своей округи, которая занимает узкую каемку приречной земли вдоль р. Волхова длиною около 50 км. Эта зона опознается по цепочке поселений и сопок, суммарно относящихся к последней четверти I тыс. н. э. и, следовательно, по времени своего возникновения одновременных древнейшему археологически выявленному строительному горизонту Е самой Ладоги (750–890 гг.). Некоторые поселения и сопки непосредственно приурочены к местам остановок судов и перегрузок товаров возле порогов».: #c1_95 А. Н. Кирпичников полагает, будто поселения, выросшие около порогов, зависели от Ладоги в административном, религиозном и территориальном отношениях, входя в ладожскую городовую волость, сложившуюся в низовьях Волхова в VIII–IX вв.: #c1_96 Автор, к сожалению, не приводит каких-либо фактов для обоснования своих наблюдений. А. Н. Кирпичников к тому же переносит явления волостного быта, типичного для XI — начала XIII в.,: #c1_97 на более раннюю эпоху родоплеменного строя, что недопустимо.

«Власть центра» отдельного племени (а в этом качестве и предстают перед нами Ладога и Новые Дубовики) распространялась лишь на поселения соплеменников. Ситуация меняется, когда создается родственное племенное объединение, в котором руководящее и нередко господствующее положение занимает одно из союз. ных племен. Тогда оно получает власть над всей территорией, занятой племенным союзом, а отнюдь не над локальными «приречными агломерациями»: #c1_98 или еще какими-нибудь ограниченными районами. Но об этом более детально скажем впереди. А пока обратим внимание на весьма знаменательную особенность размещения словенских поселений. Они распределялись скоплениями, гнездами, расположенными друг от друга на расстоянии, исчисляемом порой не одним десятком километров.: #c1_99 По мнению Е. Н. Носова, «само существование скоплений говорит об определенной обособленности групп населения и некоторой разграниченности в праве ведения хозяйственной деятельности в отдельных районах».: #c1_100 Принимая данные соображения, мы не можем согласиться с мыслью о том, что «в размещении поселений отразилось формирование уже сельских территориальных общин», включавших парцеллярное хозяйство малых семей как самостоятельных хозяйственных единиц.: #c1_101 Правда, факты — вещь упрямая, и Е. Н. Носов вынужден признать, что «возведение сопок — огромных погребальных насыпей, высотой обычно 3–5 м, производилось не силами одной семьи или даже жителей одного небольшого поселка, а более значительными коллективами. Можно думать, что в это время, наряду с хозяйственной самостоятельностью малых семей, сохранялись кровнородственные связи более крупных коллективов и на начальной стадии формирования сельские общины состояли преимущественно из родственных семей».: #c1_102 Идея о существовании малых семей у восточных славян, хотя и популярна среди современных историков и археологов, но тем не менее нам кажется далекой от исторической действительности VIII–IX столетий.: #c1_103 Что касается гнездового устройства поселений словен, то невольно напрашиваются аналогии с другими восточнославянскими племенами, позволяющие глубже осмыслить словенский материал.

Как известно, поселения восточных славян VIII–IX вв. располагались гнездами, в которых насчитывалось, по И. И. Ляпушкину, 3–4 поселка, а согласно Б. А. Рыбакову, — 5, 10, 15.: #c1_104 Размеры скоплений-гнезд, полагает Б. А. Рыбаков, близки к размерам племен.: #c1_105 Сгусток поселков (гнездо) отделялся от других гнезд незаселенной полосой в 20–30 км, а иногда сотней километров и больше.: #c1_106 Видимо, летописец со знанием дела говорил о полянах, что они «живяху кождо с родом своим и на своих местех». Логично предположить, что отдельный поселок олицетворял собою род, а скопление поселений — племя. При таком подходе возможно провести сравнительно-исторические параллели. Л. Морган писал об ирокезах: «Территория племени состояла из фактически заселенной им местности, а равно окружающего района, в котором племя охотилось и занималось рыбной ловлей и который оно было в состоянии охранять от захвата других племен. Вокруг этой территории лежала широкая полоса нейтральной, никому не принадлежавшей земли, отделявшей их от ближайших соседей, если те говорили на другом языке, и менее определенно ограниченная полоса, если эти племена говорили на диалектах одного и того же языка. Вся эта не имеющая точно определенных границ область, независимо от ее величины, составляла владения племени, признавалась таковой другими племенами и охранялась самими владельцами».: #c1_107 То, что Л. Морган наблюдал у индейцев Северной Америки, свойственно племенам различных регионов мира. Ф. Энгельс, выявляя специфические черты родоплеменного строя, замечал: «Население в высшей степени редко; оно гуще только в месте жительства племени; вокруг этого места лежит широким поясом прежде всего территория для охоты, а затем нейтральная полоса леса, отделяющая племя от других племен и служащая ему защитой».: #c1_108 Следовательно, гнезда (скопления) словенских поселений, удаленные друг от друга на многие километры, живо напоминают описанные Л. Морганом и Ф. Энгельсом порядки. Характерно в этой связи и то обстоятельство, что племена Нижнего Поволховья, были отделены от соседних областей с финским и славянским населением «фактически необитаемой полосой».: #c1_109

В густонаселенном, с развитым сельским хозяйством районе Северной Руси, каковым являлось верхнее Поволховье и ильменское Поозерье, возник Новгород — будущая слава России. Именно сюда летописец поместил словен, которые, по его словам, «седоша около езера Илмеря, и прозвашася своим имянем, и сделаша град, и нарекоша и Новъгород».: #c1_110 Если верить летописцу, основание Новгорода относилось ко времени появления словен на берегах Ильменя. Но летописная версия расходится с результатами археологического исследования Новгорода. «В настоящее время при раскопках города лишь на Софийской стороне — на Неревском и Троицком раскопах — выявлены слои, четко датирующиеся дендрохронологически и по типологии находок серединой X в., ниже которых имеются напластования, позволяющие отнести начало заселения этих участков еще на два-три десятилетия ранее. Иначе говоря, на данном этапе археологического изучения Новгорода отсутствие в городе слоев IX в., в том числе и в ряде его ключевых точек, является фактом, с которым нельзя не считаться».: #c1_111 Однако это не обескураживает исследователей, и они с некоторым оптимизмом полагают, что «вопрос о том, возник ли Новгород в IX или X в., остается открытым».: #c1_112 Но в любом случае Новгород был — и будет моложе Старой Ладоги и Новых Дубовиков. Впрочем, сказать так и на этом остановиться — значит почти ничего не сказать, ибо смысл занятий историка не столько в том, чтобы регистрировать события, сколько в том, чтобы объяснять их. В самом деле, почему при равных примерно экономических и социальных уровнях жизни Верхнего и Нижнего Поволховья произошел столь заметный разрыв во времени возникновения двух известных городов Древней Руси? Возможен следующий ответ: произошло это потому, что природные условия Нижнего Поволховья менее благоприятны для хлебопашества, чем земли Приильменья, и Ладога своей торгово-ремесленной деятельностью компенсировала этот недостаток. Отчасти, быть может, это так. Но главная причина кроется не здесь, поскольку ладожское земледелие и скотоводство имели достаточную эффективность, чтобы обеспечить продуктами сельского хозяйства местное население.: #c1_113 Она заключалась в отрыве продвинувшихся в низовья Волхова поселенцев от основной массы словен, осевшей по ильменским берегам, и в большей открытости для вторжений и нападений со стороны внешних врагов. Все это требовало консолидации родовых общин, и они, объединившись в племена, построили и центры своих союзов — Ладогу и Новые Дубовики. В верхнем Поволховье и Приильменье, где сосредоточилась основная часть словен, обстановка была спокойнее, и формирование племен тут шло преимущественно под воздействием внутренних стимулов, а не внешних факторов. И только где-то в первой половине IX в. на фоне натиска норманнов внешние факторы срабатывают и в этом районе расселения словен. Появляется Рюриково городище, а потом — и Новгород.