— Лучше некуда, — послышался звонкий голос из окошка, и, поглядев вверх, Норт разглядел округлые руки, голубые глаза и белые зубы дочери хозяина дома. — Ну и ест же она — просто загляденье! Хоть и без «натурального питания». Ну, родитель! Расскажи-ка ты гостю, что мы с тобой порешили, и хватит попусту трепать языком.
— Ну, вот что, — промямлил Тринидад Джо, — Бесси твердит, значит, что вынянчит этого ребенка и все, значит, как положено. И хоть я ей и отец, скажу, что это она может. Но уж если Бесси что запало в голову, так подавай ей все целиком, на половину она не согласна.
— Правильно! Валяй дальше, родитель: что ни слово, так в самую точку! — с веселой прямотой сказала мисс Робинсон.
— Ну, значит, мы вот как решили. Мы берем ребенка, а вы дадите нам такую бумагу, что, мол, отказываетесь от всяких на нее прав в нашу, значит, пользу. Ну, что скажете?
Сам не зная почему, мистер Норт решительно отказался.
— Вы что думаете, мы будем плохо за ней присматривать? — резко спросила мисс Бесси.
— Не в этом дело, — немного раздраженно отозвался Норт. — Прежде всего это не мой ребенок, и я не могу его отдать. Ведь вышло так, что он оставлен на мое попечение, будто сами родители передали мне его из рук в руки. Я считаю, что будет нехорошо, если сюда вмешаются еще чьи-то чужие руки.
Мисс Бесси исчезла из окна. Через секунду она показалась в дверях дома и, подойдя прямо к Норту, протянула ему вполне реальную руку.
— Ладно, — сказала она с искренним пожатием. — Не такой уж вы тронутый. Отец, он дело говорит! Отдать ее он не может, поэтому мы возьмем с ним ребенка напополам. Он будет отцом, а я матерью, покуда смерть нас не разлучит или пока не найдется настоящая семья. Ну, согласны?
И мистер Джеймс Норт согласился, обрадованный похвалой этой простой девушки больше, чем ожидал. А хочет ли он посмотреть на малютку? Да, конечно, и Тринидад Джо, который уже насмотрелся на малютку, и наслышался о малютке, и качал ее на руках, и всю ночь только ею и занимался, решил посвятить часть своего драгоценного времени рубке леса и оставил их вдвоем.
Мистер Норт вынужден был признать, что малютка выглядит отлично. Кроме того, он с вежливым интересом выслушал утверждение, что глазки у нее карие, совсем как у него, и что у нее есть уже целых пять зубов, и что она очень крепкая для девочки предполагаемого возраста, — и все же мистер Норт не спешил уходить. Наконец, держа руку на дверной задвижке, он обернулся к Бесси и спросил:
— Можно задать вам странный вопрос, мисс Робинсон?
— Валяйте.
— Почему вы думали, что я... «тронутый»?
Честная мисс Робинсон склонилась над ребенком.
— Почему?
— Да, почему?
— Потому что вы и были тронутый.
— А!
— Но...
— Да...
— У вас это пройдет.
И под пустым предлогом, что нужно принести девочке поесть, она ретировалась на кухню, и, проходя мимо кухонного окна, мистер Норт с огромным удовлетворением обнаружил, что она сидит на стуле, накинув передник на голову, а сама так и трясется от смеха.
Следующие два-три дня он не посещал Робинсонов, погрузившись в воспоминания о прошлом. На третий день — нужно признать, не без усилия — он привел себя в привычное состояние тихой скорби. Буря и находка ребенка стали меркнуть в его памяти, как померк уже визит его родственников. Был мрачный, сырой день, и, когда раздался стук в дверь, он сидел у огня. Флора, под каковым вечно юным именем была известна его престарелая прислужница-индианка, обычно извещала о своем появлении подражанием крику кроншнепа. Значит, это была не она. Ему почудился шелест платья за дверью, и он вскочил на ноги, смертельно бледный, с именем на устах. Но дверь распахнула нетерпеливая рука, и в комнату ворвалась Бесси Робинсон! С ребенком на руках!
С непонятным облегчением он предложил ей сесть. Она с любопытством взглянула на него своими правдивыми глазами.
— Чего испугались?
— Я не ждал вас. У меня ведь никто не бывает.
— Оно, конечно, так... Только вот, скажите, вы к докторам ходили?
Недоумевая, он, в свою очередь, осведомился:
— А что такое?
— А то, что вам придется встать и поехать за доктором. Девочка-то наша заболела. Мы докторов не зовем, мы в них не верим, да и ни к чему они нам, но родители этого вашего ребенка звали, небось. Так что вставайте-ка со стула и бегите за доктором.
Джеймс Норт посмотрел на мисс Робинсон и встал, хотя и с некоторым сомнением.
Мисс Робинсон заметила это.
— Я бы вас не потревожила и не стала бы трястись три мили на лошади, если б можно было кого другого послать. Но отец в Юреке, лес покупает, и я одна. Эй, куда же вы?
Норт уже схватил шляпу и открыл дверь.
— За доктором, — изумленно ответил он.
— Вы что же, собрались прогуляться шесть миль туда да шесть обратно?
— Конечно. У меня же нет лошади.
— Зато у меня есть, она там снаружи привязана. С виду она неказиста, но как выберется на дорогу, побежит не хуже всякой другой.
— Но вы... вы-то как вернетесь!
— А я и не собираюсь возвращаться, — сказала мисс Робинсон, подтаскивая стул к огню, чтобы согреть ноги, и снимая шляпу и платок. — Я побуду здесь, покуда вы не привезете доктора. Ну! Пошевеливайтесь!
Ей не пришлось повторять этого дважды. Через мгновение Джеймс Норт уже сидел в седле мисс Бесси (драгунском) и мчался по пескам. Две мысли преследовали его: первая — что он, «тронутый», готов принести себя в жертву насмешникам из поселка только оттого, что должен доставить доктора к больной сиротке, которую он опекает; вторая — что в его уединенную обитель вторглась незваная, рослая, неграмотная, но довольно хорошенькая женщина. Он никак не мог избавиться от этих мыслей, но к чести его надо сказать, что выполнил поручение с большим усердием, хотя и не вполне вразумительно, так что доктор во время быстрой скачки уловил только одно: что Норт спас тонувшую молодую замужнюю женщину и у нее только что родился ребенок.
Несколько слов Бесси вывели доктора из заблуждения, хотя в любом другом обществе они могли бы потребовать дальнейших разъяснений, но доктор Дюшен, старый армейский хирург, был готов ко всему и ничему не удивлялся.
— Ребенку, — сказал он, — грозило воспаление легких, сейчас опасности нет, но требуется тщательный уход и осторожность. Ни в коем случае не застудите его.
— Тогда все ясно, — решительно заявила Бесси и, заметив недоумение на лицах мужчин, снизошла до объяснения: — Значит, вам придется съездить на кобыле к нам домой, подождать там до завтра, покуда мой старик вернется, а потом вы привезете мои вещи, потому что кому же другому ходить за малышкой, пока ей не станет лучше? Так что я с ней и останусь.
— Сейчас ее, безусловно, нельзя выносить на улицу, — сказал доктор, с улыбкой поглядев на растерянного Норта. — Мисс Робинсон права. Я поеду с вами до тропы.
— Боюсь, — сказал Норт, чувствуя, что обязан что-то сказать, — вам здесь будет не очень удобно...
— Оно так, — ответила она просто, — но я же это знала.
Норт устало пошел к двери.
— Спокойной ночи, — сказала она вдруг, протягивая ему руку с мягкой улыбкой, какой он у нее раньше не замечал. — Спокойной ночи. Присмотрите там за отцом.
Доктор и Норт некоторое время ехали молча. Норт обдумывал один несомненный факт: он едет в гости и, в сущности, расстался со своей прежней жизнью, а думать о своем горе в чужом доме — значит кощунствовать.
— Мне кажется, — неожиданно сказал доктор, — вы не знакомы с типом женщин, который так превосходно воплощает мисс Бесси. Ваша жизнь, вероятно, протекала среди более образованных людей.
Норту показалось, что доктор хочет выведать его тайну, и, пропустив последнюю фразу мимо ушей, холодно, хотя и правдиво ответил, что никогда не встречал таких дочерей Запада, как Бесси.
— Вам не повезло, — заметил доктор. — Наверное, вы считаете ее грубой и неграмотной?
Мистер Норт ответил, что она, несомненно, очень добра, а остального он, право же, не заметил.