Взгляд генерала скользит по изувеченному телу, задерживается на животе женщины. Четыре грубых шва вместо одного вертикального. Раттлер подходит ближе и видит надпись химическим карандашом на бедре: «Пользуйтесь моим подарком осторожнее, сэр Уильям». Генерал присаживается на корточки и слегка касается швов. Женщина вздрагивает, открывает глаза.

— Господи Боже! — вскрикивает Джефферсон и отшатывается прочь.

— Спокойно, — осаживает его Раттлер. — Позовите сюда сапера и пару парней покрепче.

Джефферсон исчезает за дверью, генерал остается с последней куклой Баллантайна один на один.

— Потерпи, голубка, — просит он, стараясь, чтобы голос звучал помягче. — Ты меня слышишь? Понимаешь?

Женщина кривится от боли, синие глаза закатываются. Обморок. Генерал сметает с мраморного стола хирургический инструментарий, расстилает брезент, прежде укрывавший громоздкий прибор у стены. В коридоре слышится топот, и в лабораторию вбегают Джефферсон, немолодой сержант и двое плечистых солдат.

— Снимите ее — и на стол, — распоряжается Раттлер. — Только осторожно: она жива.

— Господин главнокомандующий, я прошу вас удалиться на безопасное расстояние, сэр, — просит сержант. — Лучше всего выйти за дверь. Если внутри бомба… сами понимаете.

Раттлер, Джефферсон и один из солдат выходят в коридор, закрывают дверь. Проходит минут пять, и сапер зовет их обратно:

— Все в порядке, господин генерал. Ее можно снимать и переносить.

— Сбивайте цепи, — говорит генерал солдатам и спрашивает сапера: — Что у нее в животе?

— Не могу знать, сэр. Но точно не бомба, да и сама кукла это говорит. Там что-то прямоугольное, плотное, размером с портсигар.

Перерожденную укладывают на брезент, Раттлер берет скальпель.

— Подержите ее. Дорогая, тебе придется потерпеть. Не шевелись.

Шелковые стежки легко расходятся, подцепленные кончиком скальпеля. Один за другим главнокомандующий распускает все четыре шва. Женщина лежит неподвижно, лишь с ужасом смотрит на крепко держащих ее солдат.

— Джефферсон, дайте пинцет и ранорасширитель. На полу справа от меня. Идите сюда, вы мне нужны.

Генерал осторожно приподнимает кожный лоскут, близоруко щурится. В глубине брюшной полости куклы поблескивает металл.

— Держите вот этот край, аккуратно и медленно сдвигайте на себя. Джефферсон, возьмите себя в руки, черт побери! Не дергайте.

— Сэр, судя по всему, это и есть транслятор, — негромко говорит сапер, заглядывая в рану.

Генерал кивает, рассматривает прибор. Все довольно банально: верньеры, регулирующие силу сигнала, несколько рычажков-тумблеров, мигающий индикатор. «Я же видел бумаги по этой чертовой машинке, — думает Раттлер. — Я должен вспомнить, как ее отключить». Он бросает взгляд на лицо перерожденной. Глаза женщины закрыты, губа закушена.

«Если я это просто выключу, неизвестно, что станет с куклами, — понимает вдруг главнокомандующий. — И нет никакой гарантии, что оно не рванет у меня под руками. Саперы тоже иногда ошибаются».

Он медленно переводит регулятор силы сигнала в положение «минимум». Выравнивает дыхание. Осторожно запускает руку в рану и тянет транслятор на себя. Тело перерожденной выгибается от боли. Она беззвучно шевелит губами, смотрит на генерала с ужасом.

— Сэр, погодите, — качает головой сапер. — Не трогайте. Прибор встроен. И питается от нее, посмотрите.

Сапер оттесняет бледного, как простыня, адъютанта и лезет в глубь раны пинцетом.

— Видите это, сэр? Баллантайн поставил ей смешанный двигатель. Энергия пара преобразуется в электрическую и питает транслятор. Лучше не лезть наобум, господин главнокомандующий. Если просто вырвать из нее этот прибор, она гарантировано погибнет, и…

— И неизвестно, как среагируют перерожденные, — мрачно продолжает Раттлер. — Значит, так. Джефферсон, выйдите наружу и оцените ситуацию. Доложите мне. Отправьте курьера: мне нужен медицинский фургон, перевезем нашу даму в штаб. Там уже будем решать, что делать дальше. Рядовой, сбегайте за парой простыней.

Сержант роется на полке с инструментами, ищет, чем разомкнуть звенья цепей на женщине. Раттлер слегка касается лба перерожденной, убирает с лица русые спутанные пряди.

— Больше не будет больно, я тебе обещаю. Сейчас подойдет машина, и мы отсюда уедем.

Возвращаются солдат с простынями и Джефферсон с докладом.

— Господин верховный главнокомандующий, там… Если так можно выразиться, куклы пришли в себя. Общее состояние вполне характеризуется словом «шок».

— Приказ оцеплению: никого не выпускать. Передайте Стивенсу. Оттесните перерожденных от ворот, уберите тела. Обеспечьте доступ транспорту.

В штаб генерал возвращается уже глубокой ночью. Распоряжается разместить перерожденную в бункере, приставить к ней охранника и только потом спускается к жене и дочери.

— Все, мои хорошие, — говорит он, обнимая обеих. — Основная опасность миновала. Баллантайн арестован.

«Все закончилось? — спрашивает Долорес недоверчиво. — Нам всем можно вернуться домой?»

— Пока нет, малышка, — качает седой головой Раттлер.

В дверь деликатно стучат, слышится голос Джефферсона:

— Сэр, к аппарату срочно. Вас требует Его Императорское Величество.

Черная телефонная трубка ложится на рычажки. Генерал Раттлер стоит, глядя в точку перед собой.

— Джефферсон, — едва слышно зовет он.

— Слушаю, сэр.

— Утром прибудет императорский курьер с приказом. Совещание командования в десять ноль-ноль. Я отвезу жену и вернусь. Женщине здесь не место.

— Простите, сэр… а мисс Раттлер?

— Приказ — уничтожить, — глухо отвечает генерал.

Джефферсон смотрит на него, недоумевая.

— Какой приказ?

— Император велел в течение недели полностью очистить Нью-Кройдон от перерожденных. Исполнение возложил на меня.

— А та, что мы нашли у Баллантайна?

— Не трогать. С ней предстоит работать. Проследите, чтобы ее охраняли, Джефферсон.

— Будет исполнено, мой генерал.

Кивком дав понять, что разговор закончен, Раттлер уходит. Через полчаса его машина выезжает с территории штаба и растворяется в ночи. Возвращается он лишь к утру, спускается в бункер и выходит оттуда вместе с Долорес. Девушка идет за отцом, одетая лишь в ночную сорочку, щурится от солнечного света. Звенит на металлическом запястье золотой браслет с колокольчиками. Генерал выводит дочь за ворота, они поворачивают за угол, где припаркован личный автомобиль главнокомандующего. Проходит несколько минут, и воздух вспарывает одиночный выстрел. Раттлер возвращается, неся на руках обернутое простыней тело. Ветер играет прядями темных волос, выбившимися из-под белой ткани. Звенят золотые колокольчики.

В девять утра прибывает курьер. Раттлер зачитывает приказ Его Императорского Величества перед командным составом. Когда он заканчивает, в штабе надолго воцаряется тишина. Бьется в оконное стекло толстая муха. Отсчитывают секунды напольные часы с маятником.

— Господин главнокомандующий, — подает голос полковник Стивенс. — Я распоряжусь информировать горожан о приказе. Как быть с теми, кто окажет сопротивление?

— Чушь, — фыркает Хиггс. — После этой резни в городе нет ни одного человека, который сочувствовал бы куклам. Сопротивления не бу…

Он умолкает, напоровшись на взгляд главнокомандующего.

— Хиггс, ваша задача — борьба с мародерством в городе, — ледяным тоном произносит Раттлер. — Стивенс, император приказал уничтожить всех кукол. Сопротивление ломать. Подполковник Доэрти, ваша задача — доставить в столицу сенатора Баллантайна. Живым, целым и невредимым. И вместе с собакой.

— Собаку-то зачем? — жалобно басит Доэрти.

— Личная просьба Его Императорского Величества, — устало отвечает Раттлер. — Всем все понятно? Есть еще вопросы? Тогда все свободны.

Командование расходится, только полковник Стивенс никуда не торопится. Он подходит к генералу Раттлеру, выдерживает паузу, дожидаясь, пока тот сам обратит на него внимание. Главнокомандующий смотрит на часы и думает о чем-то своем. Стивенс деликатно покашливает, генерал вздрагивает.