Я пожала плечами и вновь покинула полянку. Хоть какую-то пользу обществу принесу, а то всё утро занималась исключительно собственной закалкой и малопродуктивными размышлениями.

Михаэль обнаружился действительно возле ручья, журчащего на дне небольшого оврага. Парень сидел на камне под деревом, и я на него практически наткнулась; не наткнулась бы, могла бы и не найти, кричать почему-то не хотелось.

— А, Михаэль, вот ты где! Меня тут как раз послали тебя найти… Ты чего? — ошарашенно уточнила я, когда разглядела внимательнее, чем он занимался.

Воин вздрогнул, с трудом оторвал взгляд от ручейка и сфокусировал его на мне.

— Вася? Что такое?

— Ну, вообще меня за тобой отправили, мы собираемся. Ты что делаешь?

Он опустил взгляд на свои руки и легко рассмеялся.

— Ты об этом? — он легко крутанул в пальцах нож, которым только что резал собственное предплечье. Неглубоко, но и царапиной подобное назвать уже было нельзя. — Не волнуйся так, я не собирался себя убивать.

— Да я вообще ничего подумать не успела, — честно призналась я, некультурно разглядывая руку, окольцованную узкой алой лентой, образованной вытекающей из ранки кровью. Вся кожа предплечья была испещрена тонкими белёсыми шрамами.

— У меня много странностей, — он пожал плечами. — Я просто поил нож своей кровью. Им это нравится, да и мне тоже доставляет удовольствие.

— Откуда ты знаешь, что ему это нравится? — мрачно уточнила я. Вот только психа, с ножами разговаривающего, на мою голову и не хватало для полного счастья.

— Не знаю, — он беспечно пожал плечами. — Мне так кажется. У меня несколько ножей, у всех свои характеры. И у каждого есть своё имя, — он весело подмигнул мне, слизнул собственную кровь с пореза, а остальное смыл водой из ручья. После чего присосался к ране. Правда, уже без всякой жути: как большинство людей, порезав палец, машинально суют его в рот, чтобы остановить кровь.

— И давно с тобой такое? — уточнила я, уже несколько оправившись от первого впечатления. Подумаешь, нравится ему руки себе резать! Себе же, а не окружающим. У каждого свои отклонения. Правда, у некоторых какие-то совсем уж отклонённые… Но, к примеру, если сравнивать с тем же Серым рыцарем, это всё такие мелочи!

— Давно, — Михаэль пожал плечами и поднялся с камня, отряхиваясь. — Понимаешь, когда мне было тринадцать лет…

— Ты же говорил, что не любишь вспоминать первые годы своей жизни? — на всякий случай напомнила я. А то мало ли, сейчас он под влиянием момента проговорится, а потом меня прирежет ночью, осознав, что натворил. Или, по меньшей мере, очень расстроится.

— Не люблю, но ты же вроде уже не совсем посторонний. К тому же, ты хорошая, и вряд ли начнёшь проявлять чрезмерное любопытство или сюсюкать со мной. В общем, если коротко и без лишних душещипательных подробностей, в тринадцать лет я лишился разом всей своей семьи — матери, отца, четырёх сестёр. Я в тот день поругался с матерью и сбежал из дома, а ночью увидел сон, как они все умирают, и следом за ними — я. С тех пор я часто вижу вещие сны, и довольно часто — тот самый сон, с собственной смертью в конце. Всё осложняется тем, что я не могу определить, вещий он, или просто навязчивый кошмар? Это, — он кивнул на свою руку, на которой уже застёгивал рукав рубашки, — просто способ вернуться в реальный мир, почувствовать себя живым. Он действительно очень неплохо помогает, без него было труднее.

— Мама дорогая, — ошарашенно пробормотала я. Вот так вот. И я ещё жалуюсь на своё непонятное тело и странных типов во сне! Вон, этот парнишка — между прочим, мой ровесник, — раз за разом переживает смерть близких и свою собственную, зная, что это вполне может оказаться вещим сном, и говорит об этом настолько будничным тоном. А я всё утро рефлексирую из-за какого-то разговора, не могу в себя прийти. — Как ты ещё не свихнулся при такой жизни?

— Почему — «не свихнулся»? — рассмеялся он. — Вполне себе. Просто мои отклонения при поверхностном взгляде незаметны. Да и окружающим вреда не приносят. Знаешь, на мой взгляд, жить на грани помешательства и смерти гораздо интереснее, чем прозябать в сытости и довольстве. Я успел попробовать и то, и другое. Конечно, мне жаль моих родных, и сны эти удовольствия не доставляют, но… Зная, что такое смерть, начинаешь куда сильнее ценить жизнь. У Зойра тоже свои проблемы с головой, и в результате нам вдвоём очень комфортно. Знаешь, почему Ганса сопровождать вызвались только мы двое? Он сразу сказал, что это будет «лёгкая прогулка», а в среде наёмников данные слова принято трактовать как заявление о практически полном отсутствии шансов на выживание. Самая лёгкая дорога в нашем ремесле всегда ведёт к смерти. Почему пошёл Прах — не знаю. Мне кажется, ему просто нечего терять. Или он знает больше нашего. Мне только не понятно, почему вы с Сержем пошли?

Я душераздирающе вздохнула. В среде наёмников, видишь ли, свои трактовки степени опасности. Голову готова заложить: этот особист историку всё точно так и сказал, про лёгкую прогулку. Кто ж знал, что у них всё шиворот-навыворот с глубокой философией?

— Да так получилось, — честно ответила я. — Видимо, Серж, когда нанимался, просто не так понял нашего командира. Случайно, можно сказать, но что-то менять всё равно уже поздно. С вами тремя понятно, а сам Ганс?

— Не знаю, — Михаэль беспечно пожал плечами. — Но от него тоже пахнет обречённостью.

— Где вы пропадали? — наше возвращение встретили недовольным ворчанием, но воин только отмахнулся, а с меня вовсе никакого спроса. Странно только, что рыцарь не увязался за мной, и потом не побежал искать. Знал, что я недалеко, и со мной ничего не случится? С него станется.

— Сергей, не могли бы Вы уделить мне минутку своего драгоценного внимания, — официальным тоном начала я, пристраивая свою лошадку рядом с мерином друга, когда удостоверилась, что остальные заняты своими делами и своими разговорами; Прах с Гансом уткнулись в карту, что-то оживлённо обсуждая, а Михаэль с Зойром, тихо посмеиваясь, беседовали о чём-то отвлечённом. Надеюсь, не обо мне.

— Что случилось? — вздохнул друг.

— У меня к тебе сразу несколько новостей. Как нетрудно догадаться, все плохие. С чего начать?

— Сначала, — гаргулья махнул когтистой лапой.

— Во-первых, сказанная тебе при найме на работу фраза «лёгкая прогулка» является местным эквивалентом нашего «полный песец». Проще говоря, мы с тобой нанялись в компанию к смертникам, которые не очень-то планируют возвращаться. Это мне только что Михаэль рассказал. Во-вторых, мы вляпались в какую-то серьёзную и крупную войну, и это уже обобщение информации из разных источников.

И я неторопливо и обстоятельно рассказала другу всю последовательность событий начиная с ночного кошмара, со своими выводами из всего этого. Умолчав, впрочем, о некоторых деталях разговора с тем типом из сна; почему-то всем не хотелось делиться даже с лучшим другом. В особенности, той странной нежностью, с которой относился ко мне незнакомец.

— М-да, — протянул Серёга, когда я закончила свой рассказ. — Кажется, тот дух сделал всё, чтобы мы таки погибли в бою, ты не находишь?

— Нахожу, подставил по максимуму. Но его тоже можно понять, — вздохнула я. — Понять бы ещё, что теперь со всем этим делать?

— Очень хочется узнать что-нибудь про того типа из твоего сна. И почему он вдруг решил тебя предупредить?

— Может, я и правда кем-нибудь отмеченная? — я хмыкнула. — То есть, не я, а та, кому это тело принадлежало раньше. У твоего же боевые рефлексы сохранились, значит, оно раньше в каком-то виде жило. Так, может, и моё тоже? Вряд ли, конечно; во сне-то я была в своём нормальном облике, но кто знает.

— Неприятная версия, но не лишённая логики. Хотя, в нашей с тобой ситуации поминать логику невежливо. Куда только делись законные обитатели этих тел?

— Ой, да мало ли возможностей? Мозг умер, тело в прекрасном состоянии — идеальный донор. А мы с тобой реципиенты, только нам пересадили абсолютно всё. Или, может, для нас эти тела вообще клонировали; мы же не знаем возможностей того странного духа. Этот вопрос меня, честно говоря, интересует меньше всего. Главное, чтобы они не появились в самый неподходящий момент требовать свои организмы обратно.