Но я уже и без их ответа знала, что так удивило моих товарищей.

Это была я. В своём родном, человеческом теле, без шерсти и хвоста. Со своими растрёпанными коротко остриженными тёмно-рыжими волосами, торчащими во все стороны. Со своим курносым носом, зелёными глазами, веснушками и заразительной улыбкой. Я не красавица, но как же я рада была обрести собственную внешность обратно!

Но, как выяснилась, от родного тела я успела отвыкнуть. Благо, Стерх никуда не ушёл, и успел подхватить пошатнувшуюся на собственных ногах меня. Вновь оказавшись у него в объятьях, я вдруг смутилась, и тут же растерялась от столь неожиданной собственной реакции.

С чего мне краснеть как светской девице восемнадцатого века оттого, что не вполне знакомый мужчина слегка меня приобнял? Вполне в рамках любых приличий, чуть выше талии. Я всё-таки взрослая женщина из другой эпохи и другого общества.

Прислушавшись к себе, я нашла ответ на этот вопрос. Объятья и близость Стерха вызывали в памяти те ощущения, что передал мне дракон. Близость до полного слияния и наслаждение до потери иных чувств. Слишком они похожи были на эмоции любовников в постели, хотя и происходили из другого источника. Из разделённой на двоих безграничной свободы полёта и целого мира, сжавшегося в тёплый комочек за грудной клеткой.

Подтянувшиеся спутники о чём-то спорили, что-то спрашивали у сероглазого воина, у меня. Он даже отвечал — спокойно, иногда с лёгкой ироничной улыбкой, — и явно не спешил выпускать меня из объятий. А я долго, недоверчиво вглядывалась снизу вверх в его лицо, отчего-то знакомое до каждой чёрточки. Настолько, насколько нельзя изучить человека за две коротких встречи. Можно только придумать этот упрямый подбородок, горькие ранние морщинки в уголках губ, глубокую хмурую складку между бровей…

— Ты… дракон? — очень тихо спросила я наконец, с трудом скидывая оцепенение. Стерх прервался на полуслове, опустил глаза на меня и легко, задорно улыбнувшись, подмигнул. После чего невозмутимо продолжил разговор с Сержем. Точнее, кажется, он просто подкалывал взволнованного историка.

Живая мальчишеская улыбка столь неожиданно смотрелась на лице закалённого бесконечными боями, уставшего и очерствевшего воина, на которого Стерх походил больше всего, что я не нашла слов настоять на ответе. Потому что боялась, что улыбка эта мне привиделась, и, если я наберусь упорства, она сотрётся даже из моей памяти.

А потом стало поздно, — мы заговорили о другом.

— Василиса, скажи, пожалуйста, своим друзьям, что я не враг, — обратился ко мне воин, размыкая руки. Я вздрогнула и отпрянула, быстро оборачиваясь к остальным.

— Ребята, да всё нормально, — я окончательно стряхнула наваждение и взяла себя в руки. — Он действительно не враг. Правда, я ещё не до конца уверена, что он друг.

— То есть, ты его всё-таки знаешь? — совсем уж ошарашенно проговорил Серж, опуская, однако, меч.

— Немного, — честно призналась я. — Пару раз виделись.

— Когда только успела? — хмыкнул Зойр.

— Честно? Во сне.

— Вот так роман, — мой друг детства растерянно поскрёб макушку. — Так, может, представишь его? Раз сам он не желает называть себя. А ещё попроси его объяснить, как он вернул тебе человеческий облик и как притащил нас сюда. И куда именно — сюда.

— Насколько я понимаю, это Стерх. Тот самый бог-громовержец, — пожав плечами, сообщила я всё, что знала о сероглазом наваждении.

— Не стоит столь злобно на меня коситься, молодой человек, — вдруг, пресекая мирную беседу, проговорил упомянутый, пристально глядя на Михаэля. Тон был леденяще-мёртвый, совершенно не вяжущийся со всем, что я успела узнать об этом типе. Не злость, не раздражение, не приказ; бесстрастный голос машины. Но на молодого воина, пребывающего в шаге от трансформации, этот голос произвёл сильное отрезвляющее воздействие. — Вы прекрасно знаете, что к вам и вашей семье я не имею никакого отношения. Кроме того, я теперь вполне смертный, как и вы все.

— Почему? — опередил меня с вопросом Серж.

— Вся моя сила ушла на разрушение того портала, который создал ваш товарищ, и на несколько мелких побочных эффектов, — пожал плечами Стерх.

— Какого ещё портала? — я окончательно перестала что-либо понимать, и вопрос прозвучал жалобно.

— Так. Стоп, — оборвал разговор Зойр. — Нехороший у нас разговор получается на пустой желудок. Давайте, что ли, разведём костёр, сядем поудобнее и всё обсудим в спокойной обстановке. Возражения есть? Возражений нет.

Лошади, живые и здоровые, вместе со всеми вещами (главное, ура-ура, моими любимыми кроссовками; перспектива босиком добираться до ближайшего жилья меня не радовала), были обнаружены Стерхом неподалёку; я так поняла, что он прекрасно помнил, где они находятся, так что проблем с поисками не возникло. Животные были удивительно спокойны, чего сложно было ожидать в свете свалившихся на них впечатлений.

Рассказ бога вкратце сводился к следующему. Ганс Та'Лер по поручению собственного начальства…

Впрочем, нет. Эта история началась гораздо раньше.

Война богов за господство над миром длится уже несколько веков, подогреваясь одним простым фактом: все силы любого убитого бога и все обращённые к нему мольбы «переадресовывались» убийце. Вначале эта возня не предвещала ничего столь уж страшного, но теперь стало окончательно ясно: из-за этого вечного противостояния мир катился в Хаос, всё быстрее и быстрее. Потому что ни один из этих мелких местечковых богов не имел власти над душами смертных, а объединить достаточные для решения проблемы силы уже не могли: слишком глубоко в них засела вражда.

Мыслью Создателя было заведено, что души, пройдя некоторое количество перерождений, должны уходить в иные миры, лучшие или худшие. Но со смертью его и всех его помощников нить, связующая этот мир со всеми остальными, оборвалась. Если бы родился какой-то другой бог, достаточно сильный для восстановления этой связи, никто бы ничего даже не заметил — души преспокойно продолжили бы свой путь. Но богов оказалось слишком много, они варятся в своём общем котле склок и неведения, и большинству просто плевать на этот перекос мирового равновесия.

Неприкаянные же души, некоторое время бестелесно побродив по привычным из прошлых жизней местам, воплощались, где могли. Вот отсюда и возникли проклятые курганы, Серые рыцари и прочая странная слишком сильная нежить. Мёртвая плоть, наделённая живой душой — страшная сила. А поскольку душа — субстанция неуничтожимая, то после разрушения мёртвой оболочки она просто возобновляет свои скитания, и рано или поздно воплощается во что-то ещё. У некоторых богов, правда, хватало талантов и чувства ответственности, чтобы пристроить подобных неприкаянных к какому-нибудь полезному делу. Например, кошачий бог Мрак создавал своих верных слуг, Серых рыцарей. Подобную операцию можно было проделать только над тем, кто при жизни верил в данного конкретного бога, да и над получившимся в итоге существом получали власть абсолютно все божества, так что в междоусобицах данное оружие использовать было невозможно, но зато оно вполне помогало решать насущные вопросы среди верующих.

Острийский король же совершил одну, но весьма чудовищную ошибку: поверил эмиссару Хаоса. Если бы он выбрал в качестве союзника любого демиурга или даже дьявола, всё было бы не так страшно; в первом случае гость просто навёл бы порядок, во втором — мир бы, конечно, содрогнулся, но всё равно устоял, хотя погибли бы очень и очень многие. А Хаос не оставляет никого и ничего.

Нить, связующая этот мир с остальными, представляла собой своеобразную энергетическую пуповину, которая располагалась в строго определённом месте, самом тонком и уязвимом. Обряд призыва, произведённый там, был бы совершенно точно успешен, и силы никакого из существующих богов не хватило бы, чтобы остановить призванную сущность.

Но Счастливый Случай распорядился так, что ни эмиссар, ни король не знали, где эта точка находится. Зато существовал небольшой народ, кохейцы, до сих пор хранившие память о тех временах, когда Создатель ещё не покинул своё детище. Пусть это были жалкие крохи, но они были. И был у этого народа верховный бог, которого люди наделили теми чертами Творца, которые ещё помнили.