Вот печёнкой чую, сейчас окажется, что в лесу нас поджидает какая-нибудь мерзкая гадость. Или нечисть, или какое-нибудь проклятое болото на пути лежит, или очередной заброшенный храм забытого бога.

Да даже если бы было не так, я всё равно предпочла бы выбраться в цивилизацию. До смерти хотелось поспать на нормальной кровати, а уж за ванну я была готова свершить какой-нибудь бессмертный подвиг. Я в кровати последний раз спала на том постоялом дворе, где мы познакомились с ныне покойным Гансом и его товарищами, а это было… Чёрт побери, да я в упор не помню, когда это было! Дорога тянулась настолько однообразно и заунывно, лишь изредка прерываясь какими-то событиями (одно другого ужаснее), что я напрочь потерялась во времени. С равным успехом мы могли попасть сюда и месяц назад, и неделю — я бы не удивилась ни тому, ни другому.

Стерх, легко вспорхнувший в седло, недовольно поморщился, окидывая задумчивым взглядом черноволосого воина, прицениваясь — стоит или не стоит снисходить до ответа? Потом, будто бы одёрнув себя, он тряхнул головой и нехотя ответил:

— Среди людей проще затеряться. По-моему, это очевидно.

— Разве? — искренне удивилась я. — А мне казалось, что это верно только для крупного города, а по дорогам нас наоборот проще кого-то искать. Или я путаю? — я с надеждой воззрилась на Михаэля, как на человека более опытного и при этом пользующегося моим доверием.

— Тут возможны варианты, — улыбнулся парень. — Если хочешь, я тебе объясню, в чём разница.

— Хочу, — кивнула я и, опомнившись, поспешно взгромоздилась на лошадиную спину: ждали, как выяснилось, только меня. — Особенно про наш случай. Он у нас вообще какой?

— Это мне тоже интересно, — он искоса глянул на Стерха. — Кто нас ищет, бог? Кого нам нужно бояться в первую очередь?

— Всех, — тот даже недоумённо пожал плечами — мол, а разве может быть иначе? — Боги воюют между собой. Есть те, что поддерживают Хаос; не знаю уж, на что они надеются и чем руководствуются в этом выборе. Есть мои личные враги, есть Острия с её разведкой и наёмниками. Боги опаснее, а они ориентируются по аурам, и ауру одного живого человека проще отыскать в лесу, чем среди тысяч таких же аур.

— А откуда они узнают, что нужно охотиться именно на нас? — переводя вопросительный взгляд с одного воина на другого, спросила я. — Мы вроде никакими сверхспособностями не отличаемся, из толпы не выделяемся. Даже Стерх вон теперь тянет на обычного наёмника куда больше, чем на бога. Подумаешь, едет небольшая группа товарищей по своим личным делам, и едет.

— Узнают, будь уверена, — мрачно хмыкнул он. — Может, через три дня, может, через пять. Многие боги умеют видеть наиболее вероятные варианты будущего, и когда мы достаточно продвинемся к цели, о нас узнают. Цель нашего путешествия не просматривается ни в каких вероятностях; не знаю уж, какие магические законы стоит за это благодарить, а то никто бы на нас время тратить не стал.

— То есть, они могут провидеть, где мы находимся? Смысл тогда прятаться? — опешила я. — Тьфу, ну никакой логики в ваших закономерностях и событиях. Ладно, а что ты планируешь сделать, когда мы этой самой цели достигнем? — полюбопытствовала я. Он одарил меня долгим задумчивым взглядом.

— Когда о нас узнают, самым логичным поступком будет поймать и допросить. Из всех нас точные координаты и остальные… условия знаю только я, и я предпочитаю, чтобы так и было до последнего мгновения.

— Ты нам не доверяешь? — нахмурилась я. Если подумать, обижаться было не на что; я и сама ему не вполне доверяла. Но по непонятной причине такое отношение задевало.

— Доверяю. Но если не дойдём мы, будет ещё шанс у других. А если эмиссары Хаоса узнают местонахождение пуповины, даже этой призрачной надежды не останется. Я смогу выдержать любой допрос. А ты? — он вопросительно вскинул бровь, глядя на меня с лёгким сочувствием.

Сероглазый воин в окровавленной рубахе, распятый на дыбе. В глазах — обречённая готовность ко всему и тень насмешки.

Мы вздрогнули одновременно. Я — от кольнувшего под лопатку страха, вызванного внезапным пониманием словосочетания «любой допрос» и тем спокойствием, с которым Стерх говорил о вероятности подобного исхода. А он… как будто увидел вспомненный мной сон, прочитал мои мысли.

Воин подбодрил лошадь и вновь занял место во главе процессии, напряжённо вглядываясь в землю под копытами, будто искал что-то очень маленькое и ценное. То есть, попросту сбежал от разговора. А я растерянно уткнулась взглядом в лошадиную гриву.

Скоро я перестану даже пытаться понять происходящее. Логика и здравый смысл тут явно не ночевали.

Правда, спустя пару минут всё-таки взяла себя в руки, переключившись с общей несуразности происходящего на более приземлённые темы, например — собственные взаимоотношения с громовержцем. Пораженческое настроение постепенно улетучивалось; кажется, оно изначально было не моим, а «подхватилось» от этого уволенного из богов зануды.

Подобранное определение настолько понравилось, что я даже насмешливо хмыкнула, пробуя его на вкус. «Уволенный из богов зануда». Очень к нему подходит.

Значит, все необычные сны, кроме первого, я действительно видела уже без воли самого Стерха, и сны эти мало отличаются от документальной кинохроники. Такое подозрение было и раньше, а при виде реакции громовержца оно переросло в твёрдую уверенность.

Вдохновлённая этим новым открытием, я принялась перебирать в памяти все сны, собирая по крупицам свои знания об этом человеке. Не его насыщенную неординарную биографию, а его личность. То есть, я задумывалась об этом и раньше, но сейчас появился стимул всё систематизировать.

Хотя, подводя итог, я пожалела, что задумалась об этом.

Безнадёжность. Чёрное, беспросветное отчаянье. Вскользь брошенная фраза «я давно ни во что не верю». Тусклая, какая-то обречённо-безразличная готовность к боли и смерти.

И единственное контрастное пятно, не внушающее оптимизма, а только подчёркивающее общую безрадостность картины: болезненная нежность к моей персоне в самом первом сне.

Матерь божья! Да как он с таким отношением к жизни ещё с ней не покончил, да ещё отчаянно пытается мир спасти?!

Я бросила растерянный взгляд между лопаток воина. Я, конечно, не психиатр, но что-то мне подобное мировосприятие не нравится. Где бы поблизости компетентного специалиста найти?

Я вздохнула о несбыточном, вновь рассеянно рассматривая лошадиную гриву. Понятное дело, с ним такое не от хорошей жизни, да и взгляд его о многом говорит. Но это же неправильно! Вон, Михаэль тоже успел навидаться всякого, и ничего, в большинстве случаев вполне себе нормальный парень. Понятно, конечно, что на всех удары судьбы действуют по-разному — характеры-то разные, — но…

Может, я и правда в Стерха влюбилась? С первого взгляда. И отсюда это странное желание помочь любой ценой, вытащить из привычного ему болота, хотя, кажется, он-то себя нуждающимся в срочном спасении не считает. Или это обычная жалость и моя дурацкая привычка лезть не в своё дело и пытаться строить там справедливость? Я, конечно, более-менее уже с ней справилась, но тут случай особый.

Точно, влюбилась. Иначе чем он ещё такой особый, этот случай? Почему я чувствую ответственность за этого малознакомого типа? Может, именно из-за снов? Ведь в них явно были очень личные переживания, эмоции.

Так, попробуем зайти с другой стороны. Если представить, что вот сейчас этого сероглазого воина не станет. Ну, умрёт в муках на моих глазах. Я, конечно, ужасно расстроюсь, попытаюсь отомстить; но, пожалуй, в отношении Сержа и Михаэля я бы также поступила! Но чувства, что жизнь кончена, которое, если верить литературе, должно в таких случаях возникать, не наблюдается. И вообще потерю Сержа мне страшнее представить…

Ладно, думаю, все эти вопросы поможет решить спокойный разговор наедине. Можно будет прижать этого партизана к стенке, и допросить. Это он сейчас уверен в своей несгибаемости: он просто со мной не пересекался.