— Я хочу быть готовой к нападению индейцев.

— Кто тебе сказал, что они собираются напасть?

— Ты.

Бойд поглядел на нее как на сумасшедшую.

— Не припоминаю, чтобы я говорил что-нибудь подобное.

— А могилы? Там лежат люди, которых они убили, — возразила Абигейль.

Он засмеялся коротким, лающим смехом.

— Черт побери, они же неправильно себя вели. Все знают, как следует себя вести, когда приходится идти через территории, принадлежащие индейцам. Начни вести себя как дурак, и тебя пристрелят. А мы не собираемся этого делать.

— Но я думала…

— Ты начиталась дамских романов, Абигейль. Жить на Западе означает иметь достаточно здравого смысла, чтобы не спорить с людьми, которые поселились здесь первыми. Если они захотят получить пару голов скота за проход через их земли, надо отдать. Если им понравится лошадь или пара лошадей — тоже не страшно. Но проезжать через их территорию и считать, что можно устанавливать там свои порядки, не следует.

Несколько успокоившись, она посмотрела на тяжелый кусок металла, который держала в руке.

— И ты считаешь, что мне совсем это не нужно?

— Да, считаю, что не нужно. Но держи оружие при себе — мы еще потренируемся в стрельбе. А сейчас лучше спрячь его в кобуру.

Чувствуя себя довольно глупой, Абигейль опустила револьвер в кожаную кобуру. Но она не могла так просто отбросить прежние опасения.

— Так ты действительно уверен в том, что со стороны индейцев нам ничего не грозит?

— Я же не идиот, Абигейль. Я никогда не повел бы нас на убой. И хочу сохранить свой собственный скальп.

При этих словах ее волосы опять зашевелились, но затем лицо ее посветлело.

— По крайней мере, я не распугала стадо.

— Благодари Бога за эту милость, — весьма непочтительно пробормотал Бойд. Он заметил ее ожидающий взгляд, затем посмотрел на погонщиков, по-прежнему глазевших на них. — Необходимо чем-нибудь тебя занять.

— Например? — подозрительно спросила она.

— Как насчет того, чтобы помогать Генри?

Абигейль подумала о поваре, дружелюбие которого было густо замешено на грубых плоских шутках.

— А не могу ли я что-нибудь для него делать, не находясь постоянно при нем?

Бойд немножко подумал. Его темные брови сошлись на переносице.

— Единственное, что я могу предложить, вряд ли тебе понравится.

Упрямо глядя в сторону, она глубже зарыла носки сапог в пыль.

— Почему бы тебе не предоставить мне самой судить об этом?

— Нам необходимо топливо.

— Это не кажется таким уж трудным.

— Да, если собирать сучья. Но все, что тебе удастся здесь собрать, — это уголь прерий.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Высохший коровий навоз.

— О! — Это была совсем не та работа, которую она имела в виду, но в то же время ей не хотелось, чтобы мужчины подумали, будто она боится запачкать свои белоснежные ручки. Абигейль подняла голову и сказала: — Я думаю, что справлюсь.

Бойд хмыкнул и направился к своей лошади.

— Эй, не забудь надеть перчатки.

Он действительно считает ее полнейшей идиоткой!

— Я справлюсь.

Кухня отправилась в путь после того, как была убрана вся посуда.

Абигейль обнаружила, что мешок из телячьей шкуры, в котором хранилось топливо, подвешен под фургоном, и подумала, что эта работа окажется весьма тяжелой.

Солнце уже поднялось высоко, намереваясь выжечь землю своими лучами. Широкие поля шляпы закрывали лицо Абигейль от солнечных лучей. Их отряд проехал немного вперед, и она решила, что пора заняться сбором топлива. Привязав поводья Долли к фургону, она, набравшись храбрости и преодолевая отвращение, начала искать глазами коровьи лепешки. Абигейль решила обойтись без перчаток, боясь, что иначе ее сочтут белоручкой, и, обнаружив первую высохшую лепешку, подхватила ее снизу, подняла, слегка вздрогнув, бросила в мешок и продолжила поиски. От этого неприятного занятия к горлу подступала тошнота, но Абигейль решительно отметала саму мысль о поражении. Поглядев на залитую солнцем равнину, она вдруг вспомнила, что уже несколько часов ее совсем не занимает нападение индейцев.

Она наклонилась и собралась подцепить рукой очередную лепешку.

— Что ты делаешь?!

Из-за шума двигающегося фургона Абигейль не слышала, как подъехал Бойд. Она протянула руку и схватила лепешку за край. Бойд буквально слетел с коня, схватил ее и оттащил в сторону. Абигейль поразили не только его сила и стремительность, но также сам факт прикосновения к ней. Она представила, как эта сила проявит себя в иной ситуации, а не в ходе борьбы при дневном освещении.

— Такой же вопрос я хочу задать тебе, — сердито промолвила она, обеспокоившись тем, не видит ли их кто-нибудь, и с удивлением заметила, как ее гнев, столь сильный вначале, испаряется от его прикосновения. К тому же у нее не было времени дать волю остаткам негодования, так как Бойд быстро выхватил у нее кусок высохшего коровьего навоза, швырнул на землю и рванул ее в сторону.

— Что это значит?

Он показал вниз. Там, рядом с носком ее сапога, пытался скрыться отвратительного вида скорпион. Абигейль перевела взгляд со скорпиона на суровое лицо Бойда.

— Они прячутся почти под каждым коровьим блином на всем перегоне.

— O-o! — На этот раз кровь, казалось, совсем отлила от ее лица.

— Почему ты не надела перчатки?

— Перчатки? — повторила она, вслушиваясь в звон в ушах от прилива возвращающейся крови.

— Я же тебе сказал, чтобы ты работала в перчатках. Они нужны для того, чтобы защитить тебя от скорпионов.

Абигейль не осмелилась признаться в том, что работала без перчаток, желая показать, что не боится запачкать руки в коровьем дерьме, и просто пожала плечами. Но на этот раз его не удовлетворило такое проявление раскаяния.

— Если ты хочешь научиться… О, черт! Если ты хочешь выжить, необходимо научиться выполнять приказы так, как положено новичку. Я знаю, что ранчо твое, но от этого тебе не станет легче в могиле, в шести футах под землей.

Ее лицо побелело как мел. Она была не в силах ответить. Не обращая внимания на любопытные взоры находящихся поблизости погонщиков, Бойд вновь привлек ее к себе.

— И тебе лучше знать об этом — я хочу, чтобы ты осталась жива.

Утреннее солнце согревало кожу, глаза горели от всего случившегося, но Абигейль не могла отделаться от внезапного озноба и дурного предчувствия, вызванного его словами. Несмотря на все ее усилия, неожиданные, нежелательные чувства нахлынули на обоих. Наступила пора положить им конец.

Абигейль поерзала в седле, стараясь понять, то ли за последнюю неделю окрепли мышцы, то ли просто притупилась боль. Она внимательно следила за другими всадниками, надеясь по их сигналам определить, нашли ли разведчики воду и подножный корм для скота. Теперь она знала, что, обнаружив воду, они сообщат об этом Бойду и сразу же будет разбит лагерь. Наступит долгожданная остановка.

Неделю назад в это время Абигейль уже ждала бы вечера, когда сможет прижать к себе маленького Майкла в своем священном убежище — роскошной спальне. А сейчас у нее вызывала величайшее нетерпение мысль о предстоящем ужине, состоящем из бобов и хлеба из кукурузной муки, а также о том, чтобы сидеть на земле, а не верхом на лошади.

Абигейль непроизвольно поискала глазами силуэт высокой фигуры Бойда. Она уже хорошо узнавала его по посадке на лошади и могла найти среди группы других мужчин. И хотя она усиленно старалась не признаваться себе, что следит за ним, за прошедшую неделю Бойд не сделал практически ни одного шага, который был бы ей неизвестен. Известно ей было также и то, что из-за нее он временами замедляет движение стада. Это вызывало противоречивые чувства. С одной стороны, было приятно, что он проявляет такую заботу о ней, но, с другой стороны, она понимала ее неразумность, поскольку остальным приходилось терпеть неудобства. Несмотря на все усилия, Абигейль до сих пор не могла полностью привыкнуть к верховой езде, жизни под открытым небом и ко всему тому, что связано со скотом. Не говоря уж о тех чувствах, которые по-прежнему вызывал в ней Бойд.