Абигейль вдруг пошевелилась, и одеяло сползло с ее плеч. У Бойда пересохло в горле. Он увидел… мысли об этом он всю ночь отгонял от себя. На ней ничего не было. Персиковый цвет кожи никак не вязался с грубым серым шерстяным одеялом. Одеяло сдвинулось еще немного, показались нежные изгибы и впадинки на шее и плечах. Даже мягкая округлость ее грудей грозила вот-вот появиться перед взором. Его разум боролся с желанием. Он протянул руку за одеялом.

Бойд проклинал свои моральные принципы, подтягивая край одеяла повыше и накрывая ее плечи. Сейчас было не время воспользоваться создавшимся положением. Абигейль пошевелилась, и ее ноги и бедра потерлись об его ноги. Восхитительное мучение…

Но это следовало прекратить. Будет совсем плохо, если его увидят вылезающим из фургона, где спала Абигейль. В подчинении Бойда были преданные люди, но жизнь на ранчо замкнута и однообразна, и немногие свободные часы заполнялись сплетнями. Позволив себе роскошь расправить ее рассыпавшиеся золотистые кудри и ощущая, как они шелковисто струятся между пальцев, Бойд нежно поцеловал ее в затылок. Затем, сосредоточившись на своих неотложных делах, не предаваясь сожалениям, потрепал ее по плечу, тихонько произнеся ее имя.

Проснувшись от его прикосновения, Абигейль расцвела подобно вечерней примуле, распустившейся на лугу. Веки, обрамленные темными ресницами, затрепетали, и открылись глаза, такие же ясно-голубые, как и безоблачное небо. Ее красные губы образовали букву «О», выражая удивление. Она посмотрела ему в глаза и обнаружила, что все еще пребывает в его объятиях.

— Доброе утро, Абби.

Бойд впервые назвал ее ласковым уменьшительным именем и заметил, что она с удивлением восприняла это. Очевидно, Абигейль не помнила, что заснула раздетой, и, без сомнения, была шокирована тем, что, проснувшись, обнаружила себя прикрытой только одеялом.

Она попыталась сесть. Это было нелегко, учитывая тесноту в фургоне и их близость друг к другу.

— Привет… — Ее голос прозвучал тихо и неуверенно. Это возродило у Бойда желание привлечь ее к себе, успокоить и провести с ней весь день, постепенно стаскивая с нее одеяло, чтобы наконец увидеть, что под ним скрывается.

— Хорошо поспала?

Кивнув, Абигейль старалась смотреть куда угодно, только не на него, что было затруднительно, поскольку он заполнял собой большую часть свободного места в фургоне.

— Уже утро?

— Нет, не совсем. Но я хотел бы проверить людей и стадо, перед тем как рассветет. — Он не упомянул главную причину, а именно то, что ему нужно выбраться из фургона никем не замеченным. Но Абигейль все поняла без слов. Он мог судить об этом по краске, залившей ее щеки, и по тому, как потемнели ее зрачки.

Она несколько раз кашлянула, прочищая горло, и взволнованно спросила:

— Ты не знаешь, где моя одежда?

Бойд протянул руку и снял с донца бочки приличную стопку ее вещей.

— Вечером ты была не в состоянии одеться.

Ее взгляд прошелся по всей длине одеяла. Она была полностью укрыта, но… что же было ночью?

— Я почти ничего не помню, — призналась она.

Бойд почувствовал явное облегчение.

— Наверное, это к лучшему. Дождь уже кончился. Наводнение в первый же перегон скота — это слишком много для тебя. — Он поборол желание стереть рукой беспокойство с насупленных бровей и поцелуем прогнать тревогу с ее губ.

С трудом сумев совладеть с собою, Бойд наконец оторвался от Абигейль. Она крепко вцепилась в одеяло, и Бойд заметил, как дрожат ее руки — нежные, белые, которые так же не соответствовали окружающей обстановке, как и он сам не соответствовал ее жизни. Эти трезвые размышления помогли ему преодолеть расстояние до выхода из фургона. Он выбрался наружу и повернулся, чтобы закрыть полог. Лицо Абигейль выражало смесь облегчения с молчаливой просьбой. Всеми силами желая откликнуться на эту просьбу, он захлопнул полог и подумал, как было бы хорошо так же легко захлопнуть свое сердце.

При ярком свете теплого дня страхи Абигейль начали таять и в конце концов совершенно исчезли. Оглядываясь назад, она задавалась вопросом, а не заколдовала ли ее непогода, превратив мрак темной ночи и ее страх во что-то более серьезное, чем было на самом деле.

К счастью, они потеряли совсем незначительную часть стада. Учитывая грозу на перевале и последующую панику, было просто чудом, что им удалось сохранить почти всех животных. Абигейль посмотрела вперед, на высокую и крупную фигуру Бойда. Она знала, что это только его заслуга. И понимала, что он достиг такого успеха не только благодаря умению отлично ездить верхом и определять достоинства и недостатки скота. Бойд был прирожденным лидером. Ей было совершенно ясно, что люди, работающие с ним, готовы сделать для него все. Очевидно и то, что Бойд полностью заслуживал такого доверия с их стороны. Удастся ли ей, несмотря на все ее лучшие намерения, когда-нибудь завоевать такую же преданность?

Абигейль знала, что Бойд вскоре собирается возобновить движение стада, и поэтому решила навестить молодого Билли Кендалла, находившегося в кухонном фургоне. Чрезвычайно бледное лицо юноши свидетельствовало о том, что он до сих пор страдает от боли, но глаза его были широко раскрыты и он с радостью наблюдал, как она поднималась в фургон. Голос Билла прозвучал очень тихо:

— Доброе утро, миссис Ферчайлд.

— Доброе утро, Билли. Как ты себя чувствуешь? — Стараясь не тревожить его, она проверила его температуру, положив ладонь ему на лоб. К счастью, на ощупь лоб оказался холодным. Абигейль с удовлетворением отметила, что у Билли не было лихорадки, которая обычно сигнализировала об инфекции и начале гангрены.

— Нога все еще болит, но я чувствую себя нормально.

И все же она заметила, что Билли пытается скрыть страх. Бедняга боялся, что все-таки может потерять ногу.

Абигейль смягчила, как могла, свой голос:

— Мне необходимо разбинтовать твою ногу и осмотреть рану.

Оба с затаенным дыханием следили за тем, как она снимает повязку, чтобы посмотреть, в каком состоянии рана. Зашитая стежками, она выглядела неприятно, но вдоль шва не было никаких признаков инфекции: ни воспаленных и не в меру покрасневших участков, ни других неблагоприятных признаков. Протерев рану соленой водой, она начала накладывать повязку.

Понимая, что Билли с нетерпением ждет результатов осмотра, Абигейль поспешила успокоить его.

— Все идет хорошо. Если дела и дальше пойдут так же, через несколько дней ты поднимешься.

Все сомнения и неуверенность юности отразились в его вопросе:

— Вы действительно так считаете?

Несмотря на мучительные события прошлого вечера, она улыбнулась самой светлой своей улыбкой.

— Да, считаю. Теперь нужно пить побольше мясного бульона, который сварил для тебя Генри, и еще несколько дней оставаться в постели. Но в общем ты на пути к выздоровлению.

Веки Билли задергались, кадык сделал несколько судорожных движений. Абигейль сама еле сдерживала слезы, думая о том, как она реагировала бы, будь на месте Билли ее сын. Что-то его ждет?

— Спасибо вам, мэм. Я знаю, что если бы не вы, то я… моя нога… — Голос парня задрожал, и Абигейль взяла его руку в свою.

— В свою очередь, я должна поблагодарить тебя, Билли. До того как мне пришлось провести эту операцию, я была достаточно бесполезной участницей этого перегона. — Она заметила, что Билли собирается возразить, и жестом остановила его. — Нет, нет. Это правда. Я все время только мешала всем, создавала дополнительные заботы и хлопоты. Бойд предупреждал, что мне будет трудно, но я настояла на своем. Очень жаль, что ты так пострадал. Если бы я могла, то отвела бы эту беду. Но я рада, что благодаря этому случаю я смогла опять почувствовать себя полезной.

— Я не подумал об этом. Но все же моя благодарность более обоснованна и глубока. — Билли посмотрел на свою ногу, которую она тщательно закрыла одеялом. — Я не знаю, как бы я жил дальше, если…

— К счастью, тебе и не придется это узнать, сейчас я хочу, чтобы ты выпил бульон. — Отпустив его руку, она повернулась и взяла большую чашку с бульоном, которую принесла с собой.