— Теперь она называется Чёрч-стрит[29], — сказал он им. — Потому что на ней церковь Св. Элфиджа. Но раньше, до того как сюда пригнали этот корабль и снесли все дома вокруг, чтобы построить для него док, на этой улице были магазины и жилые дома аж до самой пристани. Биллингсгейт-стрит ее прежнее название.

Они пошли дальше, потом послышался детский голос, требующий мороженого. Мы уселись в машину и поехали. Оглянувшись назад, когда она поворачивала на подъездную дорогу к училищу, я увидел ярко-красный открытый спортивный автомобиль, выскочивший с улицы напротив паба «Джипси Мот», с мужчиной за рулем и пустым местом рядом с водителем. Он последовал за нами, когда мы у входа Королевского военно-морского училища свернули направо, затем еще раз направо, выезжая на улицу.

Я сказал ей, что он нас преследует, на что она ничего не ответила, но на ее лице появилось твердое выражение, и она взглянула в зеркало заднего вида.

— Кто это? — спросил я ее. — Что ему нужно?

Она не ответила и, когда я повторил вопрос, покачала головой.

— Он студент или просто турист?

— Полагаю, студент.

Далее она вела молча, направляясь к реке, пока мы не доехали до шоссе и не повернули к северу. Я несколько раз оглядывался, но только на въезде в Блэкуоллский туннель под Темзой мельком заметил красный спорткар, виляющий среди машин позади большого цементовоза. Она его тоже заметила и сменила ряд, надавив на педаль газа так, что мы едва не уткнулись в задний бампер идущего впереди автомобиля.

— Думаете, он гонится за нами?

Мне пришлось перекрикивать шум двигателей, отражающийся от стен туннеля. Она утвердительно кивнула.

— Почему?

— А вы как думаете? — прокричала она.

Она сжала губы в тонкую линию, зло сверкая глазами. Я пожал плечами. Ко мне это не имело никакого отношения. Однако у меня было тягостное предчувствие, что все может стать иначе, если я попаду на ее корабль в Антарктике.

— Кто он? — опять спросил я, когда мы снова оказались в относительной тишине наземного потока транспорта.

— Его зовут Карлос, — сказала она, ударив рукой по рулевому колесу. — Это он послал этого чертова маленького мерзавца. Один из его мальчиков, но он ему к тому же еще и родня. Даже внешне на него похож.

— На кого похож?

— На Ангела.

Она искоса взглянула на меня своими необыкновенно синими глазами и рассмеялась.

— О, вам он понравится.

— Кто такой этот Ангел? — спросил я.

Продолжая глядеть на меня, она едва не въехала в идущий впереди автомобиль.

— Вы правда хотите знать? Он мой сводный брат, невероятно красивый, как этот мальчишка. И он страшный бабник, — прибавила она злобно. — Имеет каждую девку, что попадается ему на пути. По-всякому. Больше всего он любит заставлять их ползать на четвереньках с задранными вверх задницами, и тогда он…

Она глянула на меня с едва уловимой улыбкой.

— Вижу, вас это шокирует, но он вот такого сорта мужчина.

Подрезая грузовик, она неожиданно свернула в другой ряд.

— Dios mio! Мне ли не знать.

Немного помолчав, она сказала:

— Это в нем итальянская кровь, доставшаяся от той проститутки по имени Розали Габриэлли.

Она неожиданно свернула налево, съезжая с шоссе. Бросив на меня еще один взгляд, она весело хохотнула, и ее глаза засияли от непонятного мне возбуждения.

— Не волнуйтесь вы так. Я думаю, что там, во льдах моря Уэдделла, у похоти нет шансов. Вы будете в безопасности.

И снова она хохотнула тихим хриплым смехом.

Дорожный знак информировал, что мы на Ист-Индия-Док-Роуд. Она притормозила перед светофором.

— Простите, мне не следовало говорить о своей семье. Мы не всегда пример для подражания.

Она слегка пожала плечами.

— Но это, пожалуй, относится ко многим людям.

Включился зеленый свет, и она повернула налево в боковую улицу.

— Вы когда-нибудь ездили на Доклендском легком метро? Похоже на эстакадную электричку в Нью-Йорке до того, как там понастроили небоскребов. Я высажу вас около здания редакции «Дейли телеграф». Там вы на метро доедете до Тауэра, а оттуда до вокзала на Ливерпуль-стрит рукой подать, можете пешком или на подземке.

Она еще раз свернула налево в убогую узкую улочку, в конце которой виднелась река, затем направо, откуда стало видно больше воды, и, развернувшись, поехала назад тем же путем. Река мелькнула еще раз, потом мы проехали через ворота каких-то доков.

Я взглянул через плечо. Спорткара не было видно.

— Где мы? — спросил я.

— На Собачьем острове[30]. В Вест-Индских доках.

— Похоже, вы тут хорошо ориентируетесь.

— Я тут живу.

— Почему?

— Потому что дешево. У меня тут пара комнат в доме, который будут сносить.

Мы выехали на высокую набережную Южных доков, к двум массивным зданиям с большой площадью остекления, облицованным похожими на гранит плитами, позади которых между опор поднятой над землей железной дороги повсюду виднелись высокие козловые краны застройщиков.

— Через пару лет от старых улиц Тауэр-Хэмлетс[31] ничего не останется.

— Наверняка в Лондоне есть и другие районы с таким же недорогим жильем, — заметил я. — Почему вы выбрали именно этот?

— Вы задаете слишком много вопросов.

Обогнув круглые столбы железной дороги, она остановилась около второго из двух зданий с застекленными фасадами.

— Я люблю воду, а здесь река и доки вокруг.

Она кивнула на железную лестницу, выкрашенную в фирменный синий цвет Доклендского метро и уводящую наверх к маленькой станции.

— У меня есть ваш адрес и телефон. Я свяжусь с вами. Надеюсь, это будет через две-три недели.

Поблагодарив ее за то, что подвезла меня, я выбрался из машины. Она уехала, и я ее не видел до тех пор, пока полиция не вызвала меня из Норфолка для опознания тела женщины, которое они выловили из Южных доков. Ее тело, когда его при мне вытащили из холодильника и сняли пластиковое покрывало, выглядело так, будто ее до смерти изрубили топором.

Кроме того дня я с ней больше не встречался, и те ужасающие останки, которые показали мне в больничном морге, опознать было довольно трудно. Телосложение было примерно таким же. Это и все, что я мог им сказать. «Обратите внимание на ее одежду и на кольцо на пальце», — сказали они мне. Но мне было неизвестно, какая одежда была у Айрис Сандерби, и колец у нее могло быть сколько угодно. Определенно, я не заметил у нее кольца, когда сидел напротив нее в кормовой кабине «Катти Сарк» и когда ее руки лежали на рулевом колесе, пока она везла меня по Блэкуоллскому туннелю и на Собачьем острове.

Я спросил их, почему они решили, что я смогу им чем-нибудь помочь, и они сказали, что водолазы нашли на дне дока сумочку. В ней были обнаружены остатки нескольких писем, одно от Виктора Веллингтона, другое от меня, остальные отправлены с аргентинских адресов.

— У вас есть причины полагать, что она могла совершить самоубийство?

Этот вопрос инспектор задал мне как бы между делом, когда мы вышли под моросящий дождь, то и дело в тот сырой день превращавшийся в ливень.

— Как раз наоборот, — ответил я. — Она была полна планов на будущее.

И я вкратце рассказал ему о затерянном во льдах корабле и о судне, ожидавшем нас на Огненной Земле. Но он уже об этом слышал.

— Мистер Веллингтон сказал мне то же самое, и в Глазго я переговорил с человеком по фамилии Уорд. Как я понял, он собирался профинансировать экспедицию.

Он кивнул, сутулясь от налетающего ветра.

— Значит, это убийство.

Обернувшись, он бросил на меня быстрый внимательный взгляд.

— У вас есть на этот счет какие-нибудь соображения, сэр?

— Нет, откуда?

И я повторил ему, что на встрече на «Катти Сарк» я ее видел первый и последний раз. Но потом я вспомнил студента, по ее словам, родственника, и я рассказал, как он наблюдал за ней, когда она парковалась около паба «Джипси Мот», как он смотрел на нас сверху через потолочное окно салона на «Катти Сарк», а потом преследовал нас на своем ярко-красном спортивном автомобиле.