— Как ты догадался об их знакомстве? — полюбопытствовал мой спутник. Я только поморщился.

— Считай, это просто чутьё, потому что внятно объяснить я не смогу. Но я почти на сто процентов уверен, что они друг друга знают довольно неплохо. Могу даже предположить, что она отчитывалась лично этому подмастерью. А теперь давай закроем эту тему, я хочу умыться, поесть, поспать и продолжить путь. Или есть возражения?

— Возражений нет, — после нескольких секунд заминки согласился Тень. — Я ночью прогуляюсь.

— Валяй, — я махнул рукой и шагнул в распахнутые двери содержащегося призраком трактира.

— Встреча вторая. Кривое Озеро. Время встречи — 8 августа 1912 года от Восхождения Богов. Место действия — район деревни Кривое Озеро Тарасовской области. «Жизнь — игра, у тебя нет масти, смерть к тебе не питает страсти. Жизнь тебя проиграла стуже, и смерти ты не нужен!»

— Вот по этой дороге пойдёшь, и аккурат к Кривому Озеру выйдешь, — возница, колоритный старик с вислыми усами и длинной изогнутой курительной трубкой в зубах, придержал вяло шагающую лошадь и махнул рукой на ныряющее в поле ответвление дороги. Если основная «магистраль», по которой мы ехали вот уже часов пять, представляла собой добротную бетонку, то этот отвилок был явно протоптан тракторами, и заброшен достаточно давно: плотно утрамбованную землю уже пробили первые ростки. Еще чёрез несколько лет эту дорогу вообще будет невозможно найти.

— Спасибо, отец, — я кивнул, пожал руку старика и спрыгнул с телеги.

— Не ходил бы ты туда один, товарищ. Недоброе это место стало. Нехорошие там вещи некросы поганые творили, помяни моё слово! — не в первый уже раз за время пути предостерёг меня старик.

— А где они хоть что-то хорошее сотворили? — я хмыкнул.

— Твоя правда, — он степенно кивнул, задумчиво поглаживая усы. — Ну, не буду отговаривать, понимаю — служба. Бывай, служивый, береги себя. Хороший ты человек!

— Спасибо на добром слове. И ты, отец, не хворай, береги тебя Рос!

И мы двинулись в разные стороны. Старик, прикрикнув на кобылу, дальше по дороге, а я — в жёлто-зелёное разнотравье дичающего заброшенного поля, к виднеющемуся вдали лесу.

— А теперь может всё-таки ответишь мне на вопрос, на который не ответил тому мужику? — слева от меня нарисовалась короткая по полудню тень. — Зачем мы идём в эту заброшенную деревню? Нам подобные попадались, и они у тебя интереса не вызывали, а тут вдруг такой крюк.

— Проверить, — я пожал плечами. — Понимаешь, сама по себе эта деревня действительно малопримечательна, и судьба её достаточно тривиальна. Но уж больно цеплялись доманцы за этот район, ведь неспроста же! Печёнкой чую, есть там что-то интересное.

— Не вяжется у меня такое любопытство с твоим психологическим портретом, — с сомнением хмыкнул мой загадочный спутник. — Если бы всё было так просто, ты бы туда не полез. Оставил бы сообщение компетентным органам, у которых наверняка скоро дойдут руки до столь интересного и примечательного места. За время нашего знакомства я уже отлично усвоил, что ты предпочитаешь не лезть в чужое дело даже если очень хочется, считая, что каждый должен выполнять свои обязанности, и не вмешиваться в то, что таковыми не является. Так что тебя заинтересовало в этом Кривом Озере?

— А ты не помнишь? Мы же здесь воевали, как раз за эту местность, — надо сказать, я удивился. Обычно памяти тени можно было только позавидовать.

— Мне трудно ориентироваться в пространстве без конкретных ориентиров, — нехотя отозвались снизу. Вот это откровение! — Мог бы уже заметить, ты казался мне более наблюдательным. Но, в любом случае, моя память тут не причём. Я по-прежнему не могу понять примечательности этого места. Да, мы здесь были. Но ты успел побывать на всех фронтах и поучаствовать во многих сражениях, так чем интересно конкретно это место? Ностальгия? Не думаю, ты не сентиментален. Я не припомню, чтобы ты кому-то что-то обещал сделать в этом месте — ни командирам, ни боевым товарищам, как живым, так и покойным. И, наконец, ты вряд ли мог здесь оставить что-то, за чем необходимо вернуться. Значит, причина либо рационально-неочевидна, либо иррациональна. Открой тайну, ты же знаешь, мне трудно сдерживать любопытство.

— Причина иррациональна, — я решил быть честным со своим многолетним спутником. В конце концов, он является весьма мудрым существом, хорошо понимающим окружающую реальность; зачастую понимающим лучше меня, хотя обычно это умело скрывает. — Ты же знаешь, прорицательских талантов у меня нет, есть только чутьё и интуиция. Так вот, здесь мне было очень тревожно. Не страшно, а именно, что называется, «не по себе». Никогда раньше и ни разу после этих боёв подобное ощущение в такой концентрации я не испытывал. Можно было бы объяснить это какими-то внешними воздействиями, вроде нестандартной магии, но тогда оно было направлено на меня лично, потому что тревогу испытывал один только я. И это уже вдвойне интересно.

— Ты не думаешь, что это может быть «чувство смерти»? — тон тени стал вкрадчив и задумчив.

— Не думаю. Все, кто описывал «чувство» и действительно предсказывали какое-то обстоятельство своей смерти, говорили о страхе, подавленности и коме в горле, подкатывающих слезах. А тут было другое; нервное возбуждение, тревога, предчувствие чего-то. Не обязательно негативного, просто волнение перед важным жизнеопределяющим событием. Чувство, как перед важным экзаменом, перед вручением погон, перед парадом, но в разы более интенсивное.

— Оно есть и сейчас?

— Нет. Сейчас мне просто любопытно.

— Ты хочешь испытать это ощущение снова, — пробормотал он. — Неожиданно…

— Что именно неожиданно? — интересно, кто из нас кого сейчас сильнее запутал?

— Неожиданное поведение, особенно для тебя. Значит, я составил не слишком точный твой психологический портрет, что говорит о необходимости продолжения наблюдений. Мне казалось, ты просто флегматичен и невозмутим, а всё оказалось гораздо интереснее.

— Интереснее?

— Тебе скучна обычная размеренная жизнь. Ввиду характера, ты можешь приспособиться к любым условиям жизни, и будешь принимать их как должное. Но на самом деле по-настоящему живым ты чувствуешь себя только на грани, и подсознательно стремишься загнать себя на эту грань. Обычно рациональная часть тебя и воля настолько сильнее этого желания, что ты его не ощущаешь, и делаешь всё строго наоборот. А здесь ощущение оказалось слишком сильно. Нет, в такие моменты я очень жалею, что не являюсь эмпатом и не могу читать мысли. Я бы очень хотел понять, что происходит у тебя в голове.

— Ты несёшь ерунду, — я поморщился. Меня вполне устраивало отсутствие у этого типа эмпатических способностей, а его копание в моём «психологическом портрете» удовольствия не доставляло. Тем более, что говорил он действительно, на мой взгляд, глупости — сколько себя помню, очень хотел именно «пожить спокойно», только в детстве для сироты это по определению недостижимая мечта, а после — недостижимая мечта для офицера-огневика. — Я не пытаюсь испытать это ощущение снова, я пытаюсь выяснить причины его появления.

— В любом случае, мы ведь останемся каждый при своём мнении, так что предлагаю свернуть эту тему, — недовольно резюмировал Тень. Я согласился, и дальше мы двигались уже молча. Тяжёлые растрёпанные колосья дичающей ржи, плотные стебли полевых цветов, тонкие паутинки сорных злаков и колючие побеги других сорняков обступали дорогу, свешивались, цеплялись за одежду, хлестали по сапогам. Поле стрекотало и гудело на разные голоса; я убил на себе нескольких жаждущих крови оводов, после чего поставил защиту от насекомых, точечно сжигающую летучую и ползучую дрянь на расстоянии пары десятков вершков.

Солнце, видимо, решило отыграться за долгие дожди, и теперь палило нещадно. Лес приближался возмутительно медленно, и уже минут через двадцать я начал понимать, что очень сильно отвык от жары и солнца; даже огненная природа не слишком спасала.

К счастью, поле было не бесконечным, и я в конце концов окунулся в долгожданную лесную прохладу. Здесь дорога выглядела гораздо более целой, чем в поле, но производило это скорее гнетущее впечатление.