Впрочем, я уже не помню всей этой теории, поэтому даже не буду пытаться углубляться.

Против обыкновения, у меня тень иногда есть, но природа её совершенно иная, чем у теней обыкновенных. И я понятия не имею, какая. Но, совершенно определённо, это самостоятельное и вполне разумное существо. Он, а определяет себя это существо именно в мужском роде, умеет разговаривать, причём, в зависимости от его желания, голос слышен или только мне, или всем окружающим. Он вполне может обходиться и без моей компании, переползая из тени в тень, а ночью и вовсе способен принимать объёмный облик, превращаясь в жутковатый сгусток тьмы. Я так и не понял, в каких отношениях он с солнечным светом; не сказал бы, что солнце губительно для него, но под солнечные лучи он выползать по какой-то причине не желает. Я в начале нашего знакомства ещё пытался разобраться, но на все вопросы он либо отшучивался, либо отмалчивался, а на все проверки только ехидно хихикал.

Кроме того, он великолепно умеет прятаться; для него ничего не стоит полностью забраться под сапог и сжаться там, не выдавая своего присутствия. А выдавать себя, особенно рядом с магами, он очень и очень не любит; за все годы нашего знакомства делал он это пару раз, и то в самом крайнем случае. А так старается без нужды на глаза знакомым не попадаться. В смысле, моим знакомым и тем, кто знает, что я маг. Но когда мне нужно прикинуться обычным человеком, он просто незаменим, свободно изображая из себя обыкновенную человеческую тень.

Я заправил в штаны майку, натянул уже весьма несвежую гимнастёрку, повесил на шею ремень. С тоской посмотрел на фуражку и махнул рукой; я всё-таки в отпуске. Нащупав в кармане штанов полупустую пачку папирос, несколько секунд постоял в задумчивости: курить хотелось зверски, но пачка была последняя, и вообще неизвестно, когда удастся ещё разжиться табаком. Наконец, решил себя побаловать и немного утешить — раз уж выспаться не получилось, — прикурил от собственных пальцев (простейший фокус, который не требует почти никаких затрат энергии) и вышел из комнаты.

— Ты, кстати, скрыться не забудь, — напомнил я собственной тени, которая сейчас должна была находиться где-то за спиной.

— Да уж не маленький, помню, — ворчливо отозвался он снизу. И затих. Видимо, ожидая дальнейшего развития событий.

— Вот, соблаговолите, чем боги послали, — с поклоном встретил меня внизу хозяин. — Не взыщите, а только времена нынче суровые, даже в наших хлебосольных краях особо не пошикуешь.

На мой взгляд, почти свежий (явно не старше вчерашнего дня) хлеб из хорошей муки, зелёный лук, варёные яйца и кусок (не верю своим глазам!) копчёной рыбы были не то что шиком — пищей богов, которую оные послали с собственного стола!

Впрочем, мне даже удалось не наброситься на еду с жадностью оголодавшего упыря. Сдержанно, но весьма искренне поблагодарил, и жевал тщательно. Офицерам, конечно, полагался усиленный паёк, но как можно сравнивать сухие крекеры и консервы со свежим хлебом и настоящей рыбой? Я их, пожалуй, уже с полгода в глаза не видел.

Я нашёл взглядом околачивающегося поблизости хозяина и приглашающе кивнул. Тот не заставил себя ждать и поспешно уселся напротив. Правда, сделал это совершенно молча, и принялся поедать меня взглядом любящей бабушки, к которой наконец-то приехал бесценный внук, хронически отощавший вдали от её забот. Почему-то все бабушки всегда считают, что их внуки недокормленные.

Не выдержав подобного внимания, я поводил в воздухе рукой, приглашая призрака к рассказу: прекратить жевать и попросить об этом словами было выше моих сил. Мужик опомнился, суетливо подскочил, потом опять сел, побарабанил пальцами по столу и, наконец, заговорил.

— Понимаете ли, в чём дело, товарищ ма… гвардии обермастер, — осёкся он, поймав мой насмешливый взгляд. Я не такой уж крючкотвор; но знал бы кто, как надоело мне обращение «магистр»! По принятой терминологии, магистр — это просто выпускник магического ВУЗа. Любого. Любой выпускник. Вот лично мне, кадровому офицеру, очень обидно так называться. Конечно, понятно, с деревенских спрос минимальный, они и читать-то не все умеют. Но в этой ситуации я решил проявить твёрдость. В конце концов, я представился по званию, два раза, можно запомнить. Тем более, это всё-таки он ко мне с просьбой обращается. Пусть даже согласно уставу и приказам я обязан оказать всяческую поддержку попавшим в беду гражданским в свободное от основной службы время, нигде не написано, что я обязан терпеть неуставное обращение.

— Завелась у нас в окрестностях о том лете пакость какая-то. Сначала козлёнок пропал, потом корову обглоданную нашли. На волков грешили; зима лютая была, много диких зверей полегло, серые разбойники от голода могли и обнаглеть. А потом люди пропадать начали. Бабка Нюха, потом ещё Савель — он бобылём за околицей жил. Когда мальчонка малой, Иська, сын Рябого, светлая ему память, пропал, поднялись мы всем селом, окрестные леса обошли, кладбища — и новое, и старое, — да только ничего не нашли. Всего за лето шесть человек пропало, боялись поодиночке уже в лес ходить. А как первый мороз ударил, ещё и снег лечь не успел — как ведьма отшептала. Зимой даже волки смирные были. А вот недалече как на рассвете обнаружилось, что опять вернулась, тварь: дед Матай пропал.

— Совсем пропадали? Или что-то всё-таки находили? — прагматично уточнил я, прицеливаясь к последнему куску рыбы. Я был уже вполне сыт, но оставить такую вкуснятину на тарелке не мог.

— Только косточки и обрывки одежды, — призрак сотворил распространённый обережный знак, косой крест от плеч до пояса сжатой в кулак ладонью. От него пыхнуло сизым дымом, я закашлялся, а сам хозяин постоялого двора только недовольно поморщился; видать, не впервой так попадает. Из-под стола раздалось насмешливое хмыканье, но Тень предпочёл на этот раз воздержаться от комментариев: кажется, ему тоже было интересно послушать.

Да, ничего себе у них «пропали»…

— Какие-нибудь следы?

— Ничего не нашли, только следы зубов. По всему видать, что-то крупное — зубы как у матёрого волка. А так чтобы прикус было видно или хотя бы размер пасти — нет, всё в лоскуты, — мужчина махнул рукой.

— Ладно, где останки последней жертвы? — я мужественно отодвинул тарелку с оставшимися яйцами и хлебом, и с удовольствием хлебнул парного молока на дорожку.

— А… Да тут, недалече, во дворе дома евоного, — беспечно пожал плечами мой собеседник. Я замер, не донеся кружку до стола.

— Люблю я людей, — прокомментировали из-под стола так, что слышно было лишь мне. — На косточки крестится, а что мужика в его собственном доме сожрали — это между делом.

— А где остальных находили? — медленно поставив кружку, я внимательно уставился на призрака.

— Ну, дык, — растерялся он. — Козлёнка с тёлкой на опушке нашли. Нюху тоже в лесу, Савеля подле бани его. Иську на берегу речки, а остальных, почитай, в деревне.

Из-под стола раздалось пакостное хихиканье, а я рывком встал, отодвинув кружку, и затянул ремень.

— Али мысль какая появилась, господин офицер? — елейным тоном поинтересовался призрак, тоже вставая.

— Появилась. Веди к деду этому… Как его? Матай?

— А, не извольте беспокоиться, следуйте за мной! — радостно протараторил мужик и кинулся к двери.

Мне бы его радость!

Ни одна тварь не приблизится к человеческому жилищу. В деревне все дома освящённые и увешанные оберегами, да и без них запах человеческого жилья нечисти не нравится. Вот запах тёплой человеческой крови — вполне, а запах дома они ой как не любят.

Только одна тварь безбоязненно может войти в деревню. Человек. Или что-то, что когда-то им было…

Вспомнив карту боёв в этом районе, я едва не застонал от злости и обиды: догадка всё укреплялась и укреплялась. Два года назад, когда мы уже гнали некросов обратно к их логову, по крохам вырывая у них и исцеляя родную землю, в этих местах, чуть севернее, шли тяжелейшие бои у речки Орьки. Я в то время был на южном фронте; туда бросили самого Черепа с его отморозками, и огневики вроде меня были на вес золота, даже на телепорты не скупились — уж больно нас прижали. А здесь всё было достаточно обычно.