«Конечно, — сказал он. — Если бы акулы были людьми, они велели бы соорудить в море для маленьких рыбок огромные коробки, где было бы вдоволь всякого корма — растительного и животного. Они заботились бы о том, чтобы в этих коробках всегда была свежая вода, и вообще проводили бы всевозможные санитарно-гигиенические мероприятия. Например, если бы какая-нибудь рыбка повредила себе плавник, ей бы тотчас же сделали перевязку, чтобы она, преждевременно погибнув, не огорчила акул. Чтобы рыбки не грустили, время от времени устраивались бы большие водные праздники, потому что веселые рыбки вкуснее грустных. Разумеется, в больших коробках были бы и школы. В этих школах рыбки учились бы тому, как надо заплывать акуле в открытую пасть. Например, им понадобилась бы география, чтобы они умели находить больших акул, которые лениво дремлют где-нибудь на морском дне. Нечего и говорить, главной задачей было бы нравственное воспитание рыбок. Им пришлось бы усвоить, что нет ничего более великого и прекрасного для рыбки, чем радостное самопожертвование, и что всем им надо верить в своих акул, в особенности когда акулы обещают создать для них лучезарное будущее.

Рыбкам бы внушили, что это будущее настанет лишь в том случае, если они научатся повиновению. Рыбкам следовало бы остерегаться низменных наклонностей, всякого материализма, эгоизма и марксизма и немедленно сообщать акулам, если какая-нибудь из них проявит подобные наклонности. Если бы акулы были людьми, они, конечно, вели бы между собою войны с целью захвата чужих коробок и чужих рыбок. Войны они вели бы силами своих рыбок. Они внушали бы рыбкам, что между ними и рыбками других акул существует огромное различие. Рыбки, проповедовали бы они, немы, но молчат они на разных языках и поэтому совершенно не способны понять друг друга. Каждой рыбке, которая убкла бы на войне несколько вражеских рыбок — рыбок, молчащих на другом языке, — они давали бы маленький орден из морских водорослей и присваивали бы звание героя.

Если бы акулы были людьми, у них, без сомнения, существовало бы искусство. Создавались бы прекрасные картины, на которых самыми чудесными красками были бы написаны зубы акул, а акульи пасти изображались бы прямо как увеселительные парки, где так чудесно можно порезвиться.

Театры на дне морском показывали бы, как доблестные рыбки с воодушевлением плывут в акульи пасти, а музыка была бы так прекрасна, что рыбки, убаюканные самыми сладостными мечтами, в блаженном самозабвении с оркестром впереди сплошным потоком устремлялись бы прямо в пасть акулы. И без религии бы там не обошлось, если бы акулы были людьми. Они учили бы, что настоящая жизнь начнется для рыбок только во чреве акул. Кроме того, если бы акулы были людьми, то рыбки уже не были бы равны, как теперь. Некоторые из них получили бы административные должности и были бы поставлены над другими рыбками. Тем, что покрупнее, даже разрешалось бы поедать более мелких. Акулам это было бы только приятно, потому что им самим тогда доставались бы более жирные куски. Более крупные рыбки, занимающие государственные должности, следили бы за тем, чтобы рыбки не нарушали порядок, они становились бы учителями, офицерами, инженерами по строительству коробок и т. п. Словом, только тогда вообще была бы культура в море, если бы акулы были людьми».

ФОРМА И СОДЕРЖАНИЕ

Господин К. рассматривал картину, где отдельным предметам была придана весьма своеобразная форма. Он сказал: «Порой с некоторыми художниками, когда они наблюдают окружающее, случается то же, что и со многими философами. Сосредоточась на форме, они забывают о содержании. Я работал как-то у садовника. Он дал мне садовые ножницы и приказал подстричь лавровое деревцо. Это деревцо росло в кадке и выдавалось напрокат для торжественных случаев. Поэтому оно должно было иметь форму шара. Я тотчас же начал срезать дикие побеги, но, как ни старался, мне долго не удавалось придать ему форму шара. Я все время отхватывал слишком много то с одной, то с другой стороны. Когда же наконец деревцо приняло форму шара, шар этот оказался очень маленьким. Садовник проговорил разочарованно:

«Допустим, это шар. Но где же лавровое деревцо?»

ГОСПОДИН К. И КОШКИ

Господин К. не имел привязанности к кошкам. Они не казались ему друзьями человека, вот и он не напрашивался к ним в дружбу. «Будь у нас какой-нибудь общий интерес, — говорил он, — я смог бы пренебречь их враждебной настороженностью». Впрочем, господин К. не любил сгонять кошек со своего стула. «Улечься на отдых — это работа, — пояснял он, — а работе следует пожелать успеха». В зимнюю стужу, когда кошки мяукали за его дверью, господин К. покидал свое рабочее место и впускал их погреться. «Расчет-то у них простой, — приговаривал он, — стучись, и тебе откроют. Но стучаться — это уже прогресс».

ЕСЛИ ГОСПОДИНУ К. НРАВИТСЯ ЧЕЛОВЕК

«Как вы поступаете, — спросили господина К., — если вам нравится человек?» — «Я рисую его портрет, — сказал господин К., — и стараюсь, чтобы он походил на него». — «Кто? Портрет?» — «Нет,— сказал господин К., — человек».

УСПЕХ

Увидев идущую невдалеке артистку, господин К. произнес: «Она хороша». Его попутчик заметил: «Именно по этой причине она с недавнего времени пользуется успехом». Господин К. рассердился и возразил: «Она потому и хороша, что пользуется успехом».

ПОХВАЛА

Господин К., услышав, что его хвалят бывшие ученики, сказал: «Когда ученики уже давно забыли ошибки учителя, сам он все еще помнит о них».

УБЕДИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

«Я замечаю, — сказал господин К., — что многих мы отпугиваем от нашего учения только тем, что имеем ответы на все и вся. Не могли бы мы в интересах пропаганды выставить перечень вопросов, на которые, как нам представляется, никаких ответов не найдено?»

ДИСЦИПЛИНА

Господин К. сказал как-то: «Мыслящий человек расходует экономно и электроэнергию, и хлеб, и мысли».

ДРУЖЕСКАЯ УСЛУГА

В качестве лучшего примера подлинно дружеской услуги господин К. привел следующую историю.

К одному старому арабу пришли трое молодых людей и сказали: «Наш отец умер. Он оставил нам семнадцать верблюдов и завещал старшему половину из них, среднему — треть, а младшему — девятую часть. Как ни делили — ничего не получается. Реши нам эту задачу!» Араб задумался, потом произнес: «На мой взгляд, чтобы суметь разделиться по-хорошему, вам не хватает одного верблюда. У меня есть верблюд, один-единственный, и он к вашим услугам. Возьмите его, потом займитесь разделом, а мне отдайте только то, что останется». Поблагодарив за дружескую услугу, трое молодых людей взяли верблюда с собой и так разделили восемнадцать голов скота, что старшему досталась половина — девять верблюдов, среднему — одна треть, то есть шесть, а младшему — девятая часть, два верблюда. К их изумлению, после раздела остался один верблюд. Они отвели его к своему старому другу, повторяя слова признательности.

Господин К. назвал эту услугу поистине дружеской, потому что она не требовала никакой жертвы.

БРЕХТ РАЗМЫШЛЯЕТ ОБ ИСКУССТВЕ И ЛИТЕРАТУРЕ

НАРОДНОСТЬ И РЕАЛИЗМ

Фрагменты

Говоря о народности, мы имеем в виду народ, который не только активно участвует в историческом развитии, но и подчиняет себе, форсирует, определяет ход этого развития. Мы имеем в виду народ, творящий историю, изменяющий мир и самого себя. Мы имеем в виду народ борющийся, а потому понятие народный приобретает боевой смысл.