Вернуться в этот дом оказалось сложнее, чем я предполагал. Куда бы я ни посмотрел, все напоминает мне о чем-то ужасном, что здесь случилось. Если и происходило что-то хорошее, то я совершенно точно не вспомню этого.
Когда я смотрю на диван, воображение рисует маму, вернувшуюся после попойки и лежащую на нем в ломке. Эта картинка возвращает меня к моментам, из которых родились мои ночные кошмары.
Если бы я не любил так сильно Анну и не имел этого непреодолимого желания защитить ее и позаботиться обо всех ее нуждах, я бы предпочел снова жить на улице, чем вернуться сюда. Но такая жизнь — и все ее трудности — не для Анны. Она слишком невинна для этого, и будь я проклят, если стану тем человеком, который запятнает свет внутри нее.
Она прижимается ко мне, не говоря ни слова и не вытаскивая из меня больше информации о доме. Я ценю это.
Я не готов выплеснуть на нее все свои секреты. Бог свидетель, было и без того тяжело рассказать ей о смерти матери. Мне не хочется, чтобы Анна узнала, что та женщина на фотографиях, с, казалось бы, милым лицом, находится в центре всего, что преследует меня.
Нетти — единственная во всем мире, кому я рассказал об избиениях от рук собственной бабушки, и то не по своему желанию. Она сообразила сама, когда пыталась разбудить меня от одного из кошмаров, а я замахнулся на нее. Рука не долетела до нее — слава Богу — но ее это напугало. Я видел по глазам. Это вынудило ее засомневаться в том, чтобы приютить уличного ребенка. Горячо желая остаться с ней и Карлом, я признался во всем, что касалось моей жизни. Ей не понравилось услышанное, и она умоляла меня призвать бабушку к ответу, но я знал, ничего хорошего из этого не выйдет. Для общества бабушка была святой. Она вносила деньги на всех пожертвованиях, все время улыбалась и была верна и доброжелательна к своей церкви. Никто бы мне не поверил. Один взгляд на оборванца с улиц, и они обвинят меня во лжи. Мне не хотелось связываться с этим. После той ночи Нетти никогда не возвращалась к моему прошлому, и так между нами родилась тесная связь. Своих детей у нее никогда не было, полагаю, я стал лучшим вариантом.
Мне нужно покинуть этот дом. Всего несколько коротких мгновений здесь, и у меня уже появилось желание бежать отсюда так быстро, как только возможно.
— Готова? — спрашиваю я Анну.
Она кивает.
— Пойдем.
Едва мы садимся на байк, меня наполняет облегчение. Я счастлив убраться из этого гребаного дома. Байк урчит, когда мы останавливаемся, Анна отрывается от меня и соскакивает. Я балансирую с весом байка между ног, улыбаясь и дотягиваясь до нее, чтобы расстегнуть пряжку шлема под ее подбородком. Мои пальцы легко ведут линию по ее коже, заставляя Анну тут же покраснеть. Я обожаю то, как малейшее мое прикосновение влияет на нее. Приятно всегда иметь подтверждение того, как быстро я могу завести ее всего одним простым движением.
Она снимает шлем и протягивает его мне. Я откидываю подножку и вешаю шлем на ручку, прежде чем перекинуть ногу через байк и слезть.
Когда я оборачиваюсь, то ловлю Анну за разглядыванием моей задницы, и меня это смешит. Она отводит взгляд, смущенная, что я поймал ее.
Уголок моего рта изгибается в однобокую улыбку.
— Увидела что-то привлекательное?
Румянец на ее щеках усиливается, и она застенчиво пожимает плечами.
— Ничего не могу поделать. Твое тело… просто фантастика.
Я цепляюсь двумя пальцами за ремень на ее джинсах и притягиваю к себе, смотрю на ее пухлые розовые губы, и на уме у меня только одна мысль — поцеловать ее.
— Продолжай повторять такие фразы, красавица, и я нагну тебя прямо на байке и возьму тут на парковке.
Ее глаза становятся больше, а рот приоткрывается.
— Нет, ты не станешь.
Я прикусываю нижнюю губу, обдумывая собственную угрозу.
— Ты права, но только потому, что мысль о том, что другой мужчина увидит тебя голой, сводит меня, нахрен, с ума.
— Тебе не нужно беспокоиться, все это — только твое.
— М-м-м… Мне нравится, когда ты так говоришь, — признаю я.
— Как так? — Она медленно моргает, уставившись на меня.
— Ты говоришь, что ты моя.
— Я всегда буду твоей.
Эти слова, так легко вылетевшие из ее рта, заставляют мое сердце стучать в два раза быстрее. Я не доводил ее до оргазма, и мне не пришлось силой заставлять ее признавать, что она моя в момент, когда она кончает.
Мой член ожил в джинсах, и если мы не сменим тему, я закину ее сладкую маленькую задницу на байк и найду место, где мы сможем остаться наедине.
Я вздыхаю, беру ее за руку, отмахиваясь от мыслей о сексе.
— Еда. Мы приехали за едой.
— Верно, — смеется она. — Я почти забыла.
Я веду ее в кафе. Нетти занята натиранием стойки, а Карл переворачивает продукты на гриле.
Нетти переводит взгляд на меня и улыбается.
— Буду через минутку, дорогой.
— Не торопись, — отвечаю я, подводя Анну к моему любимому угловому столику. — Эй, Карл, — здороваюсь я через плечо, прежде чем сесть.
— Все хорошо, Икс? — отвечает он, раскладывая стейки на тарелки.
Анна садится за стол, и затем я присаживаюсь напротив. Я изучаю ее лицо, пока она рассматривает меню. Ее темные волосы распущены и немного растрепанны от быстрой поездки, но она, как всегда, красива. Зеленые глаза двигаются от страницы к странице, пока она читает. Именно эти глаза были первыми, на что я обратил внимание в самолете. Они так выделяются на ее загорелом лице, что их просто невозможно не заметить. Когда она смотрит на тебя, ты знаешь, насколько искренен этот взгляд. Читаешь по глазам.
— Думаю, я… — Наши взгляды встречаются, и она замирает. — Почему ты так смотришь на меня?
— Как смотрю? — Неужели по моему выражению лица можно догадаться, что я думаю о ней? Обычно я прекрасно скрываю эмоции.
— Не знаю, — отвечает она. — Выглядишь, будто потерялся где-то в своих мыслях.
Я протягиваю руку через стол и беру ее ладонь в свою.
— Я рад, что ты здесь.
Похоже, это успокаивает ее любопытствующий ум.
Недолго отсутствуя, Нетти подходит к нашему столу. Она всматривается в меня и задает вопрос:
— Ты устроился?
На самом деле она хочет спросить меня: «Ты смог справиться с возвращением в этот дом?».
Я сдерживался, когда мы оказались там, по большей части для того, чтобы Анна чувствовала себя в безопасности. Мне бы ни за что не хотелось приоткрывать занавес, скрывающий мою к черту искореженную психику прямо перед ней.
Достаточно и того, что она видела мои ночные кошмары.
Я не заслуживаю такой прекрасной девушки, как Анна, остающейся со мной, но я рад, что она здесь, и я не собираюсь упускать ее.
Я откидываюсь и кладу руку на спинку дивана.
— Устроились. Все будет хорошо.
Надеюсь, моего поведения хватит, чтобы унять беспокойство Нетти, но по ее внимательному взгляду я понимаю: она знает, что для меня это тяжелей, чем я пытаюсь показать.
Она вздыхает и меняет тему. Нетти знает меня достаточно хорошо и не станет ждать, что я продолжу обсуждение.
— Ты все еще на белковой диете, дорогой?
— Нет. Учитывая, что пока мне дабе негде тренироваться, мои занятия приостанавливаются, пока не смогу вернуться туда.
— Так что? В таком случае хочешь устроить читмил? Твой любимый?
Я приподнимаю одно плечо, едва пожимая им.
— Конечно. Почему бы и нет.
— Карл! — перекрикивает Нетти через плечо. — Блинчики для нашего мальчика.
— Черт тебя побери, женщина. Ты можешь записать заказ, подойти и передать его мне? — жалуется Карл, наливая тесто на сковороду на кухне, видной всем посетителям.
— Ты же сам знаешь, что лучше, когда я говорю тебе заказ по ходу, — огрызается Нетти в ответ. Затем она быстро повторяет тот же сценарий с заказом Анны. — Ты знаешь, Ксавьер, Коул теперь управляет спортзалом своего отца. Тебе стоит осмотреться там. Он будет рад тебя видеть.
Черт. Я здесь всего пару часов, а Нетти уже окунула меня в воспоминания больше, чем за все последние года.
Коул Паркер — единственный по соседству человек, с которым я был бы не против повидаться. Мы были близки в те дни, когда одновременно вырвались из уличной жизни. Нас связало то, что мы взбесили банду, управлявшую тогда кварталом.
Нетти и Карл ясно дали понять, если я хочу остаться с ними, мне нужно завязать с людьми, с которыми я привык проводить время. И Коул… ну, в его жизни был отец, и когда он прослышал, что Коул связался не с той компанией, то вмешался.