XXI СНОВА НЕУДАЧА

Светлое пятно на стене маленького зала Института имени А. И. Рыкова бесперебойно снабжало Евразию сведениями о работе совиного гнезда капитала — виллы «Сан- суси».

Мысль Мак-Кертика о завоевании мира засела крепко в мозг Моргана и принимала все новые, порой чудовищные формы.

Элиас Морган наслаждался красочными картинами несметных богатств, которые рисовала ему разгоряченная фантазия. Он уже заранее распределял отдельные части мира по доходности на лучшие и худшие.

На первом совещании, посвященном испытанию кертикита, Морган не верил своим глазам.

Тончайшие пластинки кертикита выдерживали неограниченное давление. Они свободно противостояли огню и не поддавались действию наиболее сильных кислот и газов.

В то же время, пользуясь особыми теллитизированными инструментами, кертикитовой пластине можно было придать любую форму, любую толщину и любой внешний вид.

Генштабисты поочередно льстили и извергали потоки хвалы Мак-Кертику, вызвавшему, по их словам, полный переворот в военном деле.

Соколов внимательно следил за каждым движением Мак- Кертика. Его особенно заинтересовали опыты, производимые посредством давления на кертикит.

Кертикит не поддавался ни продольному, ни поперечному, ни косому давлению. Не давали никакого результата и попытки цилиндрического давления.

Для большей верности Соколов решил повторить все опыты Мак-Кертика тут же на месте, в Институте.

Кертикит советского производства, по всем данным, нисколько не уступал по своим качествам кертикиту, выработанному в Америке.

Случайно он остановил внимание на собственных руках, которые еще были забинтованы. Он задумался. Со времени несчастного случая с Дунбеем он еще не имел ни минуты свободного времени, чтобы заняться собой. Он был целиком поглощен предугадыванием и предупреждением могущих последовать событий.

Немало времени отняли и заботы об Эди, которая была потрясена происшедшим. И выходило так, что он даже не замечал, что ранен.

Соколов еще раз внимательно осмотрел свои руки… Он вспомнил обстоятельства ранения… Ему казалось, что он попал в какой-то тупик, из которого не мог найти выхода.

«С одной стороны, опыты, произведенные только что, говорят о том, что кертикит обладает неограниченной сопротивляемостью. С другой — раны на руках свидетельствуют, что кертикитовые пластинки при зажиме лопнули. Надо разобраться… Это очень любопытно… и, пожалуй, не менее таинственно, чем трансформаторы Мак-Кертика…»

Резкий треск и оживленный говор, исходившие от светового пятна на стене, приковали снова его внимание к совещанию Моргана.

Мак-Кертик демонстрировал небольшую бомбу с кертикитовой оболочкой.

Кертикитовая оболочка осталось цела и после взрыва, но зато разрушающая сила морганита, которым была начинена бомба, увеличилась, по крайней мере, вчетверо против обычного.

Начальник корпуса инженеров разъяснил, что это — следствие усиленного давления, которое образовалось внутри оболочки в момент взрыва.

Совещание решило в день окончания сборки первого самолета из кертикита — 12 августа — начать бомбардировку перуанского рудника.

11 августа состоялось второе совещание при участии Мак- Кертика.

Мак-Кертик привез с собой на это совещание небольшой аппарат странного вида. Фундамент аппарата состоял из металлического полушария, на котором были расположены три алюминиевые пирамидки. Высшие точки пирамидок были соединены между собой сетью тончайших проволочек. К каждой пирамидке были прикреплены по две трубы, напоминающие собой звукоусилитель громкоговорителя.

Мак-Кертик не терял времени и немедленно приступил к объяснению сущности и назначения этого аппарата, который он назвал «энергофором».

— Я считаю наиболее целесообразным ознакомить вас, — говорил он, — с энергофором в порядке его примерной практической работы.

При этом Мак-Кертик взялся за маленький рычажок, устроенный у основания аппарата, и повернул его.

Киссовен и Соколов внимательно следили за всеми движениями Мак-Кертика.

Момент поворачивания рычажка запечатлелся на экране с поразительной четкостью.

Однако, в следующий же миг Киссовен и Соколов с недоумением повернулись к Терехову за разъяснениями.

Светлое пятно, непрерывно так безукоризненно связывавшее маленький зал Института с виллой «Сансуси», внезапно исчезло.

Терехов молчал. Он был растерян.

Взволнованный Киссовен бросился вместе с ним к передаточной аппаратуре.

Но Терехов, сохранявший относительное спокойствие, чрезвычайно встревожился, когда, после тщательной проверки, выяснилось, что аппарат находится в полной исправности.

Соколов предложил включить на пробу другую местность.

Терехов немедленно перевел регулятор на более близкое расстояние.

На стене с молниеносной быстротой вспыхнул светлый круг, и в нем изумленным взорам наблюдающих представилась знакомая картина пиренейского ландшафта.

— Аппарат работает безукоризненно! — облегченно вздохнул Терехов.

— Тем хуже для нас, — заметил Киссовен. — Передача нарушена благодаря действию энергофора…

— Увы! Это не подлежит сомнению…

Перевод регулятора на прежнее, соответствующее «Сансуси» место, не дал обычного эффекта.

Экран, как и в момент поворота рычага энергофора, зиял зловещей темнотой и обволакивал гнетущей растерянностью тревожный лет мыслей советских ученых.

— Снова неудача! — вырвался крик из уст отчаявшегося Киссовена.

Он, как никогда, в этот миг физически осязал цепкие лапы огромной, давящей ответственности за судьбу Евразии.

В голове сверлило, властно росло и вклинивалось в сознание все затемняющее беспомощное оцепенение:

«Недооценил!..»

Перед глазами Киссовена мысленно пронеслась вся его жизнь. Борьба за коммунизм… За светлое будущее человечества… Борьба, победы… а потом… беззвучная, хищная гримаса — усмешка Моргана, готовящегося потопить в крови творческую стройку…

— Неужели все напрасно?!

— Быть не может!

— Нет! Мы будем бороться! И мы победим.

Темнота угнетала. Соколов предложил включить свет.

Решили ждать.