— Выгодно-невыгодно… — раздраженно пробормотал мужчина в костюме, придирчиво разглядывая ногти на левой руке. — Вася, чего ты передо мной-то здесь? Да я бы все отдал, чтобы родиться лет на тридцать позже! И идеалы бы отдал, и чистые руки, и горячее сердце. А знаешь почему? Потому что у меня к рукам и сердцу прилагается еще и холодный ум. — Он трижды постучал себя согнутым указательным пальцем по лбу. — У вас куда больше выбора, чем было у нас.

— Простите, товарищ генерал! — выпалил Вася, вскинув голову.

— Блин… Расширял бы ты кругозор… Ты телевизор смотришь?

— Не, не смотрю, не нравится. Если только сериалы иногда. Это мой выбор, между прочим!

— Вот, значит, как? Нравится, не нравится, а смотреть надо!

— Я все в интернете читаю. А телек оглупляет.

— Странно все-таки. Молодой вроде человек… Давай-ка проведем эксперимент.

Он достал из пиджака телефон и стал тыкать пальцем в экран.

— Т-а-а-к… Вот твой интернет! «Жительница Нижнего Тагила решила вскипятить парафиновые бигуди… вода выкипела и парафин взорвался… успела вызвать “скорую”, однако скончалась до ее приезда».

— А вот еще! «В Подмосковье проходит процесс над командиром воздушно-десантного полка и его женой, работавшей бухгалтером в той же части… предприимчивая пара присваивала средства, выделяемые на ремонт парашютов… несколько смертей военнослужащих во время тренировочных прыжков».

Михаил Африканович оторвался от экрана.

— Думаешь, их ящик оглупил? И интернет, и телевизор — всего лишь зеркало. Для чего, по-твоему, нужно зеркало?

— Чтобы в него смотреться?

— Это понятно! Но зачем?

— М-м-м…

— Чтобы наши фантазии о себе не слишком расходились с реальностью! Иначе в один прекрасный день можно себя не узнать. А так — включил телевизор и сразу вспомнил, кто ты и где ты.

— Понял, товарищ генерал!

Михаил Африканович нахмурился.

— Слушай, Василий, а чего ты такой пьяный-то?

— Простите, я не обедал еще.

— Мог бы и сказать! Получается, я пришел, напоил тебя на службе. А ведь у меня к тебе дело.

— Все нормально, я соображаю, а в контору потом не пойду. Там знают, что я с вами, ничего не скажут!

— Да? — Михаил Африканович снова оглядел молодого человека и достал из пиджака флешку. — Ну ладно, только не забудь. Здесь есть фотка. На ней матрешка. Нужно, чтобы вы по ней поработали. И пожалуйста, отнесись серьезно, дело важное. Информацию будешь передавать мне лично, из рук в руки. Никакого интернета!

5

На свете немало мест, где не знают настоящей весны. Что могут о ней знать в Рио-де-Жанейро, где летом 40, а зимой 25? Или на юге Европы? Весна там — незаметная условность, повод сменить джемпер из коллекции «осень-зима» на рубашку из коллекции «весна-лето», а вовсе не последняя надежда на спасение от стужи и тьмы, как для москвичей, обитателей самой холодной европейской столицы.

Радоваться зимой в Москве особенно нечему, и горожане живут от праздника к празднику. В ноябре, когда на землю вместо солнечного света падает лишь мокрый снег, они мечтают о пушистых сугробах и Новом годе. После Нового года они празднуют Рождество. Потом в ход идут нелепицы вроде старого Нового года и дня святого Валентина. Потом поздравляют защитников отечества. Но после восьмого марта зимние праздники кончаются и наступает пора обобщений: зима перестает быть просто явлением природы и превращается в проклятье. Кажется, продержись снег и холод хотя бы до мая, и наступит согласие о причинах преследующих страну бедствий. Однако каждый раз до этого чуть-чуть не доходит — к середине апреля вдруг все меняется: теплый воздух расправляет скукожившиеся за зиму легкие, опьяняет окоченевшие мозги, и на следующие полгода обладатели загадочной русской души становятся обычными людьми. В апреле по улицам начинают не только ходить, но и гулять. Плотники сооружают веранды ресторанов, скверы заполняются парочками, дворы детьми, лавки у подъездов старухами, а бульвары — бутылками из-под пива. Некоторые продолжают работать, но и они при любой возможности бегут наружу. В общем, это лучшее время в Москве.

В один из таких дней в конце апреля Капралов не спеша дошел от своего дома до Пушкинской, свернул на Тверской бульвар и через Спиридоновку вышел на Патриаршие. В аллее на стороне Малой Бронной у него была назначена встреча, но, оказавшись на берегу и взглянув на часы, он решил обойти пруд по кругу, через Ермолаевский.

Будь это сцена из кинофильма, а не заурядная прогулка частного лица, к ней прилагался бы саундтрек, и лучше всего для этого утра подошло бы что-то едва заметное, но напряженное (еще появился бы титр «Звучит тревожная музыка»). Однако жизнь не кино, и единственным звуком, отвлекавшим Капралова от какофонии городского дня, был размеренный скрип песка под кожаными подметками его туфель. ­

Он обогнул пруд, ненадолго задержался у памятника басням Крылова и вышел на финишную прямую. В середине аллеи на одной из пустых в этот час скамеек завороженно смотрела на воду девушка. Если она его и заметила, то виду не подала.

— Доброе утро… — сказал Капралов, приблизившись. Слово «утро» он произнес немного вопросительно, отчего приветствие прозвучало так, будто он не был вполне уверен во времени суток.

Девушка повернула голову.

— Салам, Лука Романович, саломат бошед! Я видела, как ты гулять по той сторона. Сегодня хороший день!

— Привет, Шахноза! — теперь уже энергично поздоровался Капралов и сел рядом с ней на скамейку.

— Видишь эти утка и утка-мужчины вокруг? — Она снова смотрела на воду, где птицы нарезали круги, били крыльями и мотали головами. — Красивый, правда? Ты знаешь, что они сюда прилетели и будут здесь рожать птенцы? А потом их осенью будут стрелять. Дикий утка стрелять больше всего. Но они все равно останутся для зимы, и новые тоже в следующий год с юга лететь, потому что у них нет много выборы. Получается странный вещь: здесь зимой их люди кормят, чтобы они не умереть, а потом они летят за город рожать птенцы, и там по ним другие люди стреляют. Или те же самые? Но я не буду больше говорить этот печальный история, чтобы ты не думать, что я делать обобщение и пытаться провести какой-то аналогия или, как вы, писатели, это называть, аллегория! Или вы называть такая вещь метафора?

— Да-да, аллегория вполне годится! Я понимаю, ты пытаешься рассказать печальную историю своего народа.

Девушка повернула голову.

— Ты, Лука Романович, надо мной сейчас издеваться?

Капралов замахал на нее руками, словно утка скрытыми под водой лапками.

— Ну что ты! Я лишь сказал то, что думаю. И того же жду от тебя. Расскажешь, как наши дела?

— Ты иметь в виду моя конфликт с эта начальника ДЕЗа Пантелеймон Никанорович? Я очень сильно от него уставать! Его бесконечные придирки, его жадность и ксенофобия — поверьте, Лука Романович, это поистине невыносимо! Полагаю, мне следует называть вещи их собственными именами — он превращает мое существование в кромешный ад! Это утро я красить железный ограда вокруг детский площадка в красивый зеленый краска, чтобы он быть новый как весна. У нас в Таджикистане есть легенда, что весна это время, когда начинаться новая жизнь, поэтому работа мне очень нравится, и я делать ее очень качественный. Но этот Никанорович прибежал и начал кричать, что я красить поверх грязь и что надо шкурить. Но какой это иметь значение, если он не хочет надолго, а хочет, чтобы забор красить каждый год, чтобы своя манипуляция с бюджет провернуть? Полный кретин!

— Я должен с ним поговорить! — воскликнул Капралов.

— Но тогда он рассвирепеть и мучить меня по полный программа! Ты сделать только хуже!

— Шахноза, дорогая, но мы ведь это уже много раз обсуждали. Он тоже человек, ему можно объяснить.

— Конечно, ты можешь попытаться. Кто я такой, чтобы запрещать такой человек, как ты. Но горбатый могилу исправит! А он даже не горбатый! И я тебя прошу — не сегодня, я не хочу, чтобы он говорить при мне.