− Нет, Докер, пожалуйста. Не поступай так со мной. – Варвара зажмурилась, цепляясь руками за его одежду. − Хотя бы эту ночь, пожалуйста, оставь нам хотя бы эту ночь.

Он посмотрел на неё сверху вниз, затем наклонился и прикоснулся губами к её волосам. Варя привстала на носочки и жадно поцеловала его, прогнувшись в спине.

− Мой, – шептала она между поцелуями. – Только мой. Никому не отдам.

Легким движением Док подхватил её на руки и уложил на кровать. Квартиру продолжала заполнять темнота, которую они так сильно любили.

***

Я не видела Ника на протяжении нескольких недель. Докер тоже не часто баловал своим присутствием. Он периодически приходил под вечер в мою комнату, все так же засыпая на диване. Мы практически не разговаривали, занимаясь каждый своими делами. Иногда выезжали на вечеринки, демонстрировали всем нашу любовь, и в тишине возвращались домой.

За окнами уже была середина лета. Мои друзья, включая Юльку, разъехались по курортам. Потихоньку я начала привыкать к жизни в этом месте. В один из солнечных теплых дней, я все же осмелилась исследовать всю территорию дома, поэтому взяла наушники и пошла гулять по местным окрестностям. Лес придавал воздуху приятной свежести и прохлады. Я шла и наслаждалась просторами, как вдруг увидела под одним из деревьев фигуру, что смутно напоминала Никиту. Он сидел, облокотившись спиной об широкий ствол, и читал книгу. Вид у него был тот еще − лицо осунувшееся, одежда буквально висела на нем, под глазами слегка потемневшая кожа, а веки красные. Я тихо подошла, опасаясь, что помешаю ему. Увидев меня, он радостно заулыбался и поприветствовал.

− Садись, – сказал Ник, небрежно похлопав рукой на место рядом с ним, после чего я поняла, что он был слегка пьян. Я опустилась возле него, заворожённо посмотрев на вид, что простирался перед нами. Это была огромная зеленая лужайка, которая тянулась куда-то далеко за горизонт. Благодаря дереву, мы сидели прикрытые тенью, а чуть позади доносились звуки воды от протекающего небольшого ручья.

− Ты прости, это не мое дело, но что с тобой случилось? Пропал совсем.

Ник потер руками глаза и отложил книгу в сторону. Это был все тот же сборник детских сказок.

− Извини, я не хотел никого видеть. Эти дни как-то выпали из реальности. Не помню, когда в последний раз говорил с кем-то. Или ел. Или спал.

− Я чувствую свою вину, хоть и не до конца понимаю её, − тихо произнесла я и поджала под себя ноги.

− Брось, ты совершенно ни в чем не виновата. Докер рассказывал тебе что-то?

− Нет, только сказал, что тебе нужно дать время.

− Время… – Ник поднял на меня свои красные глаза. – Как же я ненавижу это слово. Оно совершенно бесполезное и не может изменить прошлого.

− Зачем менять прошлое? – в недоумении спросила я.

− Ох, моя наивная Дина, как же много ты не знаешь.

− Так расскажи. Я хочу узнать.

Он посмотрел куда-то в пустоту.

− Удачный момент, когда я даже не понимаю, настоящая ты, или просто очередная галлюцинация. – Ник устало поднял руку и провел ею перед своими глазами. Я переловила её, скрестив наши пальцы.

− Чувствуешь? Я настоящая.

Он слегка улыбнулся и глубоко вздохнул, сжимая мою руку, затем достал сигарету и прикурил её.

− Я не знаю, говорил тебе Док или нет, но мы выросли в детдоме. Сложное было время. – Он с шумом выпустил дым из легких и прикрыл глаза. − Брошенные дети жестоки друг с другом, бесконечные драки и споры, злые воспитатели. Мы никогда не знали чей-то любви или теплоты. Забавно, но с Докером я познакомился именно в драке, − слегка усмехнулся он. − Не могу вспомнить, из-за чего мы подрались, нам было около семи лет, может даже чуть меньше. Только помню, как сидели с ним на крыше одного старого сарая и пытались мокрыми тряпками оттереть с себя кровь. За драки сильно наказывали. Нам не хотелось в таком виде показываться воспитателям. Мы сидели рядом и практически не разговаривали друг с другом, только наблюдали за красивейшим огненным закатом, но именно тогда было принято решение, что будем держаться вместе. С тех пор мы дрались не друг с другом, а друг за друга. Как-то раз Докер и я, гуляя по окрестностям, нашли огромное дерево, на котором росли яблоки. Само дерево находилось на территории соседского дома, поэтому мы перелезали через забор и воровали их, после чего сидели и поедали. Я помню, как в нашу сторону подлетел футбольный мяч, и к нам подбежала рыжеволосая девчонка. Она была вся перепачкана грязью, и смотрела с таким видом, будто это мы виноваты, что её мяч улетел к нам. Увидев яблоки, она села рядом и, хитро улыбаясь, пригрозила сдать нас воспитателям. Пришлось отдать ей большую часть добычи. С тех пор мы часто её видели. Однажды она напросилась пойти с нами за яблоками. Естественно, нас словили воспитатели и наказали. А наказывали там очень интересно: детей запирали на сутки в холодном сарае, без еды и воды, и неважно, зима на улице или лето. Каким-то образом Алина тогда умудрилась сохранить одно яблоко. Она сидела на сырой земле, и вдруг протянула его нам. Мы разделили его на ровные части и довольно поедали. Именно это яблоко стало началом нашей дружбы. Втроем мы стали неразлучны. Она была сущим рыжим демонёнком. Алина встревала в драки с мальчишками, всегда настойчиво отстаивая свое мнение, а нам приходилось её защищать. Вскоре все знали, если тронуть эту рыжую, два рыцаря тут как тут придут на помощь. Порой мы с Докером даже уставали от каждодневных драк, так как она, зная, что мы на защите, могла позволять себе многое. Не сложно догадаться, что мы были постоянными гостями в том сарае, поэтому умудрялись заранее делать припасы и проносить туда старые дырявые покрывала, чтобы по ночам было не так холодно. – Он на мгновение замолчал, грустно улыбаясь воспоминаниям. – Мы с Доком были немного старше Алины. Пролетали годы, нам было уже где-то по четырнадцать, а ей около одиннадцати, когда в детском доме сменился директор. Он стал ночным кошмаром каждого ребенка. Однажды этот ублюдок забил мальчика ногами до смерти за плохое поведение. Воспитатели делали вид, что не обращают внимания, просто чтобы сохранить свои паршивые работы. Нас с Доком он тоже частенько бил. Он был тем еще садистом и наслаждался, когда слышал детский плач или крики, но Докер никогда не плакал и не жаловался. Он, сжав зубы, терпел все, что припадало на его голову, а директора это злило еще больше. Мальчишка, который при сильных побоях не издавал ни звука, стал для него личным вызовом. Видела у Дока шрам на ключице? Дело рук этого гада. Он бил его деревянной доской, из которой торчал гвоздь. Сначала ударил, вонзив гвоздь под кожу где-то на грудной клетке, подцепив, как рыбу на крючок, а потом стал волочить по двору, протянув рану до ключицы. – Я поморщилась, представляя это, и сильнее прижала к себе колени. – Но даже тогда он не издал ни звука. Вскоре подбежали воспитатели, подхватили окровавленное тело Докера и отнесли в медицинский пункт. Когда ему стало лучше и рана начала заживать, нас все так же закрывали втроем в сарае. Директор на этом не останавливался. Мы начали замечать, что Алина немного изменилась. Она всегда была энергичной, прыгала и скакала повсюду, мы её никак успокоить не могли. Этот рыжеволосый вихрь сносил все на своем пути, а тут вдруг сидит спокойно и молчит. Она все меньше разговаривала, ходила, как в воду опущенная. С каждым днем мы теряли её все больше и больше. Алина выходила во двор и не бегала, как раньше, с мальчишками гоняя мяч, а садилась на траву под дерево и смотрела куда-то в пустоту. Докер и я не понимали, что происходит и пытались постоянно подбодрить её, но она лишь упрямо молчала и не реагировала на нас. Мы частенько воровали из кухни сладости, приносили ей, чтобы порадовать, но никаких изменений не происходило. Как-то раз, воспитатели решили устроить экскурсию в одну из самых больших библиотек города, пытаясь приобщить детей к чтению. Я тогда заболел и остался в кровати, Алина просто отказалась, а вот Докер всегда любил книги, поэтому поехал с остальными. До сих пор не знаю, каким образом, но он умудрился украсть из этой библиотеки огромную книгу сказок, чтобы подарить её Алине. Она была в диком восторге и немного оживилась. После этого мы постоянно выходили во двор, садились под дерево и читали эти сказки вслух, по очереди. Я начал замечать, как копна её самых рыжих на свете волос оживала в солнечных лучах. Когда директор усиливал свои атаки, мы читали эти рассказы друг другу в качестве утешения. У нас была любимая сказка: «Земля обетованная». Трое детишек мечтали, когда вырастут, обязательно найдут место, где холмы – это спящие гиганты, где звезды по небу рассыпают волшебные существа, и где не будет никаких забот. Алина даже умудрилась ручкой на облаке дорисовать нас, представляя, что однажды мы будем доставать из волшебного мешка звезды. – Он открыл нужную страницу с картинкой и ласково провел по ней пальцами. – Как-то она пожаловалась, что плохо спит. Нам хотелось помочь ей, и мы с Доком решили, что прошмыгнем ночью к ней в комнату, прочитаем эту сказку перед сном. Дождавшись, когда уснут воспитатели, мы тихонько проскользнули в крыло с девчонками и обнаружили, что кровать Алины пустовала. На следующее утро она была ходячим мертвецом. Ни с кем не разговаривала, даже во двор не выходила. Мы пришли к ней в комнату и увидели, как этот маленький рыжий комочек скрутился под одеялом и тихо плакал. Докер и я впервые были такими растерянными. За пять лет нашей дружбы мы только пару раз видели её слезы, и это было только тогда, когда директор усиливал атаки. Тогда она подняла свои большие заплаканные глаза, взяла наши руки и потребовала пообещать, что мы никогда не пропадем из жизней друг друга, что всегда будем вместе, чтобы не случилось. Док укрыл Алину одеялом и стал читать нашу сказку, пока я гладил её волосы, пытаясь успокоить свое бешено бьющееся сердце. Мы были так напуганы и ничего не понимали. Тогда чаша терпения начала переполняться. Во дворе нам удалось словить одну из девчонок, после чего начали расспрашивать, вдруг она знает, в чем дело. Та сказала, что ей ничего не известно, вот только все в комнате удивляются, что директор часто приходит по ночам и забирает её куда-то. Мне кажется, что наши с Докером сердца в тот момент одновременно остановились. С тех пор, каждую ночь после отбоя, мы прокрадывались в коморку, что была напротив комнаты с девчонками, и охраняли Алину. Бывало такое, что там же засыпали. В одну из таких ночей нас разбудил какой-то шорох. Слегка приоткрыв дверь, мы увидели, как директор держит нашу девочку за волосы и волочит её по темному коридору. Она тихо плакала и попыталась вырваться, а он только дал ей пощечину и приказал вести себя тихо. Докер дернулся, но я перекрыл ему выход. Что мы могли сделать, двое мальчишек, против здорового мужчины? Он затащил её в свой кабинет, после чего послышались крики. Сломя головы, мы побежали в комнаты воспитателей, начали тарабанить кулаками по дверям, пытаясь разбудить всех. В коридор выглянули несколько сонных воспитателей, ругаясь и спрашивая, в чем причина переполоха. Мы стали наперебой кричать, чтобы нам помогли, что директор затащил в свой кабинет одну из девчонок. Знаешь, что нам ответили? «Не выдумывайте. Идите лучше спать». Мы видели их глаза, они даже переглянулись между собой, понимая, что происходит. Но никто ничего не сделал. Тогда мы побежали на кухню и нашли там ножи, взяли по одному и вернулись к кабинету. Когда мы ворвались… − Ник остановился, вглядываясь в пустоту. Я прижала ладонь к губам, догадываясь, что они увидели. – Он насиловал её, понимаешь? – На его глазах выступили слезы. Я судорожно вдохнула и проглотила ком в горле. – Ей было всего одиннадцать лет. Одиннадцать! Она лежала без одежды, вся в крови, пока он нависал над ней со складным ножом в руках. Как оказалось, когда ему наскучивало просто насиловать, он начинал резать её маленькое тельце. Некоторые раны были поверхностными, а некоторые слишком глубокими. Знаешь, почему этот монстр выбрал именно Алину? С её помощью он хотел сломить Докера, мальчишку, который не плакал и не падал к его ногам, умоляя не бить. Он наблюдал за нами и знал, что мы проводили много времени вместе. Он видел, насколько сильна наша связь. По его задумке, Алина должна была рассказать нам все, ведь это продолжалось на протяжении многих месяцев, а она молчала и терпела эти издевательства, скрывая от нас синяки. Возможно боялась, что мы с Докером сделаем какую-то глупость, и в итоге директор нас убьет, как того мальчика. Когда мы увидели эту картину, Док набросился на этого гада, но тот выбил нож и ударил его лицом об стол, положив свою руку на голову, выкрикивая какие-то ругательства и заставляя смотреть на Алину. В растерянности я не знал, что делать, спасать её, которая лежала практически без сознания от большой потери крови, или бросаться к другу. Я выбрал второй вариант. Этот садист как раз стоял ко мне спиной, пытаясь удержать Докера, поэтому я подобрал момент и вонзил в него нож. Он сначала покачнулся, а затем рухнул на колени. Дальше я помню все обрывками. Ярость затуманивала мозг и мы, будто звери, набросились на него, пытаясь разорвать. Хотя почему пытались? Мы разодрали его на части, но нам тогда надо было думать не о ненависти к этому существу, а об Алине. – Ник ласково провел пальцами по книге и закурил еще одну сигарету. – Возможно у нас получилось бы её спасти. После того, как мы пришли в себя, было сложно отличить, где у этого гада лицо, а где все остальное тело. Он принял свой истинный облик монстра. Мы были все в крови, где-то по комнате валялись его зубы, и, мне кажется, я помню выпавшее глазное яблоко. Мы подбежали к Алине, которая все еще была в сознании. На сколько я понял, она все видела. На ней крови было не меньше, чем на нас, вот только это была её кровь. Порезы оказались слишком глубокими. Её огненные волосы начинали тускнеть, как и самые задорные на свете глаза. Побледневшими губами, едва слышно, она прошептала нам: «Мы же будем рассыпать звезды, правда?». – Ник с шумом выпустил дым из легких и посмотрел в небо. Я не могла пошевелиться. Раны в его душе были свежими, а своим рассказом он вновь их вспаривал, не давая полностью затянуться. Мы сидели какое-то время молча. Немного собравшись с силами, он продолжил: – Слухи разнеслись очень быстро, но никто даже не разбирался, что произошло. Нам прислали нового директора, и на этом все, будто ничего не было. Докер и я, убитые горем, практически не разговаривали друг с другом. Я нарушил свое обещание, что когда-то давал Алине, будто мы останемся вместе, несмотря ни на что. Без неё жизнь казалась пустой. Мне было противно то место, где каждый уголок напоминал о ней, где постоянно слышался её звонкий смех. Я сбежал. Сбежал один, чтобы просто не сойти с ума, и стал обычным попрошайкой и ворюгой. На улице я познакомился с такими же беспризорными. Вместе мы обворовывали людей, жили в каких-то заброшенных домах и придумывали новые махинации. Спустя несколько лет из газетных новостей я узнал, что детский дом сгорел дотла. Проходило время, я уже занимался делами покрупнее, начали появляться деньги, но что-то не давало спокойно жить. Мне часто снилось, как мы втроем воровали те яблоки, как, заливаясь смехом, убегали от соседских собак, как этот маленький рыжеволосый вихрь всегда держал нас вместе, не давая рассориться друг с другом. Я постоянно вспоминал свою прошлую жизнь, поэтому решил съездить к дому. Он был обрушен, везде валялись недогоревшие доски и какие-то игрушки. Жуткое зрелище. Я решил немного пройтись, и вдруг увидел, как все под тем же деревом сидела одинокая фигура Докера. За то время, что мы не виделись, он сильно изменился. Я молча подошел и сел возле него, после чего наступили крепкие объятия после долгих лет разлуки. Мы сидели на обломках нашего прошлого, вспоминая все хорошее и плохое. Чуть позже он рассказал, как повернулась его жизнь. Док не злился на меня за то, что я сбежал. Он понимал, что вместе мы не сможем пережить это горе, что в глазах друг друга мы будем видеть отблеск нашего рыжеволосого демонёнка. Как оказалось, спустя какое-то время он сам сбежал и промышлял тем же, чем и я – кражами. До сегодняшнего дня я не знаю, как у него получилось встать на ноги, но деньги у него были, и, на то время, он уже возглавлял небольшую криминальную группировку. Через несколько лет, когда дела начали налаживаться, он тоже решил вернуться. Самое интересное, что никто из воспитателей его даже не узнал. Они предложили ему остаться на ночь в гостевой комнате, подумав, что Док пожертвует детскому дому кругленькую сумму. Сама постройка здания была трехэтажной. Именно на последнем этаже жили воспитатели. Ночью, когда все уснули, он поднялся к ним и заблокировал двери каждой комнаты. Он разбудил всех детей и вывел на улицу, где их ждали машины, которые в итоге развезли всех по другим детским домам. Он вернулся в практически пустой дом, где сверху уже начался небольшой переполох. По всей видимости, кто-то из воспитателей проснулся, услышав шум машин. Док облил стены и пол бензином. Они колотили в двери, пытаясь выбраться наружу. Ему оставалось только поднести спичку. Что можно потерять, если не осталось ничего, что было тебе дорого? Без всяких колебаний он спалил дотла всех, кто там оставался, а вместе с ними и наше прошлое. Он спокойно стоял и наблюдал, как горящие тела вываливались из окон в поисках спасения, слышал их крики. Док вернулся в это место, чтобы показать всем, кто отказал нам в помощи, чего они на самом деле стоят. После нашей встречи мы вновь воссоединились, но каждый из нас молчал о своем. Докер стал жестоким. Он истреблял на своем пути всех, кто, как он считал, не достоин жить. Дела пошли в гору, образовалась уже полноценная организация, деньги и власть стали нашими постоянными спутниками. Нам нужен был дом, но Док почему-то решил начинать новую жизнь на старом месте. Не знаю, зачем. Может напоминает себе, откуда его корни, и через что нам пришлось пройти. Он приехал к обломкам детского дома и нанял рабочих, чтобы они до конца сровняли это место с землей, после чего построил здесь контору. Дом, в котором ты сейчас живешь, это место, где мы выросли. А в наши спины упирается то же дерево, что видело целую историю. Оно наблюдало, как мы росли, и росло вместе с нами. Сколько смеха оно слышало, сколько слез видело. – Он прислонился затылком к твердой коре, на мгновение устало прикрыв глаза. – Каждый день был, как новая война. Я сгорал в дикой агонии от воспоминаний, старался не думать. Ты веришь, я все еще слышу её звонкий смех? А в каждом солнечном луче вижу её огненные волосы. Мне все кажется, что она сейчас подбежит к этому дереву, щелкнет меня радостно по лбу, обнимет своими маленькими ручками, как всегда это делала, защекочет нос торчащими во все стороны кудряшками, и командным тоном прикажет не грустить. У нас с Докером была небольшая традиция. Когда она болела, мы крепко прижимал её к себе, говоря, что если так будем делать, то половина болезни уйдет к нам, и тогда она быстро поправится. То же самое делала и она, когда болезнь настигала нас. Правда, мы тогда сильно ворчали, говоря, что, как мужчины, должны сами со всем справляться. Я знал, что Докер проходит через что-то подобное, как я. Однажды я спросил у него, что случилось с книгой. Он ответил, что вероятнее всего её уничтожил пожар. Я понимаю, он не признавался мне о её сохранности, потому что хотел, чтобы я быстрее оправился, чтобы жить нормально начал. Все эти годы я думал, что больше никогда не прочитаю эти сказки вновь. Я пытался найти такую же книгу, перерыл все библиотеки, но ничего не получалось. Это было единственное издание какого-то неизвестного автора. И вот вхожу в библиотеку Докера, и вижу, что она у тебя в руках, вместе с нашей фотографией. Кстати, будешь знать, у нас разные помещения для библиотек. У него свои книги, у меня свои. Логично было подумать, что иголку в стоге сена очень легко спрятать. Хочешь, чтобы книга осталась незамеченной? Закрой её стопками других, − хмыкнул Ник.