Я включила в подвале свет. Потом вцепилась за металлические перила и сделала первый шаг вниз. Под ногою скрипнула ступенька. Словно пропищала мышь.

Я сделала еще один шаг, щурясь от света. Холодные ступени студили босые ноги. Я приподняла подол своей длинной ночной сорочки, чтобы не запнуться об него по дороге вниз.

Растрепанные со сна каштановые пряди спадали мне на лицо. Я убрала волосы за плечи одной рукой. Рука дрожала от страха.

Я услышала, как внизу загудела, включаясь, печь. Еще одна ступенька взвизгнула под ногами. Я замерла на середине лестницы.

— Что же я делаю?

Произнесла я эти слова — или только подумала?

Зачем я посреди ночи тайком спускаюсь в подвал?

Это была не моя идея. Мне не хотелось этого делать. Меня тянуло туда… тянуло против моей воли.

Карли Бет… Карли Бет… — взывала ко мне ужасная маска. Безобразная маска — Маска Одержимости, что пыталась однажды разрушить мою жизнь… пыталась лишить меня рассудка… пыталась обратить меня во зло.

И теперь она призывала меня. Она заставляла меня спуститься по лестнице и брести вперед, босиком по холодному полу подвала.

Карли Бет… Карли Бет…

Я осознавала, что не сплю. Слишком живо ощущался страх. Я включила свет в игровой комнате. Лампа на потолке вспыхнула, осветив красные виниловые стулья и диван. Я вцепилась в край столика для пинг-понга. Я пыталась остановить себя. Пыталась удержать себя на месте.

Но притяжение маски было слишком сильно.

Я вдруг почувствовала себя ужасно маленькой и слабой — словно пылинка, засасываемая мощным пылесосом. Мои пальцы соскользнули со стола. Я заковыляла вперед, пальцы ног тонули в длинном ворсе на белом ковре.

Мои плакаты с лошадьми… красные настенные часы… старый трехколесный велосипед моего брата Ноа… дверца шкафа, оклеенная семейными фотографиями… все слилось в расплывчатой дымке, когда я, шатаясь, брела вглубь подвала.

К кладовой в дальнем его конце. К горе из картонных коробок и старой мебели, через груды детских игрушек, ветхой одежды и макулатуры. Там я похоронила маску. Глубоко-глубоко под грудами ненужного хлама, где никто, никогда не смог бы ее найти.

А теперь она звала меня… тянула меня к себе…

Карли Бет… Карли Бет…

Быть может, ее шепот звучал только у меня в голове? От звука ее голоса, взывающего ко мне по имени, ледяная дрожь — волна за волной — прокатывалась вниз по тыльной стороне моей шеи.

Я знала, чего она хочет. Я знала, зачем она разбудила меня и вытащила из спальни.

Она хотела, чтобы я откопала металлическую шкатулку, в которой похоронила ее. Чтобы я отперла шкатулку и освободила ее. Чтобы надела ее, как в прошлом году. Чтобы снова позволила ее злобе мной завладеть.

Маска Одержимости готова была вновь подчинить себе мой разум и заставить меня творить зло.

Я не могла этого допустить. Я никогда не позволю этому случиться снова.

И тем не менее, я была здесь, стояла посреди темной кладовой. Вглядывалась в груды картонных коробок и старой мебели. Я была здесь, и ничего не могла с этим поделать.

Мои ноги тряслись, когда я взяла первую картонную коробку. Вся дрожа в своей тоненькой ночной сорочке, я сняла коробку с груды вещей и поставила ее на пол. И тут же потянулась за следующей.

— Я не могу остановиться! — произнесла я сдавленным шепотом.

Мне хотелось отвернуться. Мне хотелось бежать. Вместо этого я нагнулась и вытащила из тайника металлическую шкатулку. Старую черную шкатулку с тяжелой защелкой. У меня вырвался испуганный вздох. Шкатулка была горячей!

Что же я делаю? Почему не могу остановить собственные руки?

Сердце мое упало. Издав какой-то сдавленный звук, я отперла шкатулку и приподняла крышку.

Маска, сложенная внутри шкатулки, испускала таинственное зеленое свечение. Я воззрилась на два ряда острых кривых клыков. Толстые резиновые губы изогнулись в торжествующей усмешке.

— Стой, Карли Бет! Стой! Не делай этого! — умоляла я саму себя.

Но я уже не управляла собой. Я взялась одной рукою за бугристый безволосый затылок маски и вытащила ее из шкатулки.

— О-о-о-о-ой! — простонала я. На ощупь маска была совсем как человеческая плоть.

Заостренный подбородок подергивался вверх-вниз. Резиновые губы причмокивали.

Я не могла дышать. Грудь, казалось, вот-вот взорвется.

Я выронила шкатулку и подняла безобразную маску высоко над головой. Ее глазницы расширились. Губы, похожие на жирных червей, все так же причмокивали.

Подвальный холод охватил меня. Я чувствовала, как напряглись мои мускулы. Все мое тело закостенело от страха.

Я начала опускать маску… опускать ее себе на голову…

Я чувствовала, как теплая резина коснулась волос. Я потянула ее вниз. Горячая, словно человеческая кожа, маска заскользила по моему лбу.

А потом…

— НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ! — вырвался у меня отчаянный крик.

Крик, в котором смешались воедино ярость и страх.

Звук собственного крика придал мне сил. Я дернула маску вверх и сорвала с головы.

— НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!! Тебе меня не одолеть! Я никогда не надену тебя, никогда, никогда, никогда!

Я вцепилась обеими руками в бородавчатые щеки маски. И ахнула, когда теплые резиновые губы вновь начали причмокивать.

Губы раздвинулись, обнажая клыки.

И Маска Одержимости распахнула рот в протяжном, душераздирающем ВОПЛЕ!

На следующий день мы с моей подругой Сабриной Мэйсон пришли на остановку и сели в автобус. Каждый день после уроков мы ездили на внеклассные занятия.

— Карли Бет, с тобой все в порядке? — спросила Сабрина, сбрасывая с плеч рюкзак. — Выглядишь не лучше той бяки, что выкашляла вчера моя кошка.

Я рассмеялась:

— А ты не приукрашиваешь?

Мы с Сабриной с третьего класса не разлей вода. Поэтому мы, как правило, можем говорить без обиняков, не боясь друг друга задеть.

Нам обеим по двенадцать лет. Но Сабрина выглядит как минимум на шестнадцать. Она высокая, смуглая, грациозная, и со своими длинными черными волосами и огромными черными же глазами выглядит потрясающе.

Мне же «повезло» иметь лицо как у крошки-эльфа, маленький носик пуговкой и тощее мышиное тело. На самом деле, я на месяц старше Сабрины. Но меня постоянно принимают за ее младшую сестру!

Автобус подпрыгнул на колдобине. Мы с Сабриной чуть не впечатались лбами в спинки передних сидений. Мы побросали рюкзаки на пол. Сабрина принялась завязывать волосы в хвост.

Она повернулась ко мне:

— Итак? Дай сама угадаю. Ты провела бессонную ночь в раздумьях о Гэри Стедмэне.

— Что? — Я с силой пихнула ее в плечо. — Алло-о? Земля вызывает Сабрину. Я не втрескалась в Гэри Стедмэна.

Темные глаза Сабрины заблестели:

— А что я видела в прошлую пятницу у Стива на вечеринке?

Я почувствовала, как щеки наливаются жаром. Я поняла, что ужасно краснею. Жаль, что ничего нельзя с этим поделать. Интересно, есть на свете какой-нибудь способ никогда не краснеть?

— Сабрина, не будь крысой, — сказала я. — Хочешь начистоту? Он попытался меня поцеловать, и его зубные скобки порезали мне губу.

Мы дружно расхохотались. Тут автобус опять подскочил на ухабе, да так, что я икнула.

Сабрина оправила коричневую замшевую жилетку, которую она носила поверх двух кофточек. Последнее время она сильно заморачивалась со шмотками. Я же обычно надеваю джинсы и первую подвернувшуюся под руку футболку.

— Ладно, Карли Бет, раз ты не провела бессонную ночь в грезах о Гарри Стедмэне, откуда тогда круги под глазами? Я не шучу. Ты весь день какая-то бледная и подавленная.

Я вздохнула и уставилась в забрызганное грязью окно автобуса. Тротуары были покрыты одеялом из бурых листьев, сорванных ветром. Мы проехали мимо здания библиотеки с высокими белыми колоннами. Затем — мимо цветочного магазина Ромера, у витрины которого стояла тачка, полная оранжевых и желтых цветов.