— Твою мать, — бормочет Хром, проводит рукой по рту и кладёт крем рядом с моей головой. — Ты можешь сама в ванной её… ну… я… знаю, что он скотина, но…

Дрожа, я вздыхаю и закрываю глаза, потому что их жгут новые слёзы.

— Теперь ты знаешь, почему я хотела покончить с собой. Я больше этого не вынесу.

— Ты сильнее, чем думаешь. Он укрывает меня простынёй, и я чувствую, как он разваливается на кровати позади меня. — Этой ночью ты в безопасности. Я не причиню тебе вреда, кошечка.

Чем больше проходит паралич, чем сильнее меня снова охватывает гнев. Почему он постоянно называет меня кошечкой?

— Я не какое-нибудь мутировавшее животное, которые обитают под городом, — говорю я с вызовом.

— Ты ни разу не видела кошку, да? — спрашивает Хром, заправляя мне прядь волос за ухо.

Я качаю головой. Его прикосновение убаюкивает меня. Я чувствую бесконечную усталость, потому что уже несколько недель не спала нормально. И ещё я благодарна Хрому за крем. Позднее я воспользуюсь им, а сейчас хочу просто лежать.

— Это милые, маленькие комочки шерсти, очень ласковые и своенравные. — Уж не улыбается ли он, судя по голосу? У меня в груди становится тепло.

— Вот именно, — бормочу я. — Я совсем не такая.

— Своенравная уж точно.

Не милая, совершенно очевидно.

— Я не собираюсь это обсуждать, демон. Я хочу спать. — Хром отстаёт, слава богу.

Он фыркает:

— Демон?

Я распахиваю глаза. Проклятье, это слово само вырвалось. Внезапно с меня слетает весь сон.

Я поворачиваюсь к Хрому и собираюсь извиниться, но он просто лежит рядом со мной, подложив под голову согнутую руку, и лыбится.

— Должен добавить ещё два прилагательных: наглая и дерзкая.

Я собираюсь запротестовать, но прежде, чем мои губы открываются, он целует меня. Это осторожно-выжидательный поцелуй, и он длится лишь мгновение.

Моё сердце едва не выпрыгивает из груди, я резко отстраняюсь. Почему Хром это сделал?

— Ты так похожа на них. — Когда он проводит рукой по моему лицу, я задерживаю дыхание и вцепляюсь ногтями в простыню.

На кого я похожа?

— Ну, раз ты передумала спать, можешь что-нибудь поесть, — шепчет он.

Я в полнейшем недоумении. Этот мужчина всё во мне ставит с ног на голову. Я всё ещё чувствую его прикосновения ко мне, а на губах горит его нежный поцелуй.

— Зачем мне что-нибудь есть? — шепчу я. — Как только я окажусь в своей камере, я покончу с собой.

— Ты не сделаешь этого. — Теперь его голос звучит жёстко, хотя он не повышает голоса.

— Ты не сможешь меня остановить.

Он перекатывается на спину и скрещивает руки за головой.

— Жаль, я надеялся, что ты мне поможешь.

— В чём?

— В борьбе против Блэра.

Эти слова заставляют меня прислушаться.

— Ты ненавидишь его, я ненавижу его, — что может быть очевиднее, чем наше сотрудничество?

— Ага, так вот к чему был поцелуй! — Или неубедительная попытка поцеловать. — Хочешь меня задобрить? Тогда ты воспользовался не тем способом — я ненавижу, когда мужчина ко мне прикасается. — Раньше мне это нравилось, но Блэр всё разрушил. Он разрушил меня.

Хром смотрит на меня невинным взглядом. Только сейчас я замечаю, насколько длинные и густые у него ресницы.

Я глубоко вздыхаю и натягиваю простыню поверх груди.

— И в чём будет заключаться это сотрудничество? — Могу же я просто выслушать, что он скажет.

— На следующем шоу я выберу тебя. Это доведёт его до белого каления.

То есть, он хочет меня только, чтобы утереть нос Блэру. Ну и ладно, с этим я могу жить.

— Если ты обещаешь, что действительно выберешь меня, тогда… — Я кошусь на аппетитную еду на столе. — … я что-нибудь поем и не стану себя убивать.

Хром протягивает мне руку:

— Договорились.

Со вздохом я ударяю по ней:

— Договорились. — Это безумие. Я заключила договор с Воином.