— Не на почве.

Юра опять притих на стуле серым кроликом, догадавшись, что никакой победы не было. И сразу пропал интерес к разговору.

Теперь Петельникова не так беспокоила кража автомобильного колеса, как убеждённый интерес парня к спиртному. У инспектора были в запасе десятки историй про алкоголиков. Но слова, слова… Он знал бессилье слов, бесед и нравоучений, — ребят воспитывают поступками, примером их надо воспитывать. Как там делали римляне…

— Юра, завтра вечером свободен?

— Ага.

— Я тебе покажу людей, которые начинали с рюмочки сухонького.

Леденцов проснулся. Жалюзи цедили непонятный свет — ночной ли, дневной ли… Будильник показывал два часа — ночи ли, дня ли… И он стал решать — сегодня ещё сегодня или уже завтра? Но шумная жизнь на улице убедила, что он проспал с двенадцати ночи до двух дня.

Вчерашний случай инспектор выбросил из головы, как не стоящий внимания. Видимо, разругались приятели. Клетчаторубашечный получил нокаут, очухался и потихоньку, удалился. А Наташа не пришла. Что за нравы у студенток — назначить свидание и не прийти! Впрочем, могла прийти, увидеть драку, испугаться и убежать.

Леденцов вскочил, поднял жалюзи и пошлёпал к трюмо. В нём он увидел мускулистый торс, накачанный почти ежедневными упражнениями, — вот только ноги тонковаты, надо поприседать со штангой; увидел белую кожу, которую не брало ни одно солнце, даже среднеазиатское, — рыжие сгорят, но не загорят; увидел почти красные, почти огненные волосы, которые вздыбились от подушки, — не голова, а пионерский костёр, хоть картошку пеки; увидел светлое лицо с рассыпанными веснушками, коротким прямым носом и глазами светло-коричневыми — тоже рыжими; увидел короткие трусики, модные, по белому полю зелёный горошек… Инспектор недовольно переступил с ноги на ногу, ибо тип в трюмо ему не понравился. Цветаст, как женщина. Белое, красное, зелёное… Вот капитана Петельникова на ринге приятно смотреть — загорел, сух, черноволос. Леденцов скорчил рожу и сказал тому, в трюмо:

— Худая корова ещё не газель.

Он вернулся в свою комнату и нажал кнопку магнитофона. Диско-ритм ворвался сильно и зовуще. Леденцов вздрогнул, словно его прошил озноб, постоял бездыханно, к чему-то готовясь, — и вдруг сорвался в непонятном танце, похожем сразу на гопак, вальс и бег с барьерами. Он метался, рыжея головой везде, одновременно, и казалось, что углы комнаты лижет огонь. Постепенно его танец выровнялся, слился с ритмом музыки и потёк в стиле диско почти красиво, будь Леденцов в подобающей одежде.

Музыка истощилась. Инспектор схватил гантели. Длинный час он жал их, работал с эспандером, делал упражнения по системе йогов, стоял на голове, ходил по комнате на руках… И когда его кожа стала красной, как и волосы, он тяжело вздохнул и пошёл в ванную — на руках…

Потом он ел в любимой кухне, сверяя свои действия с запиской, оставленной матерью:

Леденцов допил кофе, вымыл за собой посуду, потуже запахнул мягкий халат и пошёл к себе. И удивился — пятый час. Его выходной день безбожно иссякал. Он торопливо сел за стол и обозрел горы зарубежного детектива.

Доклад писался больше месяца. Почти всё было прочитано, изучено и выписано. Перед ним лежал план главок, в которые уместится весь собранный материал. Он ещё раз просмотрел их. «Сыщик — супермен». «Преступник — гнилозубый злодей». «Героиня — секс-бомба». «Трупы, кольты, доллары и виски». «Кого защищает супермен?»

Но чего-то не хватало, чего-то связующего и оригинального. Философской подкладки? Своего взгляда? Или сравнительного анализа? Леденцов вздохнул, открыл книгу и продолжил чтение.

Инспектор задумался, не представляя, как выглядит филиппинец в субботний вечер…

В передней зазвонил телефон. Леденцов пошёл, придерживая свободные полы халата. Звонит, разумеется, маман. Посыпал ли, посолил ли и поперчил ли…

— Я у трубки.

— Здравствуйте, Боря…

— О, Наташенька, привет, — отозвался он как ни в чём не бывало.

— Боря, как вы поживаете?

— Как филиппинец в субботний вечер, — брякнул он загадочную фразу.

— А что делаете?

— Принял ванну, выпил кофе и теперь в белом халате читаю импортный детектив.

— Боря, хотите со мной встретиться?

Голос убитый, виноватый, чуточку напряжённый. Болеет за вчерашнее. Пусть-пусть. Страдания женщину красят.

— Наташенька, конечно, хочу.

— Моя подружка собирает гостей… Идёмте? Потанцуем…

— Наташа, то-то мне петух приснился.

— Какой петух?

— Красный. Это к танцам.

— Я у неё буду раньше. Приходите прямо по адресу. Запишите.

— Пишу, — соврал он, перенявший петельниковскую привычку всё запоминать.

— Улица Юности, дом десять, квартира двадцать семь. Жду к шести. Не опаздывайте.

— Наташа, а почему голос как у отчисленной?

Но трубка уже пищала. Леденцов опустил её, раздумывая о странностях женского характера. Ещё ведь толком не знакомы, а психологические трудности уже завихряются. Как там… «Французский парень, сказавший «Ищите герлу», был чертовски прав».

До шести оставалось полтора часа. Инспектор вернулся к столу поразмышлять о субботнем филиппинце. Видимо, тот в субботу напивался и делался страшным. Это открытие навело инспектора на новую главу: «Сыщик — белый, преступник — цветной».

В шестом часу он начал собираться. Выбор одежды никогда не затруднял его — лишь задумался, когда извлёк из шкафа зелёный галстук, который смотрелся на груди крокодильчиком, подвешенным за хвост. Но зелёное шло к рыжему.

Без пяти шесть Леденцов оглядел старинный дом номер десять по улице Юности. Двадцать седьмая квартира оказалась на последнем этаже. Инспектор поправил галстук-крокодильчик, отцентрировав его за хвост, и нажал кнопку. Но звонка не расслышал. Теперь делали звонки тихие, музыкальные и вообще бесшумные. Он надавил кнопку ещё. Ни звона, ни шагов, ни музыки… Тихо.

Леденцов легонько тронул медную позеленевшую ручку. Дверь бессильно подалась, словно висела не на стальных петлях, а на тряпичных лямках. Он открыл её и шагнул внутрь неуверенно, будто сомневался в крепости пола. Тишина и запах штукатурки встретили его.

— Есть кто? — крикнул он и пошёл по коридорчику на свет, падавший, видимо, из кухни.

Сзади скрипнула дверь. Леденцов обернулся удивлённо — она ведь на тряпичных лямках. Дверь медленно закрывалась. Инспектор хотел…

Удар и звук — так стреляет на реке лёд в сильные морозы — разбились о его череп. Инспектор успел лишь подумать, что обвалился потолок, — ведь пахло штукатуркой…

И всё исчезло.

Голод напомнил о себе тоской в желудке. Петельников глянул на часы — четверть одиннадцатого. Но был ещё один подопечный. Инспектор, как врач по вызовам, не мог отказаться ни от единого визита. Этот пациент не давался, и отыскивать его приходилось по телефону. Инспектор ещё раз посмотрел на часы — удобнее было бы развалиться в кресле и названивать, но пока доберётся до дому, стукнет одиннадцать.

Петельников нащупал несколько двушек и пошёл, высматривая телефонную будку. Она приткнулась к безоконной стене древнего дома, стоявшего в белом воздухе, как заиндевевший утёс.

В записной книжке было пять номеров приятелей и знакомых того, искомого. Петельников завертел диск. И на третьем адресе вдруг повезло — за искомым куда-то пошли.

— Я у телефона, — услышал он почти дамский голос.

— Привет, — отозвался инспектор.

— С кем имею честь?

— Со мною, — буркнул Петельников, давя раздражение.