У Параши было письмо с верным адресом к г-же Л., которая жила на Васильевском острове. Чрез несколько дней по отъезде купца, Параша, вместе с своей хозяйкою отправилась, к этой госпоже. Лед на Неве был уже ненадежен и ходить по нем было запрещено. Параша, опечаленная таким препятствием, возвратилась домой, где один из знакомых купца, ее хозяина, дал ей весьма неудачный совет, подать просьбу в Сенат, и обещал отыскать грамотного человека написать такую бумагу. Успех прошения, поданого Тобольскому губернатору заставил Парашу решиться на это. Просьбу написали дурно, не по форме, не выразили ясно желания просительницы, и даже не научили как подать эту бумагу. Между тем время проходило, а ни одно рекомендательное письмо не было доставлено по назначению.

Однажды рано утром Параша с просьбою отправилась в Сенат. С робостию поднималась бедняжка по широким лестницам этого здания, спрашивала у сторожей где подают просьбы, и получая короткие и неудовлетворительные ответы, добралась до канцелярии. Тут она, первый раз в жизни, увидя множество чиновников, занятых делами, совершенно растерялась и не знала к кому обратиться с просьбою. Чрез несколько минут Параша ободрилась и показала ее проходившему с бумагами чиновнику в очках, который, или не заметил, или спешил, но не обратил на нее никакого внимания. Вслед за ним шедший сторож канцелярии спросил у Параши, что ей нужно? Она показала ему просьбу и просила подать в присутствие. Сторож, видя бедную одежду Параши, подумал, что она просит милостыни, как нищая, и сурово взглянув, сказал: «Ах матушка, здесь не место просить подаяние, ступай-ко прочь отсюда!» Бедняжка вышла из канцелярии и, не смея снова войти туда, остановилась на сенатском крыльце, решась подать просьбу первому сенатору, которого увидит, и простояла там до окончания присутствия.

Много приезжало в Сенат чиновников и важных особе, в богатых мундирах, с орденами, со звездами и даже в эполетах. Она видела, как приезжавшие выходили из экипажей, проходили мимо ее, к одним она не смела приблизиться, сама не зная почему, другие ее не замечали, но многие, считая ее за бедную, подавали что-нибудь, но на просьбу не обращали внимания и не развертывали даже, полагая что это было свидетельство о бедности, обыкновенно выдаваемое честным несчастливцам. И так, просьба и в этот день не была подана.

После трех часов пополудни, видя как все разъезжались и расходились из Сената, опечаленная Параша пошла оттуда. Она, по своей простоте думала, что сенаторы принимают просьбы сами, где бы не увидели просителей, и полагая, что видно сегодня не было ни одного сенатора, возвратившись домой, рассказала хозяйке о своей неудаче. Добрая женщина, не имея никакого понятия, как подают просьбы, не знала, что присоветывать Параше. На другой день бедная девушка опять пошла к сенатскому крыльцу и простояла там все утро, дрожа от весеннего холода и надеясь в приезжавших поселить к себе сострадание, но всякий был занят своим делом, и успех ее попытки был такой же, как и накануне. Все с кем не желала она заговорить считали ее за бедную, подавали милостыню, но не обращали внимания на просьбу и не принимали никакого участия.

Такова обыкновенно жизнь в больших городах: нищета и изобилие, счастие и горе встречаются там на каждом шагу, и найдется очень немного сострадательных сердец, как бы избранных самим Провидением, которые сближали бы два противоположные мира, не имеющие между собою ничего общего — мир бедности и мир богатства.

С неделю Параша каждый день ходила к Сенату, но без всякого успеха. Вот видит она, выходит из кареты величавый сановник, преклонных лет, в красном мундире. «Это верно сенатор!» — подумала просительница и подошла к нему с просьбою. Параша слышала уже, что сенаторы носят такие кафтаны, когда приезжают в присутствие.

Сенатор, увидя бедную девушку, вынул из кармана бумажник, взял из него пятирублевую ассигнацию положил на просьбу и пошел в присутствие. Смущенная неожиданною щедростию вельможи, Параша с признательностию приняла даяние, но удивлялась, что даже и он не обратил никакого внимания на просьбу и не прочитал ее.

В Сенате, на Страстной неделе, не бывает присутствия. Параша в это время приготовлялась к Святому причастию. С душевным благоговением приобщась Святых Таин, она успокоилась, получив как бы свыше внутреннее убеждение, что недолго будет ходить в Сенат и сказала об этом хозяйке, как о деле совершенно конченном. Эта женщина, не имея почти никакой надежды на принятие Парашиной просьбы, советовала лучше скорее разнести рекомендательные письма.

Хозяйке нашей Сибирячки случилась надобность побывать у своих знакомых в Адмиралтействе; это было в присутственный день, и она предложила Параше ехать вместе на дрожках. «Удивляюсь, — говорила дорогою купчиха, — сколько ты убила времени и трудов, а по сю пору еще не теряешь надежды? На твоем месте я оставила бы и Сенат и сенаторов, а скорее бы положила просьбу к памятнику Петра Великого», — при этих словах она указала на монумент Его. «Господь Всемогущ, — отвечала Параша, Он не оставит меня своею милостью! Сегодня я пойду последний раз в Сенат и предчувствую, что мое прошение будет принято. Да! — прибавила она, сходя с дрожек, — Господь велик, и если угодно Его Святой воле, то просьба моя, положенная даже и перед памятником Великого Государя доставит счастие моим родителям».

В то время как Параша с удивлением рассматривала величественный монумент, сопутница, показав, что наведен мост, спросила ее: «Взяла ли ты с собою письмо к г-же Л., я еще успею отвезти тебя на Васильевский остров!» Параше было очень рано идти в Сенат, и она воспользовалась предложением. Они поехали по мосту и глазам Параши открылось прелестное зрелище. В этот день погода была ясная и тихая, быстрая Нева ровно несла свои струи и как в зеркале отражала свои берега, унизанные великолепными зданиями и суда с белыми парусами и разноцветными флагами, освещенными яркими лучами утреннего солнца. По этой реке, ознаменованной победами Св. Александра Невского и деяниями Великого Петра в разных направлениях носились небольшие ялики и лодочки. Говор народа, стук экипажей и повсеместное движение, выражающее жизнь столицы, приятно изумило Парашу, напомнило ей Нижний Новгород и оживило надеждою на счастие. Какое-то предчувствие говорило ей, что она не напрасно пойдет к г-же Л… «Мне кажется, — сказала Параша своей спутнице, — что Всеблагий Господь скоро пошлет мне свою милость?»

Г-жа Л. была уже предуведомлена письмом из Екатеринбурга о Параше и, узнав, что бедная девушка давно в Петербурге, пеняла — зачем она не приходила так долго. Такой радушный прием и дружеский упрек живо напомнил Параше о Екатеринбургских благотворительницах. На вопросы г-жи Л., Параша рассказала, что ее научили подать в Сенат просьбу о помиловании отца, и как безуспешно до сих пор ходит она туда. Муж г-жи Л., прочитав бумагу, нашел что она написана не по форме и человеком неопытным. «Я скорее всех, — сказал он Параше, — мог бы помочь тебе по Сенату; один из моих близких родственников занимает там значительное место, но я откровенно скажу тебе, что мы недавно поразладили с ним; впрочем ссора наша вышла из пустяков, теперь же Святые дни и мы рады помириться; мне очень приятно, что ты Параша, будешь причиною нашего примирения!»

Странницу нашу оставили обедать, и все бывшие там гости приняли в судьбе ее живое участие. Вдруг, в ту минуту, когда садились за стол, в комнату вошел родственник, о котором говорил хозяин. «Христос Воскресе!» — воскликнул пришедший, и дружеские объятия, заменили всякое объяснение. Г. Л., пользуясь добрым расположением своего родственника, тогда же представил ему молодую Сибирячку. За столом все говорили об ее деле; все решили, что Сенат для него не был настоящею дорогою. Рассмотрение дела ее отца по всем правилам судопроизводства было бы очень продолжительно, и потому почли гораздо лучшим для Параши прибегнуть прямо к милосердию Императора, обещая со временем доставить ей для этого благоприятный случай. Одним словом, все гости советовали ей не обращаться более в Сенат. Вечером по приказанию г-жи Л., Парашу отвезли домой к купчихе.

Дорогою Параша благодарила Божий Промысел, приведший ее в дом г. Л. в минуту столь полезного для нее примирения двух родственников. Проезжая мимо Сената, она невольно вспомнила свою молитву к Небесному Отцу, о том, чтобы недолго ходить в Сенат. «Господь сделал для меня более чем я могла ожидать, — думала она, — я теперь совсем уже не пойду в Сенат. Даже самый памятник Петра Великого, оказал мне услугу; не будь тут этого монумента я, может быть, и не заметила бы, что уже наведен мост и не познакомилась бы с такими добрыми людьми, которые хотят стараться о моем отце».

Так рассуждала Параша. Всякое помышление и движение сердца ее всегда были подкреплены святою верою. Хотя новые знакомые искренно желали всевозможных успехов предприятию Параши, внушенному чувствами детской любви, но благополучие бедной девушке ниспослано было Всемогущим неожиданно, из другого источника.

Муж хозяйки, у которой жила Параша, возвратясь из Риги, удивился найдя Сибирячку все еще у себя на квартире. Он тотчас по приезде, начал отыскивать Княгиню Т., к которой у Параши, как мы сказали, было письмо. Эта дама, зная уже о прибытии в Петербург девицы Лупаловой, давно ожидала ее к себе. Купец, повидавшись с Княгинею, получил приказание привести к ней на житье Парашу. С большим сожалением оставила бедняжка дом, в котором жила два месяца; грустнее всего было ей расстаться с доброю хозяйкой, но покровительство знатной дамы так много ей обещало в будущем, что все эти выгоды пересилили и самую печаль.