Воронцов еще не знал, что они ехали по 'Дороге смерти'. Ни в ноябрьскую поездку, ни сейчас, никто ему не рассказал еще, как по этой дороге шла колонна украинских военных и расстреливала всех, кто попадался ей на пути. Сидит бабушка и торгует орехами. Очередь из пулемета или обычного 'Калаша': бабушка нелепо падает в кусты, ведро с орехами весело подпрыгивает. Стоит 'Москвич-412'. Из него выходит дед в шляпе, с силой закрывает дверь. Одно движение штурвалом и какой-то БТР, чуть сместившись из колонны направо, давит в лепешку и деда, и его советский раритет. Мелькание в окне занавесок - немедленно снаряд туда.

Сколько людей погибло в тот день - никто не считал. Некому было считать. Как не считали тех, кто на этих бандеровских БТРах и танках доехал до перекрестка с дорогой, ведшей на Луганский аэропорт. Там они встретились с группировкой, выходившей на встречу. Сколько их там было? Пять? Шесть тысяч? В течение получаса эта группировка сгорела в чистом поле, когда несколько дивизионов 'Градов' луганских ополченцев с разных направлений ударили по перекрестку. Долго потом сгребали бульдозерами останки.

Всего этого Воронцов еще не знал. Потому что не успевал узнавать.

Пока он просто ехал 'до Луганска'.

ГЛАВА ВТОРАЯ 'А степная трава пахнет горечью'

'О войне писать и сложно, и просто.

Просто, потому что вот он, конфликт - тут враги, тут наши.

Сложно, потому что так писали сотни писателей. Надо написать так, как не писал никто. А как? Развивать внутренние конфликты? Вводить пошлую любовную линию? Тогда легко свалиться в этакую михалковщину. Заслонить гигантский фронт мещанскими, пошлыми поделками, подвиг анекдотами, любовь сиськами.

Одинаковые лица, одинаковый камуфляж, одинаковые каски. Одинаковые армии, в конце концов. Что о них писать? Как умирают люди? Так это уже описано сотни тысяч раз. Необязательно увидеть серые (или белые?) мозги, чтобы написать: 'Сержант упал и в каску выплеснулись его...'. Напугать читателя? Зачем? Чтобы он, прочитав статью, сделал... Сделал что? Поехал добровольцем или сделал запас еды дома? В лучшем случае, он вспотеет, сотрет пот с лица, откроет еще бутылку пива, откроет новую вкладку в браузере. И все! Послушай, старик, зачем тебе все это нужно? Кто все это опубликует, в современном мире, когда нужно редакторам только 'Шок! Весь мир обомлел, когда узнал, что готовит на завтрак Путин!'? Путин готовит яичницу, вся Украина в шоке, потому что она на сале, да. Какой идиотизм'.

Автобус, наконец, затормозил на конечной. Луганск. Воронцов сунул блокнот в куртку. Ботинки не стал надевать, на улице плюс тридцать два. Так и пошел с сумкой на плече и в тапочках.

Первым делом зашел в кафешку.

- Два горячих шоколада и сим-карту. Нет, не МТС. 'Лугаком', пожалуйста.

Так-то почти никакой разницы. Не работает ни та, ни другая, но на 'Лугаком' хотя бы как-то можно прозвониться раз на пятый, шестой. А еще его хохлы не слушают, как считается. Хотя, конечно же, слушают. Как они могут не слушать? С другой стороны тогда, нафиг глушат? Но психику хохлов сложно принять, хотя понять можно - насрать соседу за плетень, або день не удастся. Рагули как есть. Глушат и сами себе мешают слушать. Американцы от их логики, наверное, вешаются всем Пентагоном.

А теперь можно и пожрать.

- Борща еще насыпьте, пожалуйста.

Борща насыпали. И кто может объяснить, почему жидкое на югах насыпают? Его же наливать должны, нет? Ладно там - 'кулек' вместо 'пакета'. Но насыпать борщ? Странно все это. Хотя не странней новомодной гвары. Гвары, не мовы. С полтавской мовой все ясно - нормальный певучий диалект. Шикарный. Один из самых красивых в мире. А 'хохукраинише', который подают сегодня под маркой 'настоящего украинского', пятизвездочного выдержанного, воспринимать славянину совершенно невозможно.

Какого черта им не понравился 'верКолет', зачем они его превратили сначала в 'гвынтокрыла', а потом в 'геликоптера'? Где у него крылья? А греческий тут причем? Це Европа? Тогда почему 'лифчик' и 'бюстгальтер' - вполне себе европейские существительные превратились в 'цицькопидтримувач'? Что это за калька? Зачем это? А 'кондомы' и 'презервативы' в 'нацюцюрник'? Не, оно зато понятно, почему девы с Украины шокают на Ленинградке. Потому что у их парубков - цюцюрки. Цюцюрки, твою мать. Говоришь 'цюцюрка', и сразу представляешь себе какой-то сморщенный гороховый стручок. В лучшем случае, бобовый. Этот хоть толше. В некоторых необандеровских книгах Воронцов встречал такой аналог: прутэнь. Это еще более-менее. Прутэнь, он не цюцюрка. Прутэнь, есть чем гордиться. Прямо слоган для вербовочных пунктов ВСУ.

Хотя гордится тем, что тебе досталось от родителей и природы, Воронцов считал глупым. Это ж просто удача, чем тут гордиться? Случайность. Лотерея. Гордиться надо тем, что ты достиг сам.

Верхом достижения украинской государственной филологии Воронцов считал слово 'сполохуйка'. 'Зажигалка'. С тех пор он девушек с низкой социальной ответственностью, но с легким социальным поведением иначе как сполохуйками не называл.

'Интересно' - подумал Воронцов. 'А почему водку не насыпают? Тоже нажористая?'

Наконец-то тренькнул планшет. 'Лугаком' поздравил с регистрацией. А потом еще тренькнул. Ага. 'Контакт'.

'Как ты там?' - Вот что ответить? Правду.

'Жру'.

'Че жрешь?'

'Борщ вот. Насыпали'.

'Как себя чувствуешь? Можешь не отвечать, но мы же не чужие друг другу?'

Блин. Вот почему когда рядом, так сразу чужие. А как на расстоянии - сразу родные все такие. Как там... Любимки, ага. Боже, какое отвратительное слово. А больше всего Воронцов ненавидел слово 'отношения'. Отношения... Мать твою, у тебя отношения ко всему, что тебя окружает. Хорошее отношение, плохое. Нейтральное, равнодушное то есть. Воронцов вот к борщу относится хорошо, а вот к тем лютикам - или как их? - равнодушно. Как можно говорить о человеке: ' У нас с ним отношения'? Вы дружите? Целуетесь? Занимаетесь любовью? У вас свадьба? Вы женаты десять лет?

Обеднять речь 'отношениями' - обеднять мозг. Это все равно, что лайкать чужие фотографии, не понимая в них смысла. Однажды Воронцов выложил в 'Контакт' рабочие фотографии и не успел закрыть их под замок. Использовал эту сеть как фотохостинг. Через несколько минут фотографию с пуговицами, шевронами и прочим всушным барахлом лайкнула подруга из прошлого. Помнилась она единственным - так нажралась шампанского в процессе соблазнения, что в процессе секса утрахалась так, что кончила и уснула. Воронцову осталось снять 'нацюцюрник', со зла плюнуть и уйти из ее квартиры. Территория и женщина оказались непомеченными. А тут вдруг лайкнула. Вдруг Воронцова это разозлило. И он написал ей: 'Зачем ты лайкаешь то, что не понимаешь? Если хочешь разговор завести - пиши сразу в личку'. Ага. Второй год молчит. Тоже отношение.

'Ну, вот', - подумал Воронцов. - 'Перекусил, можно и ехать'.

До Квартала Восточного можно ехать и на маршрутке прямо от автовокзала. А можно и на такси сторговаться за 150 рублей. С понаехавших москалей дерут, конечно, в два раза больше. Но Воронцов, хоть и не загорелый, шокать и гекать умел. А торговаться его научил одесский 'Привоз'. А еще с собой был военный билет Народной Милиции ЛНР.

Вообще-то, к бойцам здесь все относились положительно. Кроме таксистов. Для этих все - лишь источники дохода. Какая-то особая каста, особая нация. Как там у классиков? 'Мелкобуржуазные инстинкты'? Байку про Ярославский и Казанский знают все. А вот вятские таксисты, срубающие штуку за проезд с железнодорожного до автовокзала, не байка. Идти там ну... минут десять, не спеша. В Луганске тоже самое. И когда Воронцову залупили триста до Квартала Восточного, он просто достал телефон и сказал, что сейчас за сто двадцать доедет. Цена моментально упала до ста тридцати. Десятка, чтобы не ждать.

И вот здравствуй, отель 'Рандеву', триста рублей номер в сутки. Есть вай-фай, есть холодильник, есть горячая вода. Правда, окон нет. С окнами за шесть сотен. И с телевизором.

Но если прилетит снаряд - в подвале чуть больше шансов выжить. Всякие диванные хомячки рассчитывают эти шансы, и что делать, если большой песец пришел. А стопроцентных шансов не бывает. Чуть больше бывает, чуть меньше.