Ветер хлестал ее по лицу ее же собственными прядями волос. Ник защищал ее собой от его неистовых порывов, но волосы все равно растрепались.

Домой, Боже, как хочется домой, в свою комнату! Закрыться на ключ и никого не впускать. Не выходить до самого отъезда отсюда, из этого проклятого города. Не видеть никого. Никого!

Где же Патрик?

Кристине даже показалось, что она слышит шум подъезжающей машины.

– Отпусти, – сказала она едва слышно. Собственный голос донесся до нее словно издалека.

Шепот подействовал сильнее, чем крик и насмешки. Ник отпустил ее руки и шагнул назад, не сводя с нее пристального взгляда. Он тяжело дышал, и даже в темноте было видно, какое бледное у него лицо.

– Скажи мне, – повторил он свое условие, но для нее оно прозвучало как беспощадный приговор, не подлежащий обжалованию, смягчению и отмене.

Нет.

Почему вдруг перестало хватать воздуха? Так трудно дышать…

– Скажи.

– Уходи.

– Нет, – голос Ника был тихим и твердым, и Кристина поняла, что он не уйдет. Ни за что не уйдет просто так, и ей все-таки придется..

Она вздернула подбородок, посмотрела на него в упор и вдохнула поглубже.

– Я. Не. Люблю. Тебя! – наконец отчеканила она, собравшись с силами. – Ты не нужен мне. Это все? Или нужно добавить что-то еще, чтобы ты, наконец, избавил меня от своего присутствия?

В какой-то момент Кристина подумала, что Ник ударит ее, до того ее испугало изменившееся выражение его смертельно бледного лица. Но, постояв несколько секунд, он лишь едва заметно кивнул и пошел прочь, высокий, прямой, с гордо поднятой головой.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте за деревьями. Когда его силуэт исчез, внутри нее словно что-то оборвалось. Она почувствовала себя полностью опустошенной – ни мыслей, ни желаний не осталось.

Вот теперь уже точно все. И ничего больше не нужно терпеть, говорить или делать. Ни то, ни другое, ни третье больше не имело смысла.

Слезы потекли у Кристины по щекам, слезы облегчения, сожаления, горечи, непонимания и одиночества – все это были ее слезы, их было много, и они никак не заканчивались, холодными ручьями сбегали вниз по дрожащим губам, подбородку и капали на лиф платья.

Все.

Ник ушел. Ушел. И теперь уже точно навсегда.

И ей тоже нужно уйти.

Она сама этого хотела. Разве не так?

– С вами все в порядке, мисс? – Патрик встревоженно наблюдал за Кристиной, которая села на заднее сиденье, а не рядом с ним, бросила босоножки на пол машины и молчала, забившись в угол, за водительское кресло.

– Да, Патрик, все в порядке, – пробормотала она, слепо глядя в окно. – Я просто очень замерзла и устала. Длинный был день. Спасибо, что приехал за мной.

– Мисс, возьмите плед, там, сзади. Не дело будет, если вы заболеете прямо к отъезду. Погодка-то вон как испортилась…

Ветровое стекло подернулось рябью первых дождевых капель, и водитель включил дворники.

– Да, спасибо, – Кристина поджала окоченевшие ноги, вытянула из-за подголовника плед и закуталась в него чуть ли не с головой.

– Хорошо повеселились? – вежливо поинтересовался Патрик, выводя машину на шоссе.

– Лучше не бывает! – усмехнулась она.

Да уж, лучше не бывает. Слезы, казалось бы, иссякшие и опустошившие ее еще там, на обрыве, полились с новой силой, и это не укрылось от внимательных глаз водителя. Он подавил вздох, кашлянул и деликатно заметил:

– Вы сегодня просто красавица, мисс Кристина!

– Спасибо. Платье, и правда, чудное, – равнодушно согласилась она. – Прическу немножко жалко, мама так старалась… Скажи, они с папой спят?

– Да, конечно, ведь уже совсем поздно. Миссис и мистер Риверс ждали вас до полуночи примерно, а потом поднялись к себе.

– Неужели так поздно? – Кристина недоверчиво выглянула в окно машины. Наверное, она совсем счет времени потеряла от переживаний. – А сколько?

– Третий час ночи, – ответил Патрик, взглянув на часы. – Поздно, да. Точнее, уже рано. Новый день начинается.

– Новый день… – эхом отозвалась Кристина. – Я не буду их будить, Патрик, пройду через сад вместе с тобой. Не подъезжай к парадному, ладно?

Стараясь ступать как можно тише, так и не надев обувь, Кристина поднялась по лестнице и проскользнула в свою комнату, где стало непривычно просторно – коробки с большей частью вещей уже были унесены вниз.

Сил у нее хватило только на то, чтобы снять с себя платье, пропитанное запахом сигаретного дыма и увядшего праздника. Босоножки и сумочку она забыла в машине. Ничего, никуда не денутся, можно будет забрать завтра.

Голова раскалывалась, мысли распадались на тысячи клочков, никак не складываясь во что-то цельное и внятное.

Плевать. Плевать. Плевать.

Кристина со стоном упала на кровать, прямо поверх покрывала, и почти сразу же провалилась в тяжелый изматывающий сон.

В этот раз она тоже знала , что все происходит во сне, а не на самом деле. Но ощущения, вопреки всему, были слишком настоящими.

Вокруг зеленела та же лужайка, струился ароматами тот же май, но только злой и мрачный. Порывистый ветер остервенело терзал свинцовые тучи, мечущиеся по низко нависшему небу, и заходился протяжным воем в кронах деревьев, срывая с веток нежные лепестки и бросая их целыми горстями Кристине в лицо. Или это был снег? Нет, вряд ли. Но почему тогда так холодно от прикосновения к лицу, к губам этих розоватых шелковых лепестков?

Ник был одет все в ту же белоснежную рубашку с кружевным воротником и пышными рукавами, перехваченными на запястьях тугими манжетами. Просторный низ рубашки был заправлен за широкий пояс черных бриджей, облегающих его стройные ноги в туфлях с крупными металлическими пряжками.

Прямой и напряженный, как струна, Ник стоял наизготовку со шпагой в руке и… смотрел Кристине прямо в глаза. Это с ней он готов был драться на шпагах, и в этот раз оружие оказалось не тренировочным, а боевым.

Он молчал и пристально смотрел на нее, как будто чего-то ждал. На его поразительно красивом бледном лице, в плотно сжатых губах, упрямом подбородке читалась отчаянная и какая-то обреченная решимость.

А глаза у Ника… Глаза у него были такие, что, заглянув в них, Кристина почувствовала озноб. В их серой глубине страшно отражалась безнадежная пустота. Такие же свинцовые, как рваные беспросветные тучи на небе, такие же холодные, как этот пронизывающий ветер, его глаза смотрели на нее совершенно без всякого выражения, и от этого перехватывало дыхание. Ник никогда раньше не смотрел на нее так. Абсолютно бесстрастно, без тени каких-либо чувств, без той безмерной, нежной любви, того обожания, той заботы и ласки, которую она привыкла видеть в его взгляде.

Сейчас в его глазах не было ничего.

Остро захотелось уйти, убежать, сквозь землю провалиться, что угодно, лишь бы не стоять напротив него и не видеть этой безжизненной маски. Только краешком сознания она понимала, что деться ей некуда: это ведь сон, у него свои правила, свой, неподвластный спящему, сценарий.

Или все-таки не сон?

Она кусала губы, боясь того, что может произойти.

Ник отсалютовал, но не нападал, просто ждал ее ответных действий в стойке с оружием наизготовку. Внезапно ветер хлестнул его по глазам пепельной прядью волос, и в этот момент Кристина неожиданно для самой себя нанесла удар.

Она ударила первой!

И поединок начался.

Странное это было состояние. Такое реальное, такое осязаемое… Кристина чувствовала вкус воздуха – терпкую смесь надвигающейся грозы и яблоневого цвета. Колючие травинки касались ее голых щиколоток, блузка вздувалась и опадала на ветру. Она ощущала напряжение в запястье правой руки, которой держала шпагу, и негодовала на саму себя, ведь учили же ее на уроках фехтования, что это неправильно. Она слышала тысячу звуков, видела боковым зрением раскачивающиеся деревья, волнами стелющуюся по земле траву.

Разве так бывает во сне?