— Как думаешь, не учудят ничего эти бойцы? — Усмехнувшись в густые усы, спросил капитан старпома, и засунул в рот пустую трубку, прикусив чубук крепкими желтоватыми зубами.

— Здесь? Вряд ли. — Тоже усмехнулся старпом, садясь во вращающееся кресло. — Мне вот интересно, были девки все — же на посту, или не были? Боцман клянется, что запах духов ощущал.

— Да были, скорее всего. Себя молодым вспомни, кто из Африки шаманшу спер, и в каюте прятал, пока до дома довез? Как ты сумел такую девку околдовать, а? — Кэп от души рассмеялся, а старпом вытащил из кармана портмоне, открыл фотки и улыбнулся.

На одной из них, самой потрепанной, была молоденькая, совсем юная африканочка. Да, он тогда сумел умыкнуть ее из племени, и привезти домой. Мало того, женился, и у него с Греттой пятеро детей, три сына и две уже взрослые красавицы — дочери.

— Я тебе секрет открою. Меня боцман тогда прикрыл. И помогал.

— Да ты что? Ерофеич? Как ты его на такое сбаламутил? — Кэп покачал головой, вспоминая крепкого седого мужичину, бацмана и старшего оператора загрузки " Неугомонного". — Вы ведь тогда по лезвию прошли, карантин же был жесточайший.

— Ну, я про это не говорил, но за это я шесть лет в "нетопырях" оттарабанил. Сразу после приземления я доложился по команде, Гретту в госпиталь, в ифекционку на карантин на полгода. А меня в дисбат. — Старпом вспомнил не самые веселые времена своей жизни, когда он на крохотном дирижабле возил малые группы таких же, как сам, провинившихся, в старые города. Стоянки прямо на центральных площадях, порой атаки неупокоев, порой просто банды. Бои, гибель товарищей — и все ради любви. Ради той чернокожей красавицы, которая ждала его из рейсов на базе в глухом таежном поселке в Монтане. Ради той, кого он полюбил так, что смог решиться на такую авантюру…

— Ну вот, девушки, тут наши пути расходятся. — Я обнял Гулю, поцеловал ее в губы. Ли Мэй целовал

Витька. Потом мы махнулись девушками, и я обнял изящную китаяночку, которая заплела волосы в сложную косу. — Счастья вам, девчонки. И не бойтесь никого, тут вы среди своих. И это. — Я оглянулся на напарника, и тот вытащил из сумки две кожаные кобуры. — Вот. Возьмите. Свободные женщины не должны ходить безоружные. Это ТТ, Алмаатинского арсенала. Хорошие машинки, простые и надежные. Под люгеровскую девятку, патронов в любой лавке навалом.

— Спасибо. — Девушки скромно взяли подарки. И я понял. Что если Ли Мэй эту модель не знает, то Гуля точно с подобным пистолетом сталкивалась. По крайней мере, умело вытащила магазин, проверила патронник. — Спасибо, ребят.

Подождав, когда девушки изчезнут за проходной медицинского института, мы с Виктором потопали к пристани. Обратно через Обь, и в порт. А там отоспаться маленько перед вылетом.

А обеих целительниц захлестнула кутерьма знакомства с куратором, въезда в общагу, получения белья и прочего. И только поздним вечером, вернувшись из шумной студенческой столовой, Ли Мэй спросила у Гули:

— Сестра, а почему мы отпустили этих парней? Мы ведь могли попробовать?..

— Нет, сестра. Они помнили бы, что мы были проститутками, а мы бы всю жизь помнили бы про это. Очень сложно обрести счастье в этой ситуации. Очень. Успеем найти мужей, сестра.

— А почему ты так хотела ребенка от Василия? Ведь ты специально меня подговаривала, чтобы при малейшей возможности раскрутить на секс парня, и чтобы он оставил семя в тебе? — Китаяночка подтянула коленки к подбородку, обняла их руками, и с интересом уставилась на названную сестру. — Интересно, у тебя получилось?

— Получилось. — Улыбнулась красавица — уйгурка. — Василий очень сильный некромант, он даже не понимает своей мощи. Я ведь не просто менталистка — целительница. Я внучка великого шамана, и порой могу видеть будущее. Наш сын станет могучим батыром, сильным и красивым как отец.

— А ты откуда узнала, что уже беременна? Дух деда скзал? — Ли Мэй серьезно удивилась.

— Да нет. — Расхохоталась Гуля. — На медосмотре обрадовали, когда нас гинеколог осматривала. Она и сказала, что я беременна. И точно, тест подвердил. Так что Василий, кроме того, что подарил мне свободу, еще и подарил сына.

И девчонки счастливо засмеялись. Ведь хорошо то, что хорошо заканчивается. А этот эпизод их жизни закончился очень хорошо.

"Горнорудный" шел обходил грозу. Мощный, высоченный фронт начинался от трез тысяч и поднимался чуть ли не на пятнадцать, и шириной был около пятисот километров. Попадать в такую кашу нам совершенно не с руки, и потому мы потопали севернее, подальше от склонов азиатских хребтов, на которые оперся фронт.

Под нами проплывала древняя пустыня, кое — где перечеркнутая узбоями, и остатками старых дорог. Железнодорожные пути разобрали в массе своей, пустив рельсы на металл, а шпалы на всевозможное строительство. Разбирать железные дороги проще, чем добывать материалы в старых городах. И развалин нет, и неупокои обычно не водятся.

Но так было не везде, на месте одной узловой станции образовался целый город из собравшихся в этом новом тупике поездов. В вагонах годов тридцать жили люди, целое поколение выросло в этом богом забытом улусе Казахстана.

Они даже несколько атак новых кочевников отбили, оружием то их в свое время армейцы подогрели. И только после того, как жизнь более — менее вошла в нормальное русло, из Сарая — Вагона начал разъезжаться люд. Но все не уехали.

Вокруг были распаханы поля, неподалеку был старый карьер пусть с хреновым, но углем, позволяющим топить печки, текла небольшая речушка, снабжавшая водой. Так что в Сарай — Вагоне

До сих пор жило тысяч двадцать человек, ремонтирую и перекрашивая древние вагоны. Вот сейчас мы как раз проходили над этим городишкой, пусть слегонцухи и чокнутым со всеми свомим жителями, но веселым, трудолюбивым и шебутным.

— Боевая тревога! — Перекрывая прерывистые звонки, пор кораблю разсесся приказ вахтенного офицера. — Команде по постам!

Что за хрень? Эту мысль я додумывал, взлетая по вертикалному трапу к нашему посту.

Заскочив в пост, кивнул оглянувшемуся Витьке. Шустро нацепил парашют, шлемофон, воткнул разъем гарнитуры, шагнул к пулеметам задней полусферы, и оглянувший на Витьку, поднял большой палец.

— Ходовая — второй установке. По местам. — Лаконично доложился напарник, на данный момент являющийся старшим по посту. Несущий в этот момент вахту командует постом.

А я тем временем прокрутил спарку по секторам, одновременно вслушиваясь в небо. Да нет, тишина.

— Внимание по постам. Внизу, в Сарай — Вагоне, идут боевые действия с применением артиллерии. Забираемся под грозу, всем молиться! — Хрипловатый голос кэпа раздался в наушниках шлемофона. — И дай бог, чтобы никто по нам из зенитки не засадил, с дуру.

Корабль резко пошел наверх. К сверкающим разрядам облакам. Ну да, из двух зол выбираем меньшее. Одно — два попадания молнии в дирижабль не смертельны, опасны, да, но не смертельны. А вот одуревший зенитчик на "шилке", например — смертелен до высот в три километра.

Витька энергично замахал мне рукой, и потыкал пальцем в остекленение поста.

Распустив на всю длинну кабель шлемофона, я шагнул к его полусфере, и поглядел вниз. Из‑за края оболочки вырисовывалась нехорошая картина. Горели дома и вагоны, длинными языками пламени вырисовывались выстрелы из выкаченных на прямую наводку пушек. Что за хрень у них там творится?

Об этом я узнал, ужиная в кают — кампании. Оказалось, очередная гражданская войнушка, выросшая из пустяковой ссоры между кланами. Шекспир отдыхает со своими Монтеками и Капулетти.

А до того момента прошло немало времени, и из низ очень неприятные полчаса, которые прошли в подбрюшье грозы. Темные тучи прямо над головой, порывы ветра, с которыми с огромным трудом справлялись офицеры, маневрируя дизелями. Разряды молний, слепящие, беспощадные, проходящие. Как казалось, впритирку с корпусом. Витька. С матюками отлетевший от пулеметов, словив заряд липиздричества от прошедшей рядышком близкой молнии. Настолько близкой, что накрылась переговорная аппаратура, и коротко пыхнув, погасли лампочки. Шаровая молния, нагло усевшаяся на стволы моих пулеметов, заставив меня забыть о том, как дышать на долгие четыре минуты. Это я по часам засек. Хорошие часы, в противомагнитном корпусе.