Прошло несколько дней — опять кот мокрый... Что за история, куда ходит Котька? И в следующий раз, когда его выпустили на улицу, я решил последить за ним.

Получив свободу, Котька нырнул в подворотню, после перебежал через дорогу, спустился на луг и по тропинке, протоптанной крестьянками, ходившими за водой, мелкой рысцой потрусил прямехонько к речке. Когда я, стараясь держаться в отдалении, достиг спуска к речке, Котька был уже у воды. Избранная дорожка, видимо, была хорошо знакома ему. Куда он направлялся? Уж не на мельницу ли? Но на пути преграда — широкая полоса воды, а кошки, как известно, очень неохотно идут в воду и плавают только по принуждению, в безвыходных обстоятельствах.

Наш Котька и тут оказался оригиналом. Подобрав тело в упругий комок и тщательно прицелившись, он с берега точно рассчитанным толчком перенесся на зеленую кочку, торчавшую посреди прозрачных водяных струй, затем, качнувшись (я думал, он вот-вот потеряет равновесие и свалится, но зтого не случилось) и перебирая лапами,— как это всегда делает кошка перед прыжком,— примерился еще раз и прыгнул... в воду.

Я с возрастающим изумлением продолжал следить за ним.

Я думал, он сейчас поплывет, но этого не произошло. Котька не погрузился по шею или даже до ушей, как я ожидал. Очутившись по брюхо в воде, он в ту же секунду сделал новый прыжок, затем еще... еще... каждый раз погружаясь немного больше, немного меньше, но ни разу выше половины туловища. Река в этом месте была неглубока, а дно усеяно подводными камнями, и кот умело использовал их, точно попадая с камня на камень. На последнем камне он задержался чуточку дольше. Расстояние тут было больше; измерив его глазами, кот напружинился и богатырским прыжком перемахнул на берег. Вот он уже и на суше...

Отряхнувшись, не оглядываясь на реку,— можно было подумать, что он очень спешил, или уж настолько привычным ему было проделывать все это! — поднялся по откосу и исчез в кустах

Добычи там для него, как; на вся ой мельнице, было более чем достаточно.

Позднее, как-то встретившись с моим отцом, хмельник, не без гордости за Котьку, сообщил:

— Ваш-то кот ходит ко мне хомяков пугал. Добрый кот. Ловец. Отдайте мне его...

Разумеется, кота ему не отдали, но Котькины прогулки за речку не прекращались до самого нашего отъезда в город

Котька меняет адрес

Котька прожил у нас восемнадцать лет, до глубокой кошачьей старости. Но даже будучи в преклонном возрасте, он порой все еще показывал резвость молодого, был игрив и весел; а уж как начнет тереться да мурлыкать на всю комнату — не остановишь! Милый Котька, став старше, он сделался даже более ласков, более привязчив и трогателен. Он стал больше спать, а во сне постанывал — старость! Может, видел себя в сновидениях молодыми снова переживал все свои приключения, может, опять шел на мельницу через речку ловить хомяков, крыс, а может, уже донимали старческие болезни. Как-никак, неумолимое время брало свое. Ест, ко сохнет, заметно облинял с хвоста. И глаза уже не глядели так остро, как прежде.

Котька вошел в нашу семью как ее непременный член и друг. После Котьки все кошки у нас были только бело-пегие с тигровин- кой, все «Котьки», очень похожие на него, и иногда я даже путаюсь: кто был Котька-первый, так сказать, основатель плеяды? А кто второй, третий?.. Казалось, всегда у нас жил только один кот!

После того случая, когда Котька чуть не околел от тоски, он больше никогда не расставался с нами. Ежегодно он уезжал вместе с нами в деревню, а под конец жизни ему пришлось совершить большое путешествие — переезд из Кунгура в Свердловск. Папу перевели в Свердловск, за ним последовали мы с мамой, ну и, разумеется, никто из нас не захотел разлучиться с Котькой. Никто не забыл, как Котька обрек себя на голодную смерть, когда мы его оставили.

Итак, мы собрались и поехали.

Конечно, не обошлось без происшествий. В самый последний момент, когда уже надо было садиться на извозчика, кот вдруг пропал. Кинулись его искать туда, сюда — нет, как нет!

— Кыс, кыс! Котька, Котька!

Все тщетно.

А время уходит, до поезда остается уже меньше часа; а до вокзала не близко... Неужели уезжать без кота?!

Бабушка заявила: — нельзя ехать. Потерялась кошка — плохая примета, житье на новом месте не будет счастливым. Я уж говорил, у бабушки на Есе имелись приметы.

И тут мне словно кто-то шепнул: посмотри на сарае, помнишь, где он сидел, когда ты приехал из деревни...

И точно. Кот был там. Как тогда, он сидел, забившись в уголок под стреху, сжавшись печально в комочек.

Что он чуял? Догадывался, что мы навсегда прощаемся с нашим старым уютным домом, с садом, огородом, с нашим Кунгуром, где родились и выросли? Что впереди ждет совсем другая жизнь, жизнь в большом шумном городе? Кто знает...

Дело было в январе, стояли морозы под сорок градусов. Мама укутала кота в теплый платок и посадила в плетеную сумку, с которой ходила на базар. В крытой извозчичьей пролетке приехали на вокзал. Котька в дороге вел себя спокойно, толычо несколько раз тревожно мяукал.

В ожидании поезда на вокзале кота вынули из сумки и распеленали. Он оживился, потерся о ножку стула, походил немного по полу и забрался на колени к матери. На коленях было теплее, и, вероятно, он там чувствовал себя спокойнее.

Ехать в поезде предстояло целую ночь. Как быть с котом? Не сидеть же до утра в сумке. Мать освободила его из плена. Котька сейчас же отправился разгуливать по вагону. Тогда отец приспособил из тесемки ошейник и посадил кота на привязь. Котька притих. С несчастным видом он смотрел непонимающими глазами по сторонам. Да за что его привязали? В чем он провинился? Он же не дворовый пес, чтоб сидеть на цепи!..

Подходили пассажиры, ласкали его, угощали лакомством. Котька, казалось, не замечал ничего. Маме стало жалко беднягу, и ока сняла с него ошейник. Котька ожил, съел угощение и, мурлыча, пустился по вагону завязывать знакомства.

До поздней ночи он бродил из одного купе в другое. Пассажиры смеялись и с удовольствием принимали у себя пушистого путешественника. Однако Котька нигде не задерживался подолгу. Обследовав весь вагон, он вернулся в свое купе и до утра проспал, свернувшись калачиком, около меня на верхней полке.

Чужой город встретил морозом с ветром. Ехали на автомобиле. Котьку сильно трясло. Он вырывался, сбил с себя платок и выставил голову из сумки. Мама с трудом удерживала его в руках. На новой квартире кот сразу же сел угрюмо на полу у печи и, не двигаясь, просидел так остаток дня и весь вечер.

Утро застало его на том же месте. Он сидел не шевелясь, опустив голову и полузакрыв глаза. Мама хотела погладхтть его и ужаснулась: уши кота представляли два сплошных водяных пузыря. Котька обморозил их, когда его везли на машине.

Началось лечение. Уши осторожно смазывали вазелином. Кот вырывался, царапался; он сутками ничего не ел и не пил. Боль в ушах, наверное, была ужасная.

Кот не мог шевельнуть головой, на него было жалко смотреть, Наконец болячки начали подсыхать, покрываться корочкой.

Все были уверены, что вместе с корочкой отпадут и уши.

Ничего подобного! Уши остались на месте, только теперь они были очень тонкие, просвечивающие и совершенно без шерсти, какими, наверное, были у новорожденного котенка. Кончики их стали округлыми, с едва заметными беловатыми рубцами. Кот повеселел. Он опять принялся мыться, играть, с аппетитом уплетал все, что ни дадут. Обидно было лишь, что теперь у нашего красавца Котики такие некрасивые голые уши. Но что делать, новые уши коту не приставишь.

Бее наши сожаления были преждевременны. Прошло еще какое- то время, и на розовой кожице появился нежный пушок, вылезли волоски. Вскоре уши вновь покрылись шерстью. Не отросли только маленькие, похожие на рысьи, кисточки; кончики ушей так и остались закругленными...

Дружище Котика! И поныне в нашем доме хорошо помнят его. Всегда, когда речь заходит о кошках, я вспоминаю Котьку. А когда кто-то говорит: «Не люблю кошек»,— я думаю: разве можно их не любить? Как можно быть равнодушным к дружбе и ласке такого милого славного преданного существа..