Было ли ему страшно? Она сомневалась в этом. Казалось, отъезд дался ему с такой легкостью.

– Ты готова? – спросила Диа.

Вещи Хейвен она сложила в машину Кармина еще накануне.

Хейвен кивнула, будучи не в силах произнести ни слова. В действительности, ей казалось, что она никогда не будет к этому готова, однако она все же встала и надела пальто. Диа протянула ей ключи от машины Кармина и развернулась к лестнице. Хейвен замешкалась в библиотеке.

– Встретимся внизу. Дай мне минуту.

Остановившись в дверях спальни, Хейвен обвела взглядом комнату, чувствуя в груди щемящую боль. По ее щеке скользнула слеза.

– Прощай, – едва слышно сказала она.

Длинный коридор дома Хейвен преодолела практически вслепую, неся коробки, которые закрывали ей обзор. Отодвинув их в сторону для того, чтобы посмотреть под ноги, она наткнулась на Дию.

Хейвен послала подруге извиняющуюся улыбку, однако та не придала случившемуся никакого значения и, достав ключи, открыла дверь. Хейвен с осторожностью подхватила коробки, дабы больше ни во что не врезаться и зашла в небольшую, скромную квартиру. Она остановилась, когда Диа включила в комнате свет. Взору Хейвен предстало множество фотографий, которыми, словно обоями, были покрыты стены.

Хейвен уже доводилось бывать в этой квартире в день своего восемнадцатилетия. Она совершенно забыла о том, что Дие хотелось быть фотографом.

Осмотревшись по сторонам, она заметила на фотографиях несколько знакомых лиц, однако все они казались ей чужими – за исключением одного. Прямо перед ней – на стене возле дивана – висела давняя фотография, на которой были запечатлены они с Кармином. В коллекции Дии было много фотографий с ним – казалось, снимки создавали море ярких воспоминаний – однако это фото отличалось от остальных. Оно произвело на Хейвен сильнейшее впечатление. Фото было сделано более года назад во время Рождества, и ни один из них не знал о том, что их фотографируют. В те дни их любовь светилась новизной, она была незапятнанной и наивной. Их глаза сияли блаженным неведением, две души еще не подозревали о том, что уготовано им будущим.

Хейвен вздрогнула от резкого звука, когда Диа захлопнула входную дверь. Внезапно ей показалось, будто пронизанные воспоминаниями стены квартиры стали сужаться. Ощутив это, Хейвен выронила из рук коробки, которые приземлились на пол с глухим стуком.

Обойдя их, Хейвен прошла к дивану и молча сняла фото со стены.

– Прости, – извинилась Диа, ставя остальные коробки на пол. – Следовало напомнить… предупредить тебя.

Хейвен закрыла глаза. Предупреждение о фотографиях нисколько не помогло бы ей подготовиться к боли. Она проникла в ее душу, заразив ее ткани и просочившись в ее кости. Боль поселилась в груди, сковав ее сердце. Легкие, казалось, упорно отказывались расширяться, не позволяя сделать ей глубокий вдох. Мысли о том, что могло бы быть, угнетали ее.

– Все в порядке, – с трудом прошептала Хейвен. – Я в порядке.

Диа сказала что-то еще, но Хейвен не стала дожидаться ее ответа. Она прошла в свободную комнату и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной, прижимая к груди фотографию.

В ту ночь Хейвен так и не удалось заснуть. Новый год она встретила лежа на постели и смотря в запотевшее окно. До нее доносились звуки фейерверков, воздух полнился шумом жителей Шарлотт, отмечавших праздник, однако Хейвен не принимала в этом совершенно никакого участия.

Она практически не шевелилась.

Увидев первые лучи утреннего солнца, она бросила тщетные попытки заснуть и тихо прошла в гостиную. Стены, выкрашенные в кремовый цвет, были пусты, все фотографии с них исчезли. Теперь они купались только лишь в бледно-оранжевом свете рассвета. Вероятно, Диа убрала фотографии ночью, поскольку на стене еще оставалось несколько полосок клейкой ленты. Оторвав их, Хейвен скатала их в шарик.

– Доброе утро.

Обернувшись, Хейвен увидела позади себя Дию, которая вышла из спальни. Она была одета в оранжевую пижаму в горошек, ее волосы были собраны в пучок. Потерев глаза и зевнув, она прошла на кухню.

– Доброе утро, – тихо ответила Хейвен, вновь смотря на пустые стены. – Ты убрала все фотографии.

– Да, подумала, что будет легче, если тебе не придется на них смотреть, – сонно пробормотала Диа, открывая холодильник и доставая молоко. Налив его в стакан, она смешала молоко с шоколадным сиропом. – Хочешь есть? Думаю, у меня есть хлопья.

Хейвен покачала головой, когда Диа развернулась к ней.

– Нет, спасибо.

– Приготовь себе что-нибудь, если проголодаешься, – сказала Диа. – Сейчас у нас выбор не богат, но я куплю что-нибудь по дороге домой.

Хейвен с любопытством посмотрела на Дию.

– По дороге доме откуда?

– Из колледжа, – ответила Диа, делая глоток из стакана. – Сегодня мне нужно пройти регистрацию и купить учебники.

– О.

– Я бы осталась с тобой, но, в действительности, я уже пропустила регистрацию, поэтому у меня осталась последняя возможность, – продолжила она. – Но, если тебе не хочется оставаться одной, то я могу…

– Все в порядке, – сказала Хейвен, перебив Дию. Ей не хотелось становиться обузой. – Сегодня у меня точно найдутся дела. Нужно будет распаковать вещи и… все в таком духе.

Хейвен заставила себя улыбнуться, однако это, казалось, нисколько не убедило Дию.

– Мы обязательно найдем занятие, когда я вернусь. Может, закажем пиццу и посмотрим какой-нибудь фильм? Будет весело. Можем просто поболтать.

– Да, конечно, – согласилась Хейвен. – Отличный вариант.

Широко улыбнувшись, Диа приобняла Хейвен, после чего начала собираться в колледж. Хейвен осталась в гостиной, бесцельно перекатывая в ладони липкий шарик из клейкой ленты. Как только Диа ушла, Хейвен вернулась в спальню и закрыла дверь, оставив коробки с вещами в гостиной.

В тот вечер не было никакой пиццы. Никакого фильма. Никаких разговоров. Никакого сна.

Дни проходили для Хейвен словно в тумане, бессонница и усталость еще больше вгоняли ее в депрессию. Ночи казались ей настоящей пыткой, однако и дни, проведенные в ступоре, были ничем не лучше. Хейвен казалось, что она тонет, медленно исчезает, несмотря на отчаянные попытки удержаться на поверхности и надежды вновь вернуться к полной жизни.

Боль была хорошо знакома Хейвен. Она всегда умела ее терпеть, держа голову высоко поднятой даже тогда, когда она сталкивалась с невообразимыми муками, однако то чувство, которое завладело ею теперь, было другим. Парализующего, удушающего страха было достаточно для того, чтобы сломить ее. Ей и раньше не раз доводилось испытывать страх, однако это был первый раз, когда она чувствовала себя по-настоящему потерянной. Раньше вся ее жизнь состояла из приказов и распоряжений, у нее была задача, цель, смысл. Теперь же всего этого не было. Ее будущее было пусто. Чистый лист. Ей было не от куда бежать. Ее никто не искал.

Она была свободна.

Свобода ужасала ее.

* * *

Заведение «Luna Rossa», частично скрытое рядами деревьев, находилось неподалеку от шоссе. Кирпичное здание, отличавшееся изысканным стилем, несмотря на свои большие размеры, органично вписывалось в пейзаж тихого района в южной части Чикаго. На простой деревянной вывеске, располагавшейся над дверью, темно-красными наклонными буквами было написано название заведения, о характере которого свидетельствовало одно лишь только слово, написанное ниже золотыми буквами – лаунж. На здании не было ни ярких огней, ни неоновых вывесок, которые могли бы привлечь посетителей.

Несмотря на то, что лаунж «Luna Rossa» на первый взгляд казался местом гостеприимным и даже старомодным, предназначен он был для определенной категории людей. Черные седаны, выстроившиеся рядами на парковке, свидетельствовали о том, что посетить это место можно было только по приглашению.

Кармину всегда казалось странным то, что его дядя владел частным клубом, однако теперь, когда он впервые оказался перед его дверями, все встало на свои места. Лаунж казался неброским и сдержанным – как и сам Коррадо.